Алексей Сахнин - Опыт Октября 1917 года. Как делают революцию
Возникновение нелегального партийного органа по подготовке и руководству восстанием вне ЦК, фактически состоялось. Рост поддержки ленинской тактики среди петроградского партийного актива проявился 5 октября на закрытом собрании ПК по предложению Глеба Бокия было зачитано письмо Ленина в ЦК, ПК и МК от 1 октября. В процессе обсуждения выяснилось, однако, что письмо Ленина «было прочтено некоторым членам ЦК, но не полному составу», тогда как пекисты (и, впоследствии, москвичи) ознакомились с ним, наоборот, в полном составе. В этом тексте Ленин в очередной раз аргументирует необходимость организации вооруженного восстания и критикует актуальную линию ЦК. «Ждать – пишет он – преступление перед революцией». Большинство собравшихся поддержали тезисы Ленина в целом.
Особенно убедительным показался многим аргумент о том, что выжидательная тактика большевиков приведет к нарастанию апатии, равнодушия и разочарования. А это грозит тем, что доведенный до отчаяния народ «перешагнет» через партию. Например, Молотов отметил опасность тактики ожидания, благодаря которой «массы могут перейти в анархию». Только двое – Володарский и Лашевич – выступали против «стратегического плана, предложенного т. Лениным». Володарский считал, что большевики не сумеют решить стоящих перед страной задач: победить разруху и заключить мир. Правда Володарский был согласен с идеей выйти из Предпарламента (по его словам он боролся против участия в этом учреждении с самого начала). Лашевич соглашался с ним и предлагал товарищам разделить ответственность за переход власти к Советам с приближающимся съездом, в котором партия найдет аппарат управления государством. Однако противники тактики восстания остались в ПК в меньшинстве.
С другой стороны, большинство из тех, кто выступил за восстание, несколько расширенно трактовали ленинские предложения. Например, Смилга, прямо заявивший что «я лично – сторонник Ленина», при этом постарался сгладить противоречие между Ильичем и Володарским: «тов. Володарский не понял Ленина. Ленин не говорит о завтрашнем захвате власти, он просто хочет сказать: довольно политики, надо перейти на рельсы стратегии. К моменту съезда мы должны приготовиться, принимая за основу вопрос о вооруженном восстании».
В ходе дискуссий в ПК отрабатывалась новая тактическая концепция. Ее контуры оставались очень неопределенными, сочетая установку на восстание и свержение Керенского с верой в съезд Советов, который должен взять власть. Однако свержение правительства все-таки становилось тактическим приоритетом (при всей неопределенности в понимании «техники» этого свержения).
Похожим образом ситуация развивалась и в Москве. Областное бюро уже с конца сентября вело пропаганду идеи восстания (отказываясь, правда, от предложенной Лениным чести «начать с Москвы»). Однако городской комитет долго колебался. Только 7 октября на собрании партийных работников была принята резолюция, требовавшая от партийного центра «немедленно начать борьбу за власть».
Победа (пусть неоднозначная) ленинской точки зрения в партийных организациях обеих столиц на фоне растерянности ЦК лишала последний всякой почвы под ногами, ставила под вопрос влияние партийного центра на рабочие и солдатские массы, гораздо теснее связанные с местным партийным активом.
В этот момент давление на Центральный комитет стало проявляться открыто. 3 октября главным вопросом повестки дня ЦК был доклад Ломова о положении дел в Москове и губерниях Центральной России, из которого выяснилось, что «в области настроение крайне напряженное… Выдвигается массами требование о каких-либо конкретных мероприятиях. Всюду занимаем выжидательное положение». Очевидно, речь шла о резолюции и секретном постановлении, которые были приняты на пленуме Московского областного бюро 29 сентября. Прошло четыре дня и московские товарищи, наконец, предъявляли цекистам свой ультиматум: выйти из предпарламента и «взять ясную и определенную линию на восстание».
После доклада Ломова, ЦК принимает решение «предложить Ильичу перебраться в Питер, чтобы была возможной постоянная и тесная связь». Еще несколько дней назад ЦК воспрещал Ленину въезжать в столицу, опасаясь, как за его личную безопасность, так и за последствия его горячей агитации. Теперь Ильича приглашают.
Возможно также, что некоторым членам ЦК уже было известно о том, что Ленин самовольно вернулся в Петроград. В одном из сборников воспоминаний о Ленине приводится рассказ Шотмана, относящийся к первым числам октября, повествующий о том, как он случайно узнал о том, что Ленин уже в столице. Первое что сделал Шотман, «пошел в ЦК и рассказал покойному Я. М. Свердлову об этой «неприятной» истории. После продолжительной с ним беседы решили: «так оставить»». Есть и другие данные, подтверждающие эту версию. На совещании историков в 1962 году М. Е. Фофанова рассказывала: «постановление ЦК от 3 октября – вынужденное постановление, связанное с необходимостью легализации Ленина», который уже «самовольно» вернулся в столицу вопреки запрету ЦК. Примерно о том же говорила и Е. Д. Стасова: «смысл решения 3 октября состоял в том, чтобы отменить прежнее, запрещавшее Ленину возвращение, … кроме Я. М. Свердлова, никто из восьми человек, присутствовавших на заседании 3 октября, не знал, что Ленин уже в Петрограде»
Итак, в условиях, когда внутрипартийная борьба вокруг вопроса о вооруженном восстании обострилась до предела, ЦК признал необходимость «постоянной и тесной связи» с Лениным, которого до того момента держали в изоляции. Теперь блокада была официально снята. А это открывало возможность «открытия переговоров» между Лениным и наиболее «левыми» цекистами.
Примерно в то же время, видимо, некоторым членам ЦК становится известно и о «самодеятельности» петроградских большевиков, создающих сеть подпольных органов восстания без ведома Центрального комитета. Опасность полного распада партийной «вертикали», и утраты контроля над партийным организмом становилась все очевиднее. Нужно было договариваться.
Владлен Логинов нашел в Российской государственном архиве социально-политической истории мемуары Эйно Рахья, в которых рассказывается о встрече Ленина со Сталиным 4 октября 1917 г. Это подтверждает, что и Ленин и некоторые члены ЦК искали возможность компромиссного выхода из конфликта. Самой беседы Рахья, конечно, не слышал, но по внешнему виду собеседников заключил, что «они договорились». Предмет этой договоренности можно, вслед за Логиновым, реконструировать по тем предложениям, которые Сталин на следующий день внес на заседании ЦК: 1. выход из Предпарламента; 2. созыв партийного совещания из членов ЦК, а также петроградских и московских большевиков; 3. перенос на «короткий срок» съезда партии для более тщательной его подготовки. По всей видимости, в обмен на это Ленин обязался снять свое заявление о выходе из ЦК и прекратить «антипартийную» деятельность, т. е. борьбу с Центральным комитетом и «агитацию в низах» за немедленное восстание.
В начале октября происходит еще одно событие, которое сказывается, в том числе, и на внутрипартийной дискуссии в РСДРП(б). Начинается новое немецкое наступление на дальних подступах к Петрограду – Моонзундская операция. Балтийские моряки продемонстрировали высокий боевой дух и стойкость, но вынуждены были отступить перед превосходящими силами неприятеля, оставив ему острова Эзель, Моон и Даго. Воображение русской публики потрясло принесенное газетами известие о том, что английская эскадра, находившаяся в непосредственной близости от района боев, не сдвинулась с места, и не предприняла ничего, чтобы помочь союзнику в критический момент.
В разгар немецкого наступления на Моонзундском архипелаге Временное правительство приняло решение о переезде в Москву и об эвакуации центральных государственных ведомств (Советы в их число не входили) и стратегических предприятий. Это предсказуемо вызвало скандал, а новая кампания по «выводу ненадежных полков» вызвала ненависть со стороны солдат гарнизона.
Многие большевики (и не только они) воспринимали планы эвакуации правительства, как верный признак того, что правящие круги решили сдать врагу революционную столицу. Эти подозрения были не лишены оснований. Правая пресса откровенно обсуждала в те дни возможность сдачи Петрограда врагу во имя быстрого «оздоровления» ситуации в тылу и на фронте. Самое откровенное признание прозвучало в интервью газете «Утро России» М. В. Родзянко: «Петроград находится в опасности… Я думаю, бог с ним, с Петроградом… Опасаются, что в Петрограде погибнут центральные учреждения… Очень рад буду, если все эти учреждения погибнут, потому что, кроме зла, России они ничего не принесли». Хотя сегодня известно, что у Временного правительства не было плана сдачи столицы, подобные планы обсуждались в самых влиятельных кругах.
