Александр Сладков - Обратная сторона войны
– Тов-арищ май-ор…
– Ты что, Цибулин!
– Я автомат потерял…
Куцубей прижимал его к груди и гладил по голове.
– Ерунда, Цибулин. Успокойся, Цибулин. Мы найдем его, твой автомат.
Потом на руках у Куцубея умер зам по вооружению старший лейтенант Сурков. Бой шел пятнадцать часов. Но Куцубей хитрый. Он взял да и запустил по кромке хребта, на котором сидели боевики, одну из рот. И духи оказались между двух огней. Быстро с ними справились. А наутро боевики приехали извиняться.
– Мы не на вас засаду делали.
– А какая разница?
– Других хотели стрелять.
– А у вас какие потери?
– Сто восемнадцать убитыми.
– У нас двадцать пять. Это что ж получается, в засаду попали мы, а ваших набили в шесть раз больше?
Духи смутились.
– Получается.
Через две недели в засаду попал 245-й Мулинский пехотный полк.
Семьдесят три солдата и офицера погибли. Шесть БМП сожгли, один танк и одиннадцать автомобилей. Но это уже в соседнем, Аргунском, ущелье. Куцубей тем временем уже разблокировал 506-й полк. А мы засобирались домой, в Ханкалу. Уже неделю на высоте 991 стоял плотный туман. Я уговаривал Шаманова отпустить меня с Куцубеем.
– Да я сяду с ним в колонну и доберусь. А здесь еще неделю проторчу, пока погода для вертолетов появится.
– Нет. Жди авиацию.
И, о чудо, небеса расступились, в солнечную дырку к нам тут же клюнули вертолеты и унесли нас на Ханкалу. А Куцубей по пути назад только за первые двадцать пять километров снял пять фугасов. Опасное это дело – путешествовать по чеченским горам.
После первой войны Куцубей жил холостяком, жена от него ушла. Стал встречаться в Ульяновске с другой женщиной, Ольгой. Через год пошел свататься. Увидел портрет. С него смотрел первый муж Ольги. Старший лейтенант Сурков, тот самый, что умер в Биное у Куцубея на руках. Слава так и говорил его сыну, маленькому Пашке: у тебя два папы, один на кладбище, а второй я. Потом авария, Пашка погиб, семья распалась. В общем, в реальной жизни не все истории бывают со счастливым концом.
Простой вопрос
Война затягивалась. Вроде взяли Грозный, освободили Аргун, Гудермес, горы прошли насквозь, а победы все нет и нет. В России начали волноваться, дома-то ждут сыновей, отцов, братьев.
– Так, ребята, собирайтесь! Едем снимать вывод войск!
Вот те на. Подрывы, засады продолжаются, а войска выводят. Едем под Ачхой-Мартан, в лагерь «Шток», откуда начинали наступление на Бамут в апреле девяносто пятого. С нами десятка два приезжих журналистов. Их специально на вывод привезли. А на «Штоке» праздник. Транспаранты, оркестр, парад. Люди чистенькие, с оружием. Техника выстроена, в общем, все, как положено. Митинг небольшой, и…
– По машинам!!!!
Колонна, пыля, порулила в Россию. Журналистов покормили и проводили на вертолет, во Владикавказ. А мы, местные, группировочные, остались ждать попутной лошади на Ханкалу. И тут – пожалуйте, снова пыль на дороге. Та самая бронеколонна. Не доехала до России, развернулась и обратно в парк. Люди спрыгнули на землю и разбрелись по своим палаткам. Кино, да и только. А генерал подмигнул лукаво:
– Да какой уж там вывод, и так людей не хватает.
А через неделю мы вообще на праздник попали. Настоящий вывод войск.
Его объявили по всей России. Из Бороздиновской уходил гарнизон. Нам сказали: будет большой праздник. И не обманули. Мы прилетели как раз к началу. Представьте: высокая трибуна, на ней плакат «Вы выполнили свой долг». На трибуне министр внутренних дел России Куликов, начальник Генштаба России Квашнин, Секретарь Совбеза России Батурин и более мелкие лица. Вертолеты кружат, выстроен спецназ внутренних войск в краповых беретах, сводный оркестр из нескольких гарнизонов. Итак. Начали. Перед трибуной проходит БРДМ с оторванным колесом, с прицепленной к ней походной кухней, и человек десять ментов хромают в серой форме. Все. Мы, естественно, снимаем и, по прибытии на Ханкалу, перегоняем. Через пять минут меня требуют на связь.
– Але! Это ведущий «Вестей» Александр Гурнов!
– Здражела.
– Что это за сюжет вы прислали?! Про вывод?!
– Снимали вот…
– Это же праздник! Это ликование! А вы сделали как-то тускло!
Ну, не буду же я объяснять, что три калеки передвинулись из станицы Бороздиновской в станицу Каргалинскую на километр и выдали это за вывод войск.
– А что за стендап вы сделали?
– С места событий…
– Нужно переделать на фоне реки. У меня задумка. Мол, все течет, все изменяется…
Я вышел из кунга. Вадик и Кук ждали известий.
– Москва говорит, все течет. Надо у реки корреспондента в кадре записать.
– А ты им не сказал, что из Ханкалы после 18:00 лучше не выезжать, голову отрежут?
– Ты думаешь, им это интересно?
До ближайшей реки Аргун ехать минут сорок. Этот вариант был исключен. Даже если бы мы решились, никто из водителей нам бы компанию не составил. Начали искать выход из положения. Москва есть Москва, не поспоришь. И нашли. У нас на Ханкале была огромная выгребная яма, куда стекались нечистоты всей группировки. Вадик встал на свой волшебный табурет, я в кадре присел на корточки. Два солдата-гребца со снегоуборочными фанерными лопатами гнали волну. Мне осталось только продекламировать: «Это река времени… Ее течение вечно, а история, которая происходит на ее берегах…» Короче, отстрелялись на пять баллов. Москве понравилось.
А тут еще напасть. Убили Дудаева. Вроде как выехал за село поболтать по спутниковому телефону, а ракета – бац, и все. Лидера завернули в одеяло и похоронили. А во всех домах населенного пункта Гехи-Чу, где он скрывался, устроили тезет, поминальный ритуал. Открыли все ворота, мол, кто хочет высказать соболезнование, пусть заходит. А у нас на Ханкале раздался звонок. Главный редактор «Вестей» Михаил Пономарев звал меня к телефону.
– Так, Сладков, срочно возьми интервью у артиллериста.
– У которого?
– У того, что убил Дудаева. Позадавай вопросики, мол, что там и где.
Руководитель явно был не в себе. Обычно от таких «вопросиков» шарахаются все, даже непричастные, а стоявшие «на шухере» прячутся навсегда. Потому что кровную месть на Кавказе никто не отменял – закрепят за тобой образ киллера и будут искать всех родственников до пятого колена. Но как это все объяснять Москве?
– У меня тут очередь.
– Кто такие?
– Артиллеристы. Рвутся дать интервью, кричат: «Дайте я признаюсь, пусть перережут горло жене и детям!»
– Сладков, ты не ерничай. Лучше пойди и узнай, кто убил Дудаева.
Я выполнил эту задачу буквально. Отправился на ЦБУ, в Центр боевого управления, заходил во все кабинеты и, приняв по-убогому стойку «смирно», обращался голосом Швейка: к армейским разведчикам, к гэрэушникам, к фээсбэшникам, в оперативный отдел, даже в отдел по розыску пропавших военнослужащих. Я задавал простой вопрос:
– Вы не знаете, кто убил Дудаева?
В ответ кто пожимал плечами, кто пальцем крутил у виска.
Я зашел к командующему Объединенной группировкой генералу Тихомирову, по прозвищу «Тихий мир». Он даже из-за стола встал.
– Сладков! Это бандитские разборки! Я в них не лезу, и ты в них не лезь.
Этим же вечером сюжет о гибели Джохара Дудаева вышел в прямой эфир. Затем был телемост. Московские ведущие «Вестей» напирали:
– Кто уничтожил президента Чечни?
Я стоял и отчитывался за всю Россию:
– Этого не знает никто. Ни разведчики, ни чекисты. Даже командующий не в курсе.
На следующий день, часов в шесть утра, я торчал у ЦБУ. Ждал выезда на съемку. Из калитки вышел командующий, генерал Тихомиров. Он сделал вид, что меня не узнал. Походил, покурил, потом подошел вплотную ко мне, приставил свое лицо к моему и выдавил:
– Зато ты все знаешь!
И ушел. Иногда я думаю, что у нас здесь два противника: боевики и кто-нибудь из редакции. И неизвестно, кто опаснее.
Во всем виноват дед с орехами
Тут у нас на ЦБУ чуть не случилась стрельба. Полковник Канчуков, начальник разведки группировки, бегал по штабу с пистолетом, искал Алимичева, корреспондента газеты «Защитник России». Тот опубликовал его фотографию да еще фамилию подписал. Нехорошо получилось. Канчуков поймал Алимичева у кабинета Шаманова. И приготовился убивать. Шум, визг, выскочил сам генерал.
– Что за бедлам?!
Разведчик спрятал пистолет в кобуру и ушел. Остался только вжавшийся в стену Алимичев.
– Ты кто?
– «Защитник России».
– Иди.
Шаманов поглядел вслед ему вслед и тихо произнес:
– Странно. А я тогда кто…
А вечером мы пошли в баню. Попарились. В комнате отдыха Шаманов вдруг внимательно посмотрел на меня:
– А что, Саня, закатаем Бамут?
– Закатаем…
– Ну, тогда через два часа выезд.
Бамут – единственное село в Чечне, не подконтрольное федеральным силам. Вся закавыка в том, что оно примыкает к Ингушетии. А там президент Руслан Аушев, который войска к себе не пускает. Хоть ты тресни. Как уж он эти вопросы решает в Кремле, не известно, армии в Ингушетии нет. А боевики – пожалуйста. Ходят туда, как к себе домой. Для них административная граница прозрачная, для военных – стеклянная. Вот и все. Поэтому, сколько ни старались Бамут взять – крови было много, результата нет.
