Анатолий Терещенко - «Оборотни» из военной разведки
Через несколько дней ведущие информационные агентства мира — Рейтер, Ассошиэйтед Пресс и другие — передали сообщение, что советский военный разведчик полковник Бохан попросил политическое убежище в США. Американские власти положительно отреагировали на просьбу офицера ГРУ. Через сутки после обращения якобы в американское посольство в Афинах его вывезли на военно-транспортном самолете из Греции на одну из военных баз в Западной Германии, а затем спешно доставили в Штаты.
В Афины из Москвы вылетела комиссия ГРУ, которой удалось пролить свет на факт исчезновения полковника-дипломата. Правда, эту информацию надо было ещё тщательно просеять оперативникам военной контрразведки, отделив истину от лжи. Начальник одного из управлений ГРУ ознакомил чекистов со справкой, подготовленной вернувшейся из греческой столицы комиссией. В секретной тетради Стороженко появилась выписка из справки: «…Бохан за период командировки с 1983 по 1985 гг. жил явно не по средствам… Перечень его связей и их характер позволяет сделать однозначный вывод, что он мог попасть в поле зрения спецслужб противника…»
Далее шло перечисление признаков, под которые подпадал беглец, как агент ЦРУ, испугавшийся разоблачения. Дополнительная проработка материалов показала, что страсть к нумизматике уже не ограничивалась желанием иметь приличную коллекцию, а втянула его в крутой бизнес. Свершилось перерождение офицера в дельца. По характеру он был трусоват, хотя перед женой стремился продемонстрировать сталь в голосе, а перед сослуживцами натуру трудоголика.
Накопительство, стремление больше взять, чем кому-то отдать, постепенно сформировали в нем эгоиста, давно не считавшегося с чужим мнением, даже если оно претендовало на истину. В армейском единоначалии виделось ему посягательство на личность. Увлекшись бытоустройством, он отодвинул на задний план вопросы трудной и ответственной работы. Заграничную командировку считал за главный источник наживы.
В последние месяцы Бохан чего-то боялся. Пытался наладить хорошие отношения с офицером безопасности посольства. Он страшился выезда в СССР.
Прибывший из Афин полковник Николаев в беседе со Стороженко и Пашкиным поделился личными наблюдениями:
— Анализ всего того, что я там прочел, услышал и увидел, позволяет сделать вывод: он сбежал, будучи завербованным. Бохан рогами упирался, чтобы только не ехать на совещание в Москву. Я думаю, он боялся вашего колпака, боялся быть арестованным на Родине. Его дважды вызывали в Центр. В первый раз он сослался на болезнь, а второй раз — «опоздал» на самолет…
Через несколько дней на стол Стороженко легла справка о принадлежности американского «нумизмата» к ЦРУ. Он являлся разведчиком — вербовщиком, специализирующимся по разработке советских граждан. Его деятельность такого плана фиксировалась нашей внешней контрразведкой в Заире и Сомали.
Посольство СССР в Вашингтоне. Консульский отдел делал всё возможное и невозможное, чтобы власти разрешили встречу с Боханом как гражданином Советского Союза. В прошлом отмечались случаи насильственного захвата наших сотрудников с последующим объявлением в прессе о добровольном их переходе на сторону противника с одновременно активным процессом перевербовки.
По заявлению представителей США, русский якобы отказывается от встречи с советскими дипломатами. Однако через несколько месяцев в результате решительного воздействия советской стороны на правительственные структуры США, они, стремясь избежать общественного резонанса в связи с подозрениями о насильственном удержании гражданина СССР, наконец представили возможность встретиться с перебежчиком…
Прибыл Бохан на встречу с соотечественниками в сопровождении двух дюжих штатских. Они внимательно слушали. Полковник открыто заявил об отказе возвращаться на Родину, отметив, что попросил политическое убежище в США добровольно на основании продуманных шагов. После этих коротких фраз он быстро удалился, отказавшись, таким образом, отвечать на приготовленные советскими дипломатами вопросы…
А через несколько месяцев начала «сыпаться» закордонная агентура ГРУ, которую знал перебежчик по документам или работал с нею. Стало предельно ясно, что Бохан сдает святая святых разведки — своих помощников, зарабатывая доверие новых хозяев.
Приехавший из Греции офицер ГРУ полковник Багров поведал Стороженко, что сразу же после побега предателя во вражеский стан в Греции поднялась такая волна шпиономании и антисоветского психоза, что в одночасье была парализована работа всех служб посольства. В каждом россиянине видели «глаза и уши» Москвы. «Вот уж истинно справедливы слова, — подумалось Николаю, — о том, что дурные последствия преступлений живут гораздо дольше, чем сами преступления, и призраки убитых, а в данном случае преданных, всегда следуют по пятам за злодеем».
Последовавшие затем почти поголовные аресты подозреваемых, задержание и изучение связей наших даже «чистых» дипломатов как раз и свидетельствовали о наступлении тех тяжелейших последствий предательств, о которых подозревали оперативники…
Рабочий день на Лубянке заканчивался. В настенных электронных часах что-то щелкнуло. Стороженко бросил взгляд на белый циферблат серого квадрата часов: было десять часов вечера.
— Ну ладно. Пора и меру знать. Домашние, небось, заждались. Пока доеду — будет как раз двадцать три. А завтра в шесть надо встать.
Он собрал документы и положил их на верхнюю полку сейфа. Там у него лежали самые важные и срочные материалы, требующие продолжения работы с ними на следующий день. Как-никак в разведке с перебежчиком такого высокого ранга — полковником ГРУ — он встретился впервые, и нужны были консультации со специалистами территориальных органов контрразведки. Именно назавтра намечена встреча с розыскниками — профессионалами высокого класса.
Следственный отдел КГБ СССР возбудил уголовное дело по факту побега военнослужащего, квалифицируя его действия как измена Родине.
Для Стороженко это был трудный урок.
Вышестоящее руководство упрекало его в том, что он не смог упредить предательства. Уже первая командировка изменника должна была пролить свет на личность офицера. Николай во многом соглашался. Вину на подчинённого не перекладывал, хотя прекрасно понимал, что первую тревожную информацию на Бохана должен был доложить оперативник — непосредственный куратор греческого участка ГРУ..
Пройдет время — и чекисты станут получать сведения, что предатель, изменив внешность, стал ездить по Штатам с миротворческими лекциями. Надо отметить, что особого доверия со стороны ЦРУ и ФБР он на тот период не получил. А потому его надо было зарабатывать ценой дальнейших унижений и предательств, что он делает, наверное, и по сей день.
Семья его осталась в Союзе.
Сколько стоит счастье «коммерсанта»
Предательство, может, кому и нравится, предатели же ненавистны всем.
М. СервантесПолковника Васильева и его семью на Киевском вокзале столицы провожали родственники и друзья. Он был назначен на должность помощника военного атташе советского посольства в Будапеште. Как принято в таких случаях, все желали ему успехов на служебном поприще, а заодно и материального благополучия. И без того скудный бюджет семейства, как считал «бедный» полковник, подтачивали в последнее время подросшие дети, кусающиеся цены и личные возрастающие запросы.
Васильев слушал провожающих с какой-то отрешенностью. Он понимал, что эти люди пришли сюда в основном ради приличия.
— Ну а теперь «погладим» дорогу, — с этими словами он откупорил бутылку и стал разливать в пластмассовые стаканчики пахуче-терпкий напиток. Посыпались советы, пожелания, напутствия.
Несмотря на радость, вызванную отъездом, Васильев чувствовал себя обойденным. Многие его однокашники уже по третьему заходу съездили в командировки в престижные страны, а он, летчик первого класса, окончивший Военно-дипломатическую академию, который год сидел на приколе. Правда, был один выезд. В начале семидесятых годов он попал в Канаду, но вскоре был выдворен оттуда в ходе начавшейся кампании против сотрудников советских спецслужб.
Долго, очень долго пришлось ждать предложение выехать в очередную командировку. Хотелось попасть в капиталистическую страну, однако предложили Венгрию — без долларов, марок, фунтов.
Тесть его будущего непосредственного начальника в Венгрии носил маршальские погоны. С одной стороны, это радовало за таким руководителем, как говорится, не пропадешь, с другой — настораживала непредсказуемость поведения очередного баловня судьбы.
Возгласы провожающих вывели его из задумчивости. Приближалось время отхода поезда. Наконец электровоз плавно сдвинул с места зеленый состав, и вагоны, поскрипывая, покатились на запад. Он с семьей в купе. Позади Москва, впереди Венгрия — незнакомая страна.
