Карл Деметр - Германский офицерский корпус в обществе и государстве. 1650–1945
К ним относился генерал-лейтенант фон Пап, который занимал самую крайнюю и в то же время наиболее логичную позицию. Его главная мысль состояла в том, что лучший судья и охранник собственной чести – сам офицер. Следовательно, каждый офицер должен быть в состоянии судить собственное поведение без вмешательства третьей стороны. Суды чести не должны вмешиваться и вступать в дело перед дуэлью, а все наказания за участие в дуэлях должны быть отменены, кроме тех, которые назначают, если дуэли не связаны с исполнением военного долга. Другими словами, дуэльные поединки должны быть законной деятельностью только для офицеров, но более ни для кого. Говоря в целом, такова была позиция королевской комиссии, которая и была принята в конечном итоге. Она рекомендовала полный отказ от второго свода регуляций от 20 июля 1843 года и была одобрена королем. Одно оставшееся обязательство заключалось в том, что в случае частной ссоры, затрагивавшей честь офицера, совет чести должен включиться в самый последний момент, когда вызов на дуэль получен другой стороной. Задача совета ограничивалась тем, чтобы тут же составить рапорт, если возможно (но не обязательно), перед дуэлью, которая должна была состояться, и затем, согласно общей традиции офицерства, предпринять попытку к примирению. И в качестве последней меры следовало попытаться разобраться, соответствуют ли условия дуэли тяжести дела. И наконец, если дуэль все же состоится, президент или член совета должен присутствовать на ней в качестве свидетеля и проследить за тем, чтобы соблюдались традиционные формальности. Что же касается судов чести, то их действия в связи с дуэлями ограничивались случаями, когда одна сторона из поссорившихся наносила обиду чести профессии в провокационной манере либо еще более резко. Одновременно тайный приказ делал дисциплинарный проступок в случае особых дуэлей (за исключением поединков на пистолетах) делом тайным.
Регуляции 2 мая 1874 года (приложение 16), таким образом, предоставляли судам чести право объявлять, позволяет ли обычай офицерской среды искать примирения (то есть мирного урегулирования ссоры). В результате зачастую дуэли не проводились, если стороны считали предпочтительным решить дело мирным путем. Следует отметить один существенный пункт: «Офицера, который способен на безрассудное оскорбление чести своего товарища-офицера, нельзя терпеть в армии в большей степени, чем того, кто не способен защитить свою честь». Иными словами: если вы вынуждаете своего товарища-офицера драться на дуэли, нанеся ему оскорбление, то будете уволены со службы, а он уволится сам, если не сможет бросить вам вызов.
Регуляции предварялись несколькими возвышенными словами о понятии чести – «прекраснейшем драгоценном камне» «товарищества» офицеров, – которая заставляет выполнять свой долг как можно лучше, об истинной дружбе, об уважении к другим сословиям и профессиям, о «давно испытанной традиции рыцарства в офицерском корпусе и о «высоких обязанностях» последнего. Эти благородные призывы не могли скрыть того факта, что текст самих регуляций давал очень мало для механизма практического разрешения конфликтов. Вознося рыцарский дух офицерства, Фридрих-Вильгельм ГУ и Бойен попытались построить новую концепцию офицерской чести. Она должна была быть более благородной и чистой, чем коллективное представление о ней, которого придерживались ранее. Придаваемые ей этические стандарты должны быть более рафинированного свойства. Классовый дух был возведен до статуса абсолюта, суверенного принципа поведения. Если, согласно регуляциям 1843 года, роль советов чести, хотя и ограниченная на практике во многих деталях, была довольно действенной, то сейчас она была сведена к нулю. Непоследовательность прежней системы была устранена, однако на ее месте возник гораздо более серьезный конфликт – между новой конституцией судов чести и гражданским правом современного законного и конституционального государства.
Глава 18
Германия: победа принципа личной чести над коллективной
В начале этой части была предпринята попытка провести исторический анализ и составить социологический очерк о двух радикально разных концепциях юстиции, двух расходящихся взглядах на жизнь. Эти два представления теперь стояли лицом к лицу. В 1874 году чисто «классовая» система, соответствовавшая феодальному представлению о государстве и правосудии, предстала как совершенно устаревшая. Это во многом определялось огромным преобладанием в государстве военного элемента, которое основывалось на впечатляющих успехах прусско-германской армии в трех войнах предыдущего десятилетия.
Однако головокружительный престиж меча был обречен постепенно померкнуть в памяти о тех ярких победных днях; мало-помалу силы, определявшие общественное развитие, сместились и сформировали новый образчик отношений – гораздо более сдержанный и уравновешенный. Борьба идей, точек зрения и партий, стремившихся к власти и влиянию, не могли игнорировать особое положение, которое занимал в государстве офицерский корпус – положение, самой поразительной чертой которого была юрисдикция его трибуналов чести. До какой степени имела место борьба идей внутри самого офицерского корпуса – это вопрос, на который, вероятно, никогда не будет дан точный ответ. Между тем несомненно, что в нем наблюдалось настоящее брожение. Свидетельства тому можно обнаружить во многих жалобах самих офицеров, которые доходили до депутатов парламента, особенно левых, и каковые, таким образом, становились темой широко распространенных политических дискуссий. Вопрос оставался в силе благодаря публичности, которую пресса придавала самым серьезным дуэльным поединкам.
В рейхстаге эта тема впервые прозвучала в 1885 году, в соответствии с петицией от берлинского портного по имени Pep, который потребовал «на почве истории и целесообразности», чтобы дуэли были запрещены или сведены до минимума. Для достижения этого он предлагал ввести суровые наказания для нарушителей закона, а также для членов судов чести. Инициировал этот вопрос в парламенте депутат центральной (католической) партии по имени Рейхеншпергер. Вначале, 26 ноября 1886 года, он сделал это в общей форме, но позднее, начиная примерно с 1900 года, он, в частности, ссылался на мнение самих военных, выступивших против дуэлей. В те тридцать лет, которые оставались до Первой мировой войны, в рейхстаге периодически звучали аргументы за и против дуэлей, особенно среди офицеров, и при этом доводы никогда не варьировались. Консерваторы и национал-либералы защищали дуэли потому, что они призывали к мужеству, прогрессисты и социал-демократы возражали против них на конституционной и социальной почве, в то время как центральная партия характеризовала их как противоречащие христианству. И даже консерватор граф Вестарп заявил, что «он и его друзья твердо убеждены, что дуэльные поединки противоречат закону Божьему и человеческому», однако одновременно он продолжал предостерегать парламент против нападок на догматы офицерского корпуса.
Правое крыло и само правительство цеплялись за идеи, вдохновленные регуляциями 1874 года, однако речи их представителей, лишенных понимания психологии тех, к кому были обращены, мало влияли на публику, которая в основном с ними не соглашалась. Тем крепче было постоянное давление, которое в этой связи партии большинства оказывали на военачальников. Отчеты о соответствующих дебатах в рейхстаге в течение этих лет красноречиво это иллюстрируют. Первое впечатление, которое они производили на каждого, кто читал их, – обе стороны говорили главным образом о недоразумениях, поскольку, выступая с различных позиций, они хотя и использовали одинаковые же слова, но имели в виду разные вещи. Однако постоянные откровения и разоблачения того, что происходило в армии, и непрекращающиеся протесты партий большинства, вероятно, послужили причиной того, что сами правящие круги были склонны ограничить дуэльные поединки настолько, насколько это было в их силах, и, что особенно важно, – пытались трансформировать само представление о чести.
Произошедшая целая серия сенсационных дуэлей, в которых участвовали некие сомнительные личности, побудила императора Вильгельма II вмешаться. Он вновь обратился к докладу комиссии 1837 года и регуляциям по трибуналам чести, изданным Фридрихом-Вильгельмом III, и через них к основополагающим принципам прусского антидуэльного эдикта 1688 года. Существенный вопрос заключался в том, должен ли, и если да, то до какого предела, проступок, который нанес оскорбление, оставлять его автора удовлетворенным. Иными словами, может ли человек, признанный виновным в проступках достаточно серьезных, чтобы его можно было квалифицировать как преступника, драться на дуэли и будет ли это все еще классифицироваться как мера, приносящая удовлетворение другому человеку того же сословия. Все согласились с тем, что это качество сохранится, если затронута личная нравственность человека, и что коллективная честь и обычаи будут обусловлены факторами индивидуальной морали. Это вернуло императора к вопросу о том, что предпринять, чтобы советы чести могли играть более весомую роль, чем та, которую они исполняли в течение прошлых пятидесяти лет, и в особенности со времен регуляций 1874 года. Он предложил искать решение вопроса в достижении компромиссов. Сами дуэльные поединки должны быть устранены, и, более того, советы чести должны вменять в обязанности – и это было новаторской мыслью – вступаться за честь человека, который был безвинно оскорблен. Нанесшую обиду сторону следует вынуждать устраниться от дуэли, а если обидчик откажется сделать это, то он должен предстать перед трибуналом чести. Это было личное указание Вильгельма, которое легло в основу публикации 1 января 1897 года «Дополнительных правил к вводному приказу к регуляциям от 2 мая 1874 года по офицерским трибуналам чести в прусской армии».
