Джон Армстронг - Украинский национализм. Факты и исследования
Вполне естественно, что удаленность отрядов друг от друга и отсутствие единого руководства националистических партизанских сил порождало определенное беспокойство; первое предложение о едином командовании было, очевидно, сделано Боровцом. В середине мая 1943 года он резко отклонил предложение СД присоединиться к немецкой полиции в борьбе против бандеровских лидеров, которые лишились «всякого чувства меры и цели»; немцы получили ответ, что стремление посеять враждебность между волынцами и галичанами недопустимо[380]. Бандеровцы направили своих людей для переговоров с Боровцом. Обе стороны согласились, что необходим вышестоящий центр, ибо из-за его отсутствия националистическое партизанское движение может выродиться в обыкновенный бандитизм. Бульба хотел создания широкого фронта с участием УНДП, УНР, ОУН-М и ОУН-Б. Сторонники Мельника согласились на его предложение, без сомнения чувствуя, что у них уже «налажено» с Боровцом. С другой стороны, бандеровцы, согласившись с главным принципом движения, выдвинули требование принятия Проводом политического руководства движением, соглашаясь признать Боровца единым командующим военными операциями. Они выдвинули в качестве довода для отклонения предложения бесполезность присоединения УНР, с лидерами которой в Варшаве можно было связываться лишь время от времени и которая не смогла бы осуществлять управление столь подвижными силами, как партизаны. Равным по важности – по крайней мере по мнению Боровца и его сторонников – было настойчивое желание последнего поддерживать «конспиративный» характер движения, чтобы штаб ячейки был укомплектован по большей части людьми, открыто занимающимися своей деятельностью. Бандеровская группа, с другой стороны, решительно стояла за открытое широкомасштабное сопротивление, которое означало бы «расконспирацию» и раскрытие имен сторонников националистического партизанского движения. К концу мая, когда никакой договоренности достигнуто не было, переговоры прервались.[381]
Прекращение контактов, однако, не имело немедленных серьезных последствий, ибо вскоре произошло драматическое изменение ситуации во всем западном регионе, когда на эту территорию вступили крупные красные партизанские силы. Повернув от бывшей польской Волыни, Ковпак прошел по северной части житомирского и киевского генеральбецирков. Хотя немецкие нападения требовали от него постоянной мобильности, целая область к северу от линии Житомир – Киев была настолько насыщена красными партизанами, что уже больше никогда не возвращалась под эффективный германский контроль[382]. К маю, однако, собственный отряд Ковпака находился в северной болотистой местности. И тогда поступил приказ из Москвы о еще более широкой операции – по проникновению в Галицию.
Самый короткий маршрут для сил Ковпака пролегал прямо через западное Полесье и Волынь, несколько к северу от Ровно. В окрестностях Людвиполя, в сердце территории Бульбы, отряд Ковпака, однако, развернулся резко на северо-восток, пересекая район Цумани, где господствовали бандеровцы[383]. Достигнув этой местности, Ковпак повернул на юг. Его маршрут отсюда проходил бы прямиком через кременецкие базы Мельника и Бандеры, но Ковпак снова пошел в обход, на сей раз на восток, краем района близ города Кременца, и вступил в Галицию к югу от Тернополя[384]. Весь марш через район действия националистических партизан – более 400 километров – занял у красных сил приблизительно три недели.[385]
Когда ковпаковцы вступили в начале июля в Галицию, они лишь частично добились основной цели – нарушения добычи нефти под Дрогобычем[386]. Но мир и спокойствие в Галиции были серьезно нарушены. В течение долгого времени ОУН-Б занималась организацией вооруженного подполья в этих краях. Когда прибытие Ковпака превратило крайнюю восточную часть региона в поле битвы, эта структура (Українська народна самооборона – название было выбрано, чтобы скрыть общность с волынской группой) вступила в открытый бой с коммунистами[387]. Поскольку счет к оккупационным властям был велик, молодые бойцы начали вести спорадические стычки с немцами[388]. Быстрота, с которой таял отряд Ковпака в неблагоприятной окружающей среде, характеризует состояние умов в Галиции. Когда рейд на месторождения нефти не удался, группа направилась на Карпаты. Даже из отчета самого Ковпака видно, что мощные силы после появления в тех местах оказались раздробленными в течение нескольких недель. Во второй половине августа Ковпак с частью отряда в триста человек направился на север и 1 сентября оказался в болотистой местности. Заместитель Ковпака остался в Карпатах и был убит – очевидно, с большей частью отряда[389]. Так как Карпаты столь же удобны для партизанских действий, как и Полесье, где группировка Ковпака даже росла, несмотря на месяцы тяжелых немецких атак, то можно предположить, что решающим фактором быстрого распада партизанской группировки было враждебное отношение к ней галицкого населения.
В конечном счете косвенным, но наиболее вредоносным результатом вторжения Ковпака стало обострение отношений между украинцами и поляками Галиции. Начало братоубийственному конфликту между двумя славянскими этническими группами, каждая из которых была настроена националистически, положило нарушение стабильности на Волыни. В принципе германские оккупационные власти выражали к полякам куда большую враждебность, чем к украинцам. Но среди первых было намного больше образованных женщин и мужчин, хорошо говорящих на немецком языке, а посему они были более полезны в качестве подчиненных в составе оккупационной администрации[390]. Поскольку с начала 1943 года украинские полицейские все чаще откликались на призывы ОУН-Б переходить к партизанским действиям, немцы рекрутировали поляков на их места. Некоторые поляки, однако, так же противившиеся репрессивным мерам немцев, как и националисты украинские, уже создали повстанческие отряды в Северной Волыни. Какие-то польские отряды сотрудничали – временно, как короткое время хотел и Боровец, – с быстро растущими советскими партизанскими отрядами. И украинские повстанцы вошли в конфликт с поляками, как и с советскими партизанами. Некоторые поляки из оккупационной администрации и полиции на Волыни ответили на враждебные действия украинцев выдачей замаскировавшихся националистов немцам. До лета 1943 года закручивающаяся спираль антагонизма привела к сравнительно небольшому числу смертей, по крайней мере среди мирных жителей.[391]
В Галиции отношения между украинским большинством, которое было с начала 1941 года в относительном фаворе у немцев, и местным польским меньшинством были напряженные, но до осени 1943 года обходилось в основном без насилия. К тому времени немецкие власти, обеспокоенные потерями, причиняемыми экономике в тех регионах, где поляки играли доминирующую роль, предупреждали, что вторжение Ковпака дает возможность украинским националистам свести счеты с их польскими соседями[392]. Ситуацию подогревала убежденность украинских националистов в том, что польское правительство в эмиграции по требованию правительств союзников настаивало на сотрудничестве между польским националистическим подпольем и наступающими советскими партизанами и регулярными силами. Весной 1944 года германская полиция сообщала о широко распространенных нападениях на польские деревни в Галиции; в апреле 1944 года только УПА убила 645 поляков. Мотивацией этих убийств, по германским сообщениям, был приказ УПА вытеснить сельчан-поляков из Галиции – или расстреливать их, если они остаются[393]. Доктор Фриц Арльт, относительно хорошо расположенный к украинским националистам, прокомментировал ситуацию следующим образом: «Украинские национальные отряды пользуются возможностью убивать, и часто самым зверским образом, поляков, чехов и этнических немцев, живущих в сельской местности. Кроме того, эти отряды нападают на местных жителей, которые состоят на службе у немцев или симпатизируют Германии».[394]
Напуганный братоубийством, митрополит Шептицкий вместе с польскими епископами Галиции организовал зачтение со всех кафедр в одно и то же воскресенье пастырских писем с призывом к миру между украинцами и поляками. Не уходя от осуждения украинцев за нарушение божественной заповеди, запрещающей убийства, Шептицкий заявил, что поляки менее восприимчивы к призыву перемирия, и обвинял их штаб в Варшаве в использовании тех же самых методов по уничтожению украинской интеллигенции в районе Хелма (убито уже 435 человек, сказал он), которые УПА использовала против польского меньшинства на востоке Галиции[395]. В конечном счете вероломство советского «союзника», похоже, сыграло большую роль в перемирии между антикоммунистической Армией крайовой и УПА, чем религиозное вмешательство. Переговоры между польской Армией крайовой и Боровцом прошли в начале 1943 года, но более серьезные соглашения, кажется, были достигнуты в ноябре 1944 года.[396]
