Леонид Васильев - Судьбы дорога
Вот о чём гласит вторая гроздь – это бесстыдство: пьяный никого не стыдится, но, потеряв совесть, произносит скверные, хульные, нелепые оскорбительные слова.
Третья гроздь с лозы пьянства – есть не соблюдение тайны. Пьяный откровенно рассказывает всем и каждому все тайны, свои и чужие, которые тщательно скрывал в глубине своей души, сохраняя их в молчании, когда был трезв. И как обычно пьяному извергать пищу из желудка, так же обычно и тайны открывать.
Другие грешники, когда настанет их смертный час, могут каяться и сожалеть о грехах своих, потому что их ум трезв, умирающий пьяница, как может покаяться, когда он не помнит себя, когда он не осознаёт, что наступает его смерть, которую он вовсе не ожидал? А для умирающего без покаяния гиена огненная неизбежна.
Вот таковы нравственные гроздья сего пьянства, хотя на вкус эти плоды и кажутся вначале сладкими, но потом эта привычка к сладостям превращается в горечь желчи, в яд змиев и аспидов.
Слушая умную речь Батюшки, Семён рассуждал.
– Всё что рассказал церковнослужитель – это истина. Сколько народу гибнет по стране от «Зелёного змия», у нас в Озёрном сколько примерло и еще умрёт?.. потому что мужики липнут на спиртное – как мухи к навозу! Нет в них стремления к духовной красоте. Что навозным червям до пения соловья?.. червю в тёплом навозе привычный рай. Не нужны червям возвышенные чувства, живут они своим мирком, довольствуясь: никому не обязанные, ни от кого не зависящие, разве что от кучи её обитателей. Такая же ситуация интересов в жизни и у некоторых людей.
Глава двадцать третья
Как-то весной тёплым майским днём Роза Журавлёва готовила грядки под посев овощей, а Семён с помощником Фокой Букиным готовили трактор для перепашки картофельного огорода. Возле них остановились «Жигули» красного цвета. Из машины вышли два коренастых мужчины, несмело поздоровавшись, оглядывая постройки, заговорили.
– Кажется, в этом доме когда-то жила семья Журавлёвых, с одноклассником Семёном мы на саночках с горы катались.
Семён заулыбался.
– Я и есть Семён Журавлёв, а вы – не Моисеев ли Сашка?..
– Он самый! – радостно воскликнул приезжий, а это мой младший брат Валера. Он в то время маленький был, возможно, здешние люди его не помнят. С тех пор прошли десятки годов.
Мужчины стали обниматься, ведь детская дружба остаётся в памяти на всю оставшуюся жизнь: перешли на «ты».
– Мать честная! – Боже ж мой! – восторгался Александр, – время-то сколько прошло, где-нибудь в дороге и не узнали бы друг друга.
Не скрывая радости, Семён спросил:
– Вы какими судьбами здесь, каким ветром занесло?
Саня торопливо рассказывал:
– Живём мы в Саратовской области, а душа тянется сюда – на свою малую родину. У нас настальгия по родным местам, хочется купаться в озере, бродить по лесу, слушать голоса птиц. На месте ли наш дом?
Деревянный, трёхквартирный дом, а точнее – барак, когда-то давно был построен у самого озера на три семьи. В одной из которых жила семья Моисеевых, но с тех пор она пустует. В другой, соседней квартире, жил поселившийся Фока Букин, а хозяева третьей приезжали сюда из города летом.
– Стоит ваш дом на месте, но ему требуется ремонт, – отвечал Семён, а Букин добавил, – надо крышу хотя бы толью покрыть, и доски на крыльце сгнили.
– Всё сделаем, для того и приехали! Надоело в городе дышать жаром асфальта, газами автомобилей. Здесь божья благодать – вокруг лес, тишина и озеро.
– Вы на всё лето приехали? – спросил Семён приезжих.
– Валера останется до осени, а я помогу ему с ремонтом и снова уеду в город, пока в отпуске, – сообщил Александр.
Журавлёв пригласил в дом покушать, всё-таки дорога не близкая.
– Сердечно благодарим, но нам не терпится оказаться в доме нашего детства. У нас есть газовая плита и продукты. Сейчас искупаемся и приготовим обед и вас от важного дела не хочется отвлекать, как обоснуемся, заглянем в гости.
Первым делом братья покрасили в квартире потолок, поменяли изрядно погрызаные мышами обои, побелили печь. Саша мастерски заменил электропроводку, вскоре квартира засветилась радостным светом. И пока Саша занимался проводкой, Валера возле дома вскопал грядки. Роза снабдила овощевода рассадой.
Братья привезли с собой телевизор и, насладившись вечерним купанием в тёплой воде озера, просматривают вечерние программы.
За толью съездили в район в сопровождении Фоки Букина, он знал, что где продают, но в продаже толи не было, купили рубероид.
Грузным братьям по крыше лазить тяжеловато, они лишь подавали материал и инструменты, а наверху, ловко карабкаясь, работал Фока, закрепляя рубероид рейками и гвоздями. Валера и на крышу Букина рубероид купил.
Основные работы завершили, в доме можно жить и зимой, о чём Валера поговаривал всё чаще: «Не перебраться ли в эти края на постоянное жительство».
Семён такое решение одобрял, но задавался вопросом.
– Валера, ты не охотник и не рыбак, что тебя городского жителя привлекает жить здесь зимой?
– Да, я не охотник и не рыбак, у нас и в роду таких не было. Но я люблю лесной пейзаж, подушки снега на ветках сонных деревьев, смотреть на покрытую кристально белым снежным одеялом землю. Жаль, я не художник, здесь для меня было бы много работы, – мечтательно рассказывал Моисеев младший.
К большому сожалению Фоки, оба брата оказались убеждёнными трезвенниками, и потому ему с ними было скучновато. Братья понимали, что за работу надо платить, его угощали щедро. Об этом деле Моисеевы позаботились ещё дома, алкоголь привезли домашнего производства. Фока пил его, скривив физиономию, но не отказывался, занятый советами и помощью соседям, сам еду не готовил, питался у них.
У Александра заканчивался отпуск, он уехал домой, а оставшийся Валера задумал сварганить баньку у озера, чтобы после парилки сразу прыгать в воду. Для её строительства использовали стены нежилых домов, а Семён, подогнав трактор с телегой, заготовленный материал перевозил на место будущей мечты – баньки с горячим паром. Для утепления пазов привезли из болота мох, кирпичей набрали в старых домах, и стройка началась.
Недели через две Валера с Фокой уже парились в своей новой бане, она придавала бодрости духа, здоровья и романтики русской душе.
Однажды Хозяину пришла мысль – построить возле дома летнюю кухню. Букин его идею поддержал, в багажнике машины перегон ещё не закончился.
Моисеев купил на пилораме доски, их доставили к месту. И снова пила и молоток гремели с утра до вечера. Журавлёву нравится стремление к обновлению, видно не утвердилась у Валеры городская леность и безделье и живёт в нём крестьянская тяга к земле. Земля – кормилица даёт силу и любовь, обретённую радость и смысл жизни.
Недели через две возле старого барака вырос новый рукотворный объект, с дверью и окнами, изнутри обитый древесноволокнистым покрытием. Хозяин радовался уюту большой, светлой и чистой комнаты со столом, скамейками и большим окном с видом на озеро, где в волнах качаются жёлтые кувшинки и ярко-белые лилии. Теперь у нового жителя, кроме дома, появились баня и летняя кухня. Что ещё нужно трудолюбивому дачнику?.. Вот только без жены, конечно, скучновато – на работе она. Валера, искоса глянув на Букина, проявил мужской интерес, задав вопрос:
– Фока, ты женат ли?
– Был, конечно, – хохотнул он, но от дальнейших вопросов отшутился: «Если милка спит с соседом – это возмутительно. Если спит она с Энштейном – это относительно».
Рядом с кухней стоят «жигули» хозяина, хлебосольный дачник, открыв багажник, достаёт угощение – «жидкую валюту». На газовой плите в чугунной сковороде, благоухая специями, жарятся мясные окорочка.
Изрядно приняв на грудь, Фока бубнит:
– А самого главного символа застолья – огурца, на столе нет!
Валера с мастером не спорит, но напоминает.
– Рановато быть на столе огурцу, на дворе ещё месяц май!
Налегая на закуску, Букин рассуждает.
– Деньги всегда должны быть в обороте. Получил получку – отдай в гастрономе или положи на книжку, они в госбанке тоже работают и государству приносят пользу. Или деньги пропей, но держать под подушкой: «Ни-ни!.. Это тормозит движение финанса». Я вот к примеру – с деньгами не связываюсь, не хочу быть обязанным!
– Конечно, конечно, – поддакивал Валера.
– Жаль, на столе нет огурца! – посочувствовал, изрядно захмелевший «стакановец». Слышь, хозяин, я с тебя денег не требую, тащи ещё «пузырь»!
Моисеев в растерянности, но пошёл открывать багажник.
Фока отпил глоток, остаток в бутылке сунул в карман, заплетающимся языком пробормотал: «Пригодится – воды напиться»! Дымя сигаретой, он отправился почивать.
Далеко за полночь Моисеев проснулся от едкого дыма, нестерпимо пахло гарью, тянуло на рвоту. В темноте он нашарил выключатель, но света не последовало. Он сорвал с крюка куртку, выскочил во двор, вся округа, словно от фейерверка, охвачена малиновым светом. Квартира Фоки объята пламенем, зловеще потрескивая, огонь уже прорвался через крышу, ярко горел рубероид. Со звоном лопались стекла в окнах, из которых вылетают длинные языки жадного пламени. Валера, вспомнив про «стакановца», всхлипнул от бессилия, к дому не подойти. И вдруг, где-то среди разбросанных поленьев дров он услышал слабый голос Букина:
