Армин Вагнер - БНД против Советской армии: Западногерманский военный шпионаж в ГДР
Другим демонстративным шагом с советской стороны было назначение маршала Ивана Степановича Конева главнокомандующим ГСВГ. Заслуженный полководец Второй мировой войны был специально отозван из запаса ради назначения на эту должность. Назначение Конева, что прекрасно понимал Хрущев, имело, прежде всего, важное символическое значение с точки зрения внешнеполитического и военного влияния. Именно так воспринимали этот факт и в БНД. Менее известно, правда, что в те же дни для руководства войсками на чувствительных западных границах Варшавского пакта были назначены два других выдающихся полководца времен войны — маршал Константин Константинович Рокоссовский и маршал Кирилл Афанасьевич Мерецков. Новоназначенные главнокомандующие (стратегических направлений) были непосредственными представителями Верховного главнокомандования (Ставки), в отличие от прежних командующих, отвечавших за свой «географический» участок территории. Они могли при необходимости даже управлять своими войсками прямо из Москвы и располагали куда большими полномочиями, чем их предшественники. Но важнее всего было то, что они подчинялись только напрямую Хрущеву. Сам Хрущев добивался этим с одной стороны, что в самых горячих точках кризиса находились самые опытные боевые генералы, с другой — что они поддерживали самый тесный контакт с политическим руководством государства.
Но в западные и юго-западные военные округа СССР не только направлялись самые опытные и заслуженные военные. Одновременно советское командование в начале лета 1961 года систематически увеличивало количество находившихся тут воинских частей и соединений. Закарпатский военный округ получил дополнительно около 30000 человек, Одесский — 15000, Киевский — 22000, Прибалтийский — 8500, Закавказский — 4300 и Белорусский 16500 человек. Северный флот получил две тысячи дополнительных военнослужащих, Черноморский флот — одиннадцать тысяч. Внутренние военные округа тоже были усилены — Туркестанский на 3300, Сибирский на 3500, Уральский на 2200 человек. В общем и целом, вместе с уже упомянутыми перебросками советских войск в ГДР, Польщу и Венгрию советские вооруженные силы возросли к концу июля 1961 года примерно на 280 тысяч человек. Это соответствовало увеличению общей численности войск приблизительно на 10 %. Стоит заметить, что Федеральная разведывательная служба обладала информацией и об этих фактах.
Когда 13 августа, в день строительства Берлинской стены, в руки аналитиков попало сообщение о решениях заседания Народной палаты от 11 августа, точность сообщения была блестящим образом подтверждена, хотя в качестве прогноза оно слишком опоздало. Расплывчатое решение парламента ГДР, которое тремя днями раньше было в куда более четкой и обязательной форме принято Политбюро, «передавало Совету министров все полномочия» по борьбе «с незаконным переходом границы» и «торговлей людьми». Источник Федеральной разведывательной службы сообщал, что в решениях Народной палаты именно потому не было уточнения времени и характера мероприятий, «чтобы правительство СОЗ обеспечило для себя эффект внезапности». По информации с одной конференции при ЦК СЕПГ, закрытия границы восточного сектора Берлина следует ожидать в ближайшие дни. Но точную дату выяснить не удалось. В день возведения Стены Федеральная разведывательная службы сообщила в Бонн, как уже говорилось, о назначении маршала Конева главнокомандующим ГСВГ и в своих выводах подчеркнула драматичную серьезность положения, складывавшегося в и вокруг Берлина. Федеральному правительству снова были предоставлены доказательства того, что советские войска на возможные военные меры Запада тоже отреагируют с применением военной силы.
Строительство Берлинской стены для западных спецслужб перевернуло «оперативный мир с ног на голову», как сказано в книге Бейли, Мерфи и Кондрашова «Поле битвы Берлин». Через месяц после физического разделения города ЦРУ сообщало в Вашингтон:
«Уникальные возможности для связи в Берлине теперь ушли в прошлое. Но важно запомнить два момента: движение все еще пересекает границу в обоих направлениях; … и уникальная природа границы между секторами до 13 августа означает, что ни в Западной Германии, ни где-либо еще нет никакой замены для этого метода получения доступа к Восточной Германии».
В качестве установок для продолжения шпионажа меморандум содержал ряд рекомендаций: реактивацию тех агентов, контакт с которыми был за это время потерян, вербовка новых источников особенно из среды коммерсантов и студентов, поддерживающих контакты между востоком и западом, начало активных мероприятий по «запугиванию восточногерманского режима», действия для «драматизации берлинского вопроса во всем мире», для «поддержания морального духа Западного Берлина». Последняя идея была совсем новой в истории противостояния разведок в разделенном Берлине, ибо честно признавала, что произошедшее в Берлине нельзя повернуть вспять. «Мы все в Берлине, сами западные берлинцы, армия США, Государственный департамент вполне понимаем, что ни самая мощная пропаганда, ни самые талантливые дезинформационные операции, никак не смогут реально изменить положение в Берлине».
Но нельзя сказать, что западные разведки были совсем не подготовлены к закрытию границы. Они еще с 50-х годов считались с возможностью новой блокады и с прекращением непосредственного доступа к их источникам по берлинским каналам. Уже в начале пятидесятых годов Пуллах снабдил своих агентов-радистов радиостанциями, не в последнюю очередь на случай советского военного нападения, которое прервало бы все контакты по системе обычной агентурной связи, вынудив перейти к радиопередачам. Теперь этих радистов можно было активировать. С начала пятидесятых в течение больше чем десятилетия шпионил в пользу Пуллаха работник «народного предприятия «Функверк Берлин» Франц Панкрац. Еще до постройки Стены он с энтузиазмом использовал рацию для передачи информации на Запад. На своем радиозаводе Панкрац, представший перед судом в 1966 году, поднялся до командира Боевой группы рабочего класса. Считается, что среди поставленных перед ним Пуллахом заданий была и вербовка новых агентов-радистов из числа бывших радистов Вермахта. По данным МГБ основные задачи, которые получали агенты-радисты, касались военного шпионажа. Благодаря аресту в 1957 году одного рабочего после пяти лет его шпионской деятельности восточногерманская контрразведка в деталях узнала и о другом методе передачи сведений — о так называемых «мертвых почтовых ящиках». Тайниковая система связи защищала агентов, ибо курьеры, доставлявшие или забиравшие донесения, не знали ни имени, ни внешних примет агента. Но, как показали еще события 17 июня, во время кризисов такая система оказывалась очень уязвимой, потому что многочисленные «мертвые почтовые ящики» размещались обычно неподалеку от военных объектов, где именно в кризисные моменты концентрировались войска, и риск использования тайниковой связи был слишком велик. Потому после постройки Стены основным средством связи между источниками и их «кураторами» однозначно стал использовавшийся и ранее метод почтовой связи с использованием невидимых чернил, который, правда, при долгосрочном использовании тоже был чреват большим риском разоблачения. 94 % всех пойманных в Потсдамском округе военных шпионов использовали этот вид связи. Тем не менее, по оценкам МГБ ГДР после закрытия границ, из всех западных служб к продолжению шпионажа в новых условиях БНД была подготовлена лучше всего.
С уверенностью можно сказать, что Федеральная разведывательная службы в преддверии произошедшего 13 августа 1961 года закрытия границы секторов, корректно передала боннским политикам, по меньшей мере, «форму произошедшего» (по выражению Вилли Брандта). Одновременно нужно оценить и активную агентурную деятельность западногерманской разведки, источники которой сообщали информацию, очевидно, даже из высших кругов СЕПГ. Эти действия и тот факт, что информационный поток поступавших в БНД сведений продолжался и после 13 августа, показывают, что физическое разделение Берлина не прервало мгновенно связь Федеральной разведывательной службы с ее собственными агентами. Однако в последовавшие за этим недели Службе было очень тяжело предсказать дальнейший курс Москвы и Восточного Берлина. Хотя основные оперативные предпосылки для ведения разведывательной деятельности в Восточном Берлине продолжали существовать, у экспертов возникли огромные проблемы с точной интерпретацией происходивших там процессов. И основной причиной этих трудностей были не сами противоречивые поступавшие «оттуда» сообщения, а укоренившаяся в их головах идея-фикс, приписывавшая восточным противникам прямолинейное выполнение их мастерски продуманного плана по заключению сепаратного мирного договора и передаче суверенных прав на Восточную Германию от Москвы «режиму в Панкове».
