Александр Соловьев - Апокалипсис: катастрофы прошлого, сценарии будущего
Между тем «варвары» не могли смириться с потерей для торговли многомиллионного Китая. В 1805 году туда из Петербурга отправилось посольство графа Головкина, в задачу которого входило добиться привилегий для русских купцов. Но китайцы не пустили его дальше Монголии – граф вернулся на родину ни с чем. Тот же успех имели английские миссии лорда Амхерста в 1816 году и лорда Нэпира в 1834-м. Последнего отказался принять даже губернатор провинции Гуандун.
Однако там, где официальные посланники упираются в глухую стену, обязательно найдет лазейку хитроумный контрабандист с товаром, которому обеспечен ажиотажный спрос.
Настоящее английское качествоВ конце XVIII века англичане, а вслед за ними и американцы начали ввозить в Китай опиум. Англичане поставляли в Индию мануфактуру, на выручку скупали у тамошних крестьян опиум, сбывали его в Китае и возвращались в Англию с чаем, фарфором и шелком. Американцы везли опиум из Турции, но их операции значительно уступали по масштабам английским.
Первый китайский указ о запрете этого зелья был издан в 1796 году. Складировать опиум в портах было нельзя, но наркоторговцы нашли выход: его хранили на кораблях, стоявших на якоре у побережья, и торговля велась прямо с них. В конце XVIII века англичане ввозили в Китай ежегодно около 2 тыс. ящиков опиума (порядка 65 кг в каждом), в начале XIX века объем экспорта удвоился. В 1816 году он достиг 22 тыс. ящиков, а в 1837-м англичане ввезли уже 39 тыс. ящиков, выручив за них порядка 25 млн юаней (более £6 млн, или более 16 млн лянов серебра).
Власти Китая запрещали ввозить, покупать, продавать и потреблять опиум в 1822, 1829, 1833 и 1834 годах, однако поставки наркотика неуклонно увеличивались, причиной чему была чудовищная коррупция в среде китайского чиновничества. Вскоре после появления первого запрета на опиум один из английских торговых агентов писал в донесении: «Все уверены, что начальник морской таможни втайне поощряет эту незаконную торговлю в целях личного обогащения, и он, конечно, не будет активно ей препятствовать».
В 1809 году наместник южных провинций Гуандун и Гуанси Бай Лин запретил ввоз опиума самым решительным образом. Однако в докладе английского навигационного комитета, составленном через два года, говорилось: «Приказ губернатора о запрещении опиума – всего лишь слова в официальном документе, власти давно уже потворствуют контрабандным перевозкам, используя их в качестве удобного средства наживы». Такое положение вещей не было секретом для Пекина. В 1813 году император Юнъян писал в своем указе, что «во всех морских таможнях есть подлецы, которые в личных интересах взимают опиумные сборы в серебре. Нужно ли удивляться, что приток этой отравы все время увеличивается».
Еще яснее опасность опиума видел следующий император – Даогуан, занявший престол в 1820 году. Спустя два года он объявил на всю Поднебесную, что «опиум, проникая в страну, сильно вредит нашим обычаям и отражается на умственных способностях людей. Все это происходит потому, что таможенные чиновники в портах допускают контрабандную торговлю, которая приобрела большой размах». В указе император в очередной раз запретил чиновникам брать взятки, но те почему-то не образумились. Когда Даогуан потребовал от наместника провинций Гуандун и Гуанси Юань Юаня принять наконец действенные меры против коррупции и контрабанды, тот отписал императору, что в таких делах «следует действовать увещеванием», а надлежащие меры следует «не торопясь обдумать».
К концу первой четверти XIX века в Китае фактически сложилась очень мощная наркомафия, имеющая связи на самом верху. Главными «опиумными» позициями были пост губернатора провинции Гуандун, в которой находился единственный открытый для иностранцев порт Гуанчжоу, и пост главы морской таможни Гуандуна. Так, в 1826 году гуандунский губернатор Ли Хунбинь отрядил специальное судно для сбора взяток с иностранцев за разрешение торговать опиумом. Судно привозило главе провинции ежемесячно около 36 тыс. лянов серебра. Система работала четко. Регулярно, раз в несколько лет, из столицы приезжали ревизоры, которые изымали в казну часть полученных от иностранцев денег, никого при этом не наказывая. Свою долю получал и император. Ему гуандунская таможня три раза в год отправляла бэйгун – дарила диковины заморского происхождения вроде часов и музыкальных шкатулок.
Схема распространения наркотика была такой. Англичане доставляли ящики с опиумом на корабли-склады в провинции Гуандун. Потом товар перегружался на джонки, которые доставляли его в порты прибрежных провинций Фуцзянь, Чжэцзян, Цзянсу и Шаньдун, а также в порт Тяньцзинь недалеко от Пекина. Оттуда наркотик расходился по всему Китаю – торговцы доставляли его на лодках и повозках. По свидетельству современников, склады и торговые точки, где можно было приобрести опиум, работали в каждом крупном городе.
Борьба с наркоторговлей превратилась для китайских чиновников в выгодный бизнес. Так, активную борьбу с контрабандой повел капитан корабля береговой охраны Хань Чжаоцин, который регулярно сдавал государству по несколько ящиков опиума, якобы конфискованных у контрабандистов. На самом деле англичане просто давали грозному таможеннику взятки натурой, а потом он получал награды от правительства. Хань Чжаоцину были пожалованы звание адмирала и почетное право носить павлиньи перья. Встав во главе эскадры, он начал развозить опиум на военных кораблях, и за время его адмиральства ввоз наркотика вырос до 40–50 тыс. ящиков в год.
Курение опиума приобрело в Китае массовый характер – к середине XIX века там было около 2 млн курильщиков (население страны составляло порядка 400 млн человек). Хуан Цзюэцзы, крупный сановник, ставший впоследствии идейным вдохновителем борьбы с опиумом, писал в докладе, поданном императору: «Начиная с чиновничьего сословия вплоть до хозяев мастерских и лавок, актеров и слуг, а также женщин, буддийских монахов и даосских проповедников – все среди бела дня курят опиум». По подсчетам Хуан Цзюэцзы выходило, что из десяти столичных чиновников наркотик употребляют двое, из десятка провинциальных – трое, а из десяти служащих уголовной и налоговой полиции – уже пятеро-шестеро.
Стремились приобщиться к опиуму и низшие слои населения. В 1842 году губернатор провинции Чжэцзян Лю Юнькэ сообщал в Пекин, что в уезде Хуанянь днем не услышишь человеческого голоса, поскольку население лежит по домам, обкурившись, и только ночью приходит в себя, чтобы сбегать за новой дозой.
Тем не менее курение опиума было дорогим удовольствием. По подсчетам современников, курильщик опиума тратил на зелье в год около 36 лянов серебра. При этом общий годовой бюджет среднего крестьянина составлял примерно 18 лянов.
Наркомафия, располагавшая значительными финансовыми средствами и административным ресурсом, превращалась в серьезную силу. Во всяком случае, суровые указы Даогуана не мешали ей чувствовать себя вполне комфортно. Китайский хронист того времени писал: «Люди, занимавшиеся борьбой против опиума, и те, кто его продавал и потреблял, взаимно защищали и покрывали друг друга. Они объединились, подобно шайке жуликов, для осуществления своих темных дел и не давали возможности ни проверить их, ни наказать».
Разборка в большом КантонеРаспространение опиума пагубно сказывалось не только на здоровье и кошельках жителей Поднебесной, в опасности оказалась государственная казна. Отток серебра из страны приобретал все более угрожающие масштабы, а ведь на этом металле основывалась финансовая система Китая. Поднаторевший в статистике Хуан Цзюэцзы в связи с этим представил в 1838 году Даогуану доклад. Выходило, что с 1823 по 1831 год из Китая ежегодно вывозилось 17 млн лянов серебра, с 1831 по 1834-й – по 20 млн лянов, а с 1834 по 1838-й страна ежегодно теряла порядка 30 млн лянов. «Если так будет продолжаться дальше, то как мы сможем финансировать государственные нужды, как сбалансируем бюджет?» – беспокоился Хуан Цзюэцзы.
Императору было о чем задуматься. Помимо всех прочих напастей возникла и вполне ощутимая угроза трону: опиум стал распространяться среди солдат, включая маньчжуров. Более того, опиум проник в саму Маньчжурию, оплот Цинской династии. А в случае потери боеспособности своих войск маньчжуры могли потерять и весь Китай.
В 1838 году Даогуан собрал на совет высших сановников и губернаторов провинций с тем, чтобы решить, что делать с опиумом. На совете столкнулись мнения трех группировок. Во главе первой стоял канцлер Му Чжанэ, который выступал за сохранение существующего положения. Он указывал, что запрещать опиум не имеет смысла, поскольку это делалось уже не раз, а разрешать было бы самоубийственным для государственного престижа. Кстати, контрабандистам, которые наживались не только на торговле наркотиком, но и на борьбе с ней, такая легализация тоже была невыгодна.
