Е. Кривушина - Канарец, или Книга о завоевании Канарских островов и обращении их жителей в христианскую веру Жаном де Бетанкуром, дворянином из Ко, составленная монахом Пьером Бонтье и священником Жаном Ле Веррье
Глава восемьдесят девятая
О ТОМ, КАК ВЫШЕНАЗВАННЫЙ СЕНЬОР УСТРОИЛ ПРОЩАЛЬНЫЙ ПИР ДЛЯ ВСЕХ СВОИХ ДРУЗЕЙ В ЭТОй СТРАНЕ
за два дня до отъезда монсеньор де Бетанкур, который находился в замке Рубикон, в назначенный день устроил в нем праздничный прием для всех знатных мужей и трех королей, прибывших туда по его приглашению. В этот день в замке сидели за столами и обедали Жан Каменщик вместе с остальными каменщиками и плотниками, а также многие другие гости, как нормандцы, так и жители островов. завершив трапезу, сеньор пересел на более высокое сиденье, чтобы его было лучше слышать, ибо на приеме присутствовало более двухсот человек, и начал говорить: «Друзья мои и братья христиане! Нашему Богу Создателю было угодно распространить свою милость на нас и на эту страну, которая в этот час уже стала христианской и обратилась в католическую веру. И ради сохранения этого Бог своей высокой милостью желает через меня передать всем вам знание того, как должно вести себя во славу и умножение христианского мира. Я скажу вам сейчас, почему я решил собрать вас здесь всех вместе. Истинно, я пригласил вас сюда, чтобы вы жили в любви; для этого вы должны узнать из моих уст, какой наказ я хочу дать и дам вам, и я требую, чтобы он был исполнен. Прежде всего я назначаю Масио де Бетанкура, моего кузена и моего родственника, моим заместителем и управителем всех островов во всех делах, будь то война, правосудие, строительство, ремонт или какие-либо нововведения, которые он сочтет возможными или необходимыми. И каким бы способом он ни пожелал это сделать сам или поручил исполнить <другим> и как бы тщательно он все ни рассчитал, прежде всего он должен блюсти честь и выгоду мою и <принадлежащей мне> земли. И я повелеваю и прошу вас всех повиноваться ему так же, как вы повинуетесь мне, и не питать зависти друг к другу. Я отдал распоряжение и повторяю здесь, что пятая доля доходов должна идти мне и в мою пользу, то есть пятина коз, овец, зерна и всего остального. И из этих доходов и налогов вы будете брать в течение пяти лет две части на строительство двух красивых церквей, одной на острове Фортавантюр, а второй на острове Ланселот, а еще одна часть пойдет для вышеназванного Масио, моего кузена. И когда пройдут эти пять лет, если Богу будет угодно, я постараюсь устроить все наилучшим образом. А что касается вознаграждения Масио, я хочу, чтобы он всегда имел третью541 часть дохода с этой земли, пока будет здесь жить. А по истечении пяти лет он должен будет отправлять весь доход без этой третьей части в мое поместье в Нормандии. Он будет обязан также посылать мне каждый год новости об этой стране. Кроме того, я наказываю вам и прошу вас быть добрыми христианами и усердно служить Богу: любите Его и бойтесь Его, ходите в церковь и умножайте ее, оберегайте ее права как можно тверже в ожидании, что Бог пошлет вам пастыря, то есть прелата, который возьмет на себя заботу о ваших душах. И с Божьей помощью я сделаю все, чтобы он появился здесь. Если на то будет воля Божья, после моего отъезда отсюда я отправлюсь в Рим просить у папы, чтобы у вас был, как я сказал, пастырь, то есть епископ, для руководства вашими душами. И пусть Бог по своей милости продлит мне жизнь, дабы я смог исполнить это». «Итак, – завершил сеньор, – если есть среди вас кто-нибудь, будь то знатный или простолюдин, кто хочет сказать или сообщить что-то, я прошу изложить дело сейчас и не откладывать его, я охотно выслушаю всех». Не было никого, кто бы отдельно брал слово, ибо все говорили хором: «Мы не знаем, что и сказать, монсеньор так хорошо говорил, что нельзя ни придумать, ни сказать лучше». Каждый радовался за себя, и все вместе радовались тому, что Масио получил управление над островами. А сеньор де Бетанкур назначил его потому, что тот носил его имя и принадлежал к его роду. Сеньор огласил имена тех, кого хотел взять с собой в Рим; мессир Жан Ле Веррье, его капеллан и кюре Рубикона, выразил желание сопровождать его, и хотя было известно, что монсеньор намеревался оставить <капеллана> здесь, он все-таки уступил его просьбе. Он взял Жана де Буя, оруженосца, и еще шестерых из своего поместья, не больше; среди них были повар, лакей и конюх; каждый имел свои обязанности. И когда наступил пятнадцатый день декабря542, наш сеньор отплыл на одной из барок, другую же оставил в Рубиконе, поручив Масио как можно скорее отправить ее после Пасхи в Нормандию в Эрфле с грузом диковинных вещей с островов и сделать это непременно.
Глава девяностая
О ТОМ, КАК ВЫШЕНАЗВАННЫЙ СЕНЬОР УЕХАЛ С КАНАРСКИХ ОСТРОВОВ В НОРМАНДИЮ И БОЛЬШЕ ТУДА НИКОГДА НЕ ВОЗВРАЩАЛСЯ
Монсеньор де Бетанкур попрощался со всеми жителями и с этой землей и был готов к отплытию. Вы бы только видели, как весь народ стенал и плакал, а канарцы еще громче, чем приехавшие из Нормандии; душа разрывалась от печали, слыша эти стоны и видя слезы, которые проливали и те, и другие. Их сердца говорили им, что они не увидят больше <своего господина> и что он никогда не вернется сюда. И действительно, он никогда больше не бывал на островах, хотя в тот момент не мог и предположить такого. Некоторые бросались в море по самую грудь, чтобы ухватиться за борт судна, на котором находился их сеньор. Невозможно даже представить, как сильно <эти люди> страдали оттого, что он уезжает. Они говорили так: «Наш справедливый сеньор, зачем вы нас оставляете? Неужели мы вас больше никогда не увидим?! О! Что станет с нашей страной, почему такой мудрый и такой благоразумный сеньор, наставивший столько душ на путь вечного спасения, покидает нас?! Мы бы хотели, чтобы было иначе, но таково его желание; а поскольку так угодно ему, это должно быть угодно и нам; если таково его желание, значит, есть причина, чтобы оно осуществилось». И хотя его отъезд причинял жителям островов такие страдания, сам <Жан де Бетанкур>, оставляя их и уезжая отсюда, переживал еще больше, ибо сердце подсказывало ему, что он никогда не вернется к ним, оно так сжималось внутри, что он не мог ни произнести, ни вымолвить слово «прощайте». Он не мог сказать его никому – ни родственнику, ни другу. И даже если бы он и хотел, у него так сжималось сердце, что он был не в силах сделать этого. И вот наш сеньор де Бетанкур уезжает, и парус поднят. Пусть Бог своей милостью хранит его от всякого зла и несчастий. Дул попутный ветер, и через семь дней543 сеньор был уже в Севилье, где его приняли очень радушно; он провел там три или четыре дня. Осведомившись о короле Испании и узнав, что тот находился в Вельдоли544, он отправился туда545. Король Испании встретил его с еще большим радушием, чем прежде, ибо он был наслышан о завоевании островов и о том, какими прекрасными и достойными средствами <наш сеньор> обращал их жителей в христианство. Когда монсеньор де Бетанкур предстал перед ним и почтительно раскланялся, король выказал ему гораздо большее уважение, чем он это делал раньше. Он стал расспрашивать его, как происходило завоевание, каким путем и каким способом. Сеньор рассказал ему обо всем как можно подробнее, и король с удовольствием слушал его и готов был слушать еще и еще. Де Бетанкур пробыл при дворе короля Испании две недели. Король преподнес ему много даров, достаточных, чтобы он смог продолжить свое путешествие; он дал ему двух прекрасных испанских лошадок и одного мула, очень сильного и очень красивого, который и доставил нашего сеньора в Рим. Уезжая с острова Ланселот, сеньор де Бетанкур взял с собой только одного мула, а другого оставил Масио де Бетанкуру. Сеньор провел довольно много времени при испанском дворе, и, когда настала пора уезжать, он, прощаясь с королем, обратился к нему с такой просьбой: «Сир, я прошу вас, помогите мне, пожалуйста, в одном деле». «Я слушаю вас», – ответил король. «Сир, рассказывая вам о завоевании Канарских островов, я говорил, что они в целом насчитывают более сорока французских лье и что там живет прекрасный народ, который нуждается в поучении и наставлении; ему нужен священнослужитель высокого ранга и человек долга, который стал бы его пастырем и его прелатом; и мне кажется, что ему будет там неплохо и он будет обеспечен всем для достойного существования; и с его приездом эта земля будет все больше и больше обращаться к <христианской> вере, укрепляться в ней и прирастать паствой. Если вы окажете такую милость и напишете папе, чтобы он назначил туда епископа, вы положите начало их [канарцев] великому совершенствованию и спасению душ как тех, кто уже живет там, так и тех, кто явится в этот мир в будущем»546. Король ответил: «Господин де Бетанкур, мне не составит труда написать об этом, ибо вы так хорошо все изложили, что лучше и не скажешь, и я с большой охотой составлю послание папе. Кроме того, я порекомендую того, кого бы вы хотели видеть на этом месте, если у вас уже есть такой человек». «Сир, в этом вопросе для меня неважно, будет ли им тот или другой, важно только, чтобы он был для них добрым пастырем и знал бы местный язык, а язык вашей страны очень близок к канарскому». «Тогда, – сказал король, – я дам вам достойного человека, который поедет вместе с вами в Рим, это очень хороший священнослужитель, и он понимает язык канарцев и умеет говорить на их языке. Я напишу папе о вашей просьбе, как вы мне ее изложили, и я думаю и полагаю, что он не откажет вам и примет вас с почетом, я уверен, что он поступит именно так». Король написал письма папе, как он и обещал, и вручил их нашему сеньору и тому священнослужителю, о котором шла речь и которого звали Аллюр Десказес, то есть Альбер де Мезон547. Так что сеньор был готов к своему путешествию в Рим; он попрощался с королем и отправился в путь по суше, ибо сразу же по прибытии в Севилью и еще до своего разговора с королем отпустил своих людей548; итак, через одиннадцать дней без особых затруднений он прибыл в Рим549, о чем будет рассказано ниже.
