В. Суряев - ЭТИКА ОФИЦЕРОВ РОССИЙСКОЙИМПЕРАТОРСКОЙ АРМИИ (1900‒1917 гг.)
Чрезвычайно важным элементом понятия «честь» в офицерской среде считалась такая черта, как умение держать свое слово. «Верность слову… всегда отличала офицера. Измена слову… недостойна звания его»[25].
Не случайно в те времена под «слово офицера» одалживали крупные суммы денег и вверяли самые важные, в том числе личные секреты, ибо нарушить слово считалось невозможным в принципе.
Верность российского офицерства данному слову вызывала уважение даже у врагов. Так, в тексте соглашения о капитуляции Порт-Артура японская сторона указала, что офицеры, «давшие честное слово» не возвращаться в строй и не принимать участия в действиях против японской армии до конца войны, получат разрешение вернуться на родину.
В отношениях с представителями других социальных групп офицерская этика предписывала следующее: «Офицер должен относиться ко всем лицам других сословий с уважением и свое чувство собственного достоинства не должен выражать надменностью перед этими лицами»[26]
Мотивировалось это, прежде всего, тем, что офицеры служат «… не только Государю, но и народу, главою которого является Государь»[27].
От каждого члена воинского сословия требовалось быть выдержанным, корректным и тактичным всегда, со всеми и везде. При этом было «необходимо помнить ту границу, где кончается полная достоинства вежливость и где начинается низкопоклонство»[28].
К льстецам, пытавшимся добиться расположения начальства, в офицерской среде традиционно относились с крайним неодобрением. «Льстивость… никогда и нигде не считалась достоинством офицера. В старой русской армии таких «служак» презирали»[29].
Не случайно в корпусе офицеров широкой популярностью пользовался афоризм генерала М. И. Драгомирова: «Ведет себя достойно пред неприятелем только тот, кто ведет себя достойно пред начальником»[30].
Особо следует сказать об этических нормах, определявших отношение офицеров к нижним чинам (рядовым и унтер-офицерам). Дело в том, что еще до 1917 г. либеральная интеллигенция и революционные партии нередко использовали клевету и подтасовки как средство дискредитации офицерского корпуса; в последующие десятилетия подобная практика стала нормой.
В частности, в одном из «трудов», вышедших в 1930-е годы, так описывались порядки, «установленные золотопогонной сворой» в солдатских казармах: «… Жестокие и унизительные наказания за малейшую провинность, грубое обращение и мордобой… разжигание национальной розни, поощрение неграмотности…». Далее делался вывод:«какого же еще обращения, кроме скотского, можно было ожидать от офицера, убежденного, что солдат есть животное, обладающее даром речи?»[31].
Подобные измышления не просто далеки от исторической правды: они насквозь лживы. Тогдашние армейские реалии были сложными, но совершенно иными.
Реформы 60–70-х годов ХIХ века значительно изменили социальную обстановку в стране, существенно повлияли на мировоззрение и психологию всех сословий и социальных групп. В частности, отмена крепостного права и установление сословного равенства принципиально изменили положение в армейской среде.
Если до этого отношения между солдатами и офицерами в значительной мере строились на основе принадлежности командного состава к высшим сословиям, то после реформ «… офицер-барин перестал существовать, нижний чин-холоп — тоже». К началу ХХ века «бессловесный солдат превратился в сознательное существо»[32]
В новых условиях обеспечить решение стоявших перед войсками задач, обучить и воспитать подчиненных, завоевать у них авторитет и уважение офицеры могли только за счет личных качеств, а также справедливого и заботливого отношения к солдатам.
Приведем несколько цитат из популярных книг и сборников того времени.
«Чем больше со стороны офицера будет теплоты, участия, терпения, тем легче он найдет доступ к сердцу и сознанию молодого солдата; в таком случае лучше пойдет его воспитание и образование…»[33].
«Солдаты не безмолвные бараны, а беспощадные судьи, пришедшие из разных концов беспредельной России, уносящие обратно, туда же, всё пережитое на службе: благодарность и озлобленность; уважение и презрение; любовь и ненависть»[34].
«Офицер должен уважать человеческие права своего собрата — нижнего чина»[35]
Следует подчеркнуть, что эти мысли не были отвлеченными рассуждениями дилетантов. Их авторы — офицеры и генералы, много лет служившие в армии, глубоко понимавшие суть процессов, происходивших в войсках.
По решению специальной государственной комиссии неграмотных солдат в обязательном порядке стали обучать чтению и письму (процент неграмотных среди призывников составлял в 1901–1910 гг. в среднем до 50%). При этом обучали солдат грамоте офицеры, в основном, ротного звена.
Кроме того, именно офицеры по собственной инициативе комплектовали ротные библиотеки, покупая книги за личные деньги.
В войсках делались попытки использовать совершенно новые для того времени формы работы с нижними чинами. Например, в 1-й и 2-й пехотных дивизиях были созданы особые советы офицеров с целью содействия умственному и нравственному развитию солдат; в 8-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии ежемесячно проводились совещания офицеров, на которых обсуждались методы обучения и воспитания нижних чинов, разбирались различные ситуации из жизни и службы солдат и офицеров.
Известно немало фактов, когда офицеры даже в мирное время рисковали жизнью для спасения подчиненных.
Так, в декабре 1902 г. в Андижане произошло сильное землетрясение. Один из офицеров, поручик Девдориани, во время подземных толчков вбежал в помещение, где стояло знамя, и вынес его. Двое других — поручик Герцулин и капитан Тучков — выводили солдат из казарм, оставаясь в них вплоть до выхода последнего человека. Вследствие этого поручик Герцулин погиб, а капитан Тучков был тяжело ранен.
В Киевском военном округе во время учений солдат бросил связку динамитных патронов, которая не взорвалась. Надо было выяснить, продолжается ли горение фитиля. Подпоручик 7-го саперного батальона Васильев извлек динамит сам, не подвергая опасности нижнего чина, человека менее опытного. Командующий войсками поблагодарил подпоручика «… за правильное понимание обязанностей офицера и примерное отношение к служебному долгу»[36].
Конечно, понять суть сложнейших социальных процессов, происходивших в стране и армии, могли не все офицеры, и не сразу. Сказывались пережитки времен крепостного права, когда сословия весьма значительно различались в правах, инерционность мышления, отсутствие знаний в сфере педагогики и психологии, в училищах не преподававшихся.
Были такие, кто считал, что достаточно одной требовательности в отношении нижних чинов. Однако утверждения о том, что в российской армии начала ХХ века процветал «мордобой», являются лживыми измышлениями.
До 1910 г. офицеры за нанесение побоев солдатам подвергались наказаниям, включавшим арест на полгода и увольнение со службы. В 1910 г. был объявлен новый Воинский устав о наказаниях, ужесточавший ответственность за рукоприкладство.
За нанесение нижним чинам ударов или побоев виновные офицеры подвергались длительному аресту на гауптвахте или иным дисциплинарным взысканиям, в случае повторения — заключению в крепость до двух лет и увольнению со службы. Если же начальник причинял тяжкие телесные повреждения, или хотя бы легкие, но способом особо мучительным для потерпевшего, то он приговаривался к наказаниям, определенным общими уголовными законами, но всегда с увеличением наказания, определявшимся Воинским уставом о наказаниях[37].
Случаи рукоприкладства были, однако их количество было невелико, они предавались широкой огласке и публично осуждались.
В одном из приказов войскам Туркестанского военного округа за 1900 г. указывается, что есть случаи нанесения побоев солдатам: «Такое противозаконное обращение с подчиненными… унижающее достоинство человека вообще, а русского солдата, как Царского слуги, в особенности, вынуждает принимать самые действенные меры к искоренению этого зла»[38].
«Господа, воображающие, что кулаками они поддерживают дисциплину, не понимают, что сами ее этим подрывают, подавая пример нарушения закона», — подчеркнул командующий войсками Киевского военного округа[39].
Ответственность за побои, нанесенные нижним чинам, наступала неизбежно, ибо вышестоящие начальники, как правило, не желали, да и не могли, учитывая традиции
офицерской среды, покрывать нарушителей. За рукоприкладство привлекали к ответственности даже в условиях военного времени. Например, в 1916 г. был предан киевскому военно-окружному суду командир 647-й пешей Волынской дружины подполковник Хондзинский за то, что ударил старшего унтер-офицера той же дружины К. Костюка[40].
