В. Суряев - ЭТИКА ОФИЦЕРОВ РОССИЙСКОЙИМПЕРАТОРСКОЙ АРМИИ (1900‒1917 гг.)
Обзор книги В. Суряев - ЭТИКА ОФИЦЕРОВ РОССИЙСКОЙИМПЕРАТОРСКОЙ АРМИИ (1900‒1917 гг.)
ЭТИКА ОФИЦЕРОВ РОССИЙСКОЙИМПЕРАТОРСКОЙ АРМИИ (1900‒1917 гг.)
Русский офицер никогда не был
ни наемником, ни опричником.
А. И. Деникин
История распорядилась так, что в судьбах Российской империи армия играла совершенно особую, по сути, уникальную роль. Только благодаря потокам крови, пролитым солдатами и офицерами, сохранялась сама возможность существования государства, подвергавшегося непрестанным нападениям многочисленных завоевателей.
Высочайшая ответственность, лежавшая на армии, и прежде всего на офицерах, необходимость жертвенного служения Отечеству не могли не породить особых морально-нравственных требований к командному составу. Постепенно сложилась система этических ценностей офицерства (этика — одна из форм идеологии, совокупность норм поведения, мораль какой-либо общественной группы, профессии). Отметим: специфическая воинская этика был присуща, главным образом, кадровому офицерству.
Давно ушли из жизни последние офицеры императорской армии, но память о них, как людях чести, сохранилась. Не случайно образ офицеров тех лет так притягателен для современных кинематографистов, литераторов, рядовых граждан, интересующихся военной историей.
Особо подчеркнем, что во все времена, в том числе, в начале ХХ столетия, в рядах корпуса офицеров служило немало выходцев из Беларуси. В их числе — военный министр генерал от инфантерии П. С. Ванновский, один из руководителей обороны Порт-Артура генерал-лейтенант Р. И. Кондратенко, командующий Кавказской армией в годы Первой мировой войны генерал от инфантерии Н. Н. Юденич, командир 1-го гвардейского корпуса в те же годы генерал-лейтенант В. З. Май-Маевский и многие другие.
Офицерская этика, вобравшая лучшие воинские и общечеловеческие традиции, нормы и правила поведения, как в боевой обстановке, так и в повседневной жизни, со сменой исторических эпох претерпевала некоторые изменения, однако неизменно опиралась на самые высокие моральные принципы. В начале ХХ века, в тяжелейших условиях социальных катаклизмов и войн, в период катастрофической деградации нравственных основ общества, это духовное наследие не только не было утеряно, но, напротив, получило дальнейшее развитие и закрепление.
Какого-то специального документа, регламентировавшего этические нормы, не существовало. Но они были столь важны для офицерства, что даже в эпоху, когда все связанное с императорской армией подвергалось шельмованию, советский военный журнал писал: «большинство этих норм нигде записано не было. Они издавна утвердились в офицерской среде и соблюдались всеми офицерами»[1]
Но ничто не проходит бесследно: официальные документы военного ведомства, приказы командиров и начальников различного ранга, книги и статьи тех лет, воспоминания, мемуары, дневники и письма, написанные представителями военного сословия, позволяют воссоздать этический кодекс российского офицерства.
В основе его лежали такие непреходящие ценности, как долг и честь. Еще в период обучения в кадетских корпусах, юнкерских и военных училищах у будущих офицеров
формировали, прежде всего, именно эти качества. Содержание духовно-нравственного воспитания определялось интересами государства и общества и заключалось в привитии воспитанникам нравственных качеств, вытекающих из христианского понимания добра и зла, а также комплекса нравственных обязанностей по отношению к Отечеству, Престолу, другим людям, себе.
Так, «Инструкция, определяющая правила военного воспитания и устройства внутреннего порядка в юнкерских училищах», разработанная военным министерством, гласила: «Военно-воспитательная подготовка юнкеров должна заключаться… в глубоком укоренении чувства долга христианского… верноподданнического и воинского», развитии и упрочении «… сознания о высоком значении воина, призванного к защите Престола и Отечества…»[2]
Далее в документе подчеркивалось: «Для военной службы нужен, прежде всего, безукоризненно честный воин.
Поэтому внутренняя училищная обстановка и все приемы воспитания должны быть построены на основных началах чести, правды и благородства»[3]
Здоровый консерватизм нравился в тогдашнем обществе далеко не всем. В этой связи журнал «Военный сборник», дискутируя с либеральными педагогами, обвинявшими военную школу в насаждении «грубых инстинктов в детских душах», писал: «Этим знатокам детской души мы посоветуем обратить свое внимание на настоящую язву гражданской… школы, с ее политиканством и хулиганством… в своей же военной школе мы будем заботливо насаждать все военное, в твердой уверенности, что этим мы привьем не грубость, а благородный героизм, особенно обязательный для детской души»[4]
Духовно-нравственное воспитание юнкеров осуществлялось на основе специальных программ, учебно-воспитательных планов, разнообразных учебно-методических пособий. В целом, воспитание представляло собой целенаправленный процесс воздействия на психику воспитанников, в целях развития качеств, ориентированных на существовавшие в то время идеалы и ценности.
Вспоминая свои юнкерские годы, генерал-лейтенант А. И. Деникин писал: «… Вся окружающая атмосфера, пропитанная бессловесным напоминанием о долге, строго установленный распорядок жизни, постоянный труд, дисциплина, традиции… все это… создавало военный уклад и военную психологию, сохраняя живучесть и стойкость не только в мире, но и на войне, в дни великих потрясений…»[5]
Училище, в котором учился будущий генерал, не было исключением: об этом свидетельствует вся история кадрового российского офицерства.
После производства в офицерский чин выпускники попадали в офицерскую среду, в которой понятие о чести имело особое значение, где восполнялись пробелы воспитательной работы в период учебы.
Что же подразумевалось под понятием «честь»?
Известный в начале ХХ столетия военный юрист и публицист П. А. Швейковский, автор книг, широко распространенных среди офицеров, отмечал, что, прежде всего, «воинская честь выражается в верности Престолу, мужестве против неприятеля, в презрении к трусу; она есть высшее духовное благо армии; армия погибла, если потеряна ее честь»[6]
Аналогично трактовал это понятие генерал-лейтенант А. Н. Апухтин, командовавший в годы Русско-японской войны полком, а в годы Первой мировой войны — дивизией: «Воинская честь, личная или корпоративная, есть высшее проявление нравственных качеств отдельного бойца или целого полка. Непоколебимая верность Царю и Отечеству, своему знамени, храбрость и дисциплина — вот главнейшие основы специальной воинской чести»[7]
Понятие чести было неразрывно связано с почитанием знамени части. В одном из документов той поры говорилось: «Знамя — Царское благословение на верную службу Родине. Полковое знамя — это святыня и честь полка, которую надо защищать до смерти. Потерять в бою знамя — все равно, что нарушить присягу, изменить Царю и Родине, а таких клятвопреступников, которые отдали свое знамя врагу на посмеяние, карают лишением воинской чести и смертной казнью»[8].
Один из генералов, участвовавший в русско-японской и Первой мировой войнах писал: «Знамя — душа армии. Знамя — великий символ бессмертной идеи защиты Родины. …Нужно ли говорить о том, что тело наше могут убить, замучить на работах, унизить, заставить голодать, но бессмертной души, но сознания верности Родине и любви к ней, но седых полковых знамен и штандартов — никто уничтожить не может»[9].
Во имя спасения армейских святынь, а значит, и воинской чести, было совершено немало героических поступков. Вот лишь некоторые из них.
В ходе Русско-японской войны, в бою под Мукденом (1905 г.) были окружены несколько рот 55-го пехотного Подольского полка. Командир полка полковник Васильев передал знамя ординарцам, чтобы те вынесли его к своим; остальной личный состав прикрывал их отход. Погибли все, полковника Васильева японцы подняли на штыки, но стяг не попал в руки врага[10].
При отступлении от Мукдена 1-й Восточно-Сибирский стрелковый полк вышел из боя с японцами в составе всего 3 офицеров и 150 нижних чинов, но сохранил знамя[11].
Во время Первой мировой войны дважды раненный полковник Первушин (1-й пехотный Невский полк) перед последней попыткой своей части пробиться из окружения приказал снять знамя с древка и зарыть его в землю. Знаменщик, подпрапорщик Удалых, точно запомнил место, где был зарыт стяг.
Остатки полка, которым удалось выйти из окружения, были направлены для переформирования в Лиду. Сюда же для прохождения службы прибыл подпоручик Игнатьев, который, по воспоминаниям сослуживцев, был крайне разочарован тем, что попал в полк, не имевший полковой святыни — знамени.
