Марк Гроссман - Земля родная
Сережка любил быть в центре внимания. Он подсел к Саньке. Изобразив на лице задумчивость, заговорил с притворной мечтательностью:
— И подымается наш бывший бригадир кверху, откуда эти черномазые ангелы орут на шихтарей… Поставит свои руки в боки и заорет: «Эй вы, черти, чего дрыхнете?»
— Дурак ты, — спокойно сказал Санька.
— Благодарю. Еще что скажешь? Умные речи приятно слушать.
— Завидуешь, вот и плетешь всякую ерунду.
— Я? Завидую? Вы ошибаетесь, сударь.
— Перестань, говорю.
— А что — осердишься?
— Ты меня сегодня осердить не сможешь. — Санька широко улыбнулся и хлопнул приятеля по плечу. — Пойдем-ка, брат, смену принимать.
В тот же день они едва не поссорились.
Перед самым обеденным перерывом в шихтарник пришла Валя Бояршинова. Она подозвала к себе Саньку и стала ему что-то говорить, Санька утвердительно кивал головой. Сережка поглядывал на них и отметил, что Санька краснеет.
Когда Валя ушла, Сережка, скорчив равнодушную гримасу, поинтересовался:
— Если не секрет, конечно, о чем это толковал с тобой наш комсомольский бог?
— Да так, ни о чем… — равнодушно ответил Санька. — Мероприятие какое-то проводит. После работы всем велела в красный уголок идти.
— Та-ак… Это понятно. Другой вопрос: а почему ты краснел?
Санька опять покраснел и сердито буркнул:
— Не твое дело. Не суйся, куда не просят!
Но окриком от Сережки не отделаешься.
— Эге-е! — протянул он. — Да тут какая-то собака зарыта!
Перед концом смены Валя опять появилась в шихтарнике. На этот раз беседовал с ней Сережка.
— Здрасте! Вам товарища Брагина? Они заняты: объясняют одному неотесанному новичку, что такое хорошо и что такое плохо.
Валя усмехнулась:
— Пустобрех ты, Трубников.
— Да? Это вам показалось. Ну, как ваше драгоценное здоровье, как вы дышите?
— Нормально.
— Это приятно.
Подошел Брагин. Сережка, сделав вид, что не замечает его, очень любезно говорил Вале, как бы продолжая начатый разговор:
— Тогда вот такое предложение… Понимаете, Валечка, я иду в кино и случайно купил два билета. Один оказался лишним. Не пойдете со мной?
— Сегодня некогда, а завтра пожалуйста.
— У меня как раз на завтра.
Санька был мрачнее тучи. Он сердито ткнул Сережку в бок:
— Чего торчишь? Иди в красный уголок!
— Вы сердиты? В чем дело, товарищ бригадир? — преувеличенно удивился Сережка.
— Потом поговорим. Иди!
Валя стала официальной:
— Брагин, не груби подчиненному!
Сережка пожал плечами:
— Нич-чего не понимаю! — развел руками и двинулся вслед за шумной ватагой ребят в красный уголок.
В этот день Сережка впервые видел такое множество заводских ребят и девчат, собравшихся вместе.
Цеховой красный уголок был заставлен деревянными скамейками. Скамьи отливали темно-бурым блеском. Предусмотрительные конторские девчата — известные чистюли — принесли с собой табуретки. Стоял нестройный гул. Кое-где пробовали затянуть песню.
Сережка и Санька сидели рядом. Брагин демонстративно отвернулся от своего приятеля.
— Бригадир, а, бригадир?
— Ну, что тебе?
— Какой ты серьезный сегодня! Скажи, для чего нас собрали?
— В прятки играть.
— Похоже. Речи, наверно, будут?
Санька промолчал. Сережка вздохнул:
— Тоскливо сидеть с тобой. К девчатам перебраться, что ли?
Но не успел. На низенькую сцену бойко вбежала Валя, вытянула вперед руку, повелительно сказала:
— Тише, товарищи!
Говор постепенно смолк. Валя, видать, привыкла и любила командовать своими неугомонными сверстниками:
— Прекратите шум!
Раздался придирчивый голос:
— А почему объявления не было? Зачем собрали?
— Для чего тебе объявление? Чтобы сбежать за пять минут и сорвать мероприятие? — спросила Валя придирчивого парня, погрозила ему пальцем. — И вообще перестань, Костя!
— Вот будет отчетное собрание — я тебе пару ласковых слов скажу! Вспомнишь, как зажимать комсомольцев! — шутя погрозил паренек.
Валя махнула рукой, как будто отгоняла надоедливую муху, и отчеканила:
— Сотрудник нашего городского музея товарищ Вершинин сейчас прочитает лекцию на тему: «История города Златоуста»!
Маленький, юркий, в больших роговых очках лектор вынырнул из-за кулис. Ни на кого не глядя, привычно устремился к трибуне. Бережно положил перед глазами огромный рыжий портфель и, опять-таки ни на кого не обращая внимания, озабоченно и деловито стал шелестеть бумагами.
Никто не произнес ни слова, но Сережка почувствовал: сотрудник музея ребятам не понравился.
Обращаясь не к залу, а к своим бумагам, лектор произнес тусклым голосом:
— Ну-с, начнем, пожалуй?
Он пожевал тонкими губами и начал:
— Наш город ведет свою историю с 1754 года. Тульский купец Иван Масолов, правая рука Демидовых, скупил у башкир окрестные земли за двадцать рублей. Это был умный, деятельный человек.
— Жулик и эксплуататор ваш Масолов! — раздался вдруг возмущенный возглас.
Лектор потрогал очки, бодливо наклонил голову:
— Во-первых, молодой человек, в отличие от вас — Масолов историческая личность, во-вторых, мы живем в городе, которому он положил начало. И мы не имеем никакого права так отзываться о своих предках. Вот вы, молодой человек, кричите насчет эксплуататоров, а скажите: вы какой город основали для своих потомков, а?
Тот самый паренек, который обещал сказать Вале «пару ласковых слов», громко выкрикнул:
— Мои одногодки строят Магнитогорск!
В зале грохнули аплодисменты.
— Это не относится к нашей лекции.
— Нет, относится!
Валя погрозила Косте пальцем. Парень проворчал что-то и сел.
Лектор опять порылся в бумажках и продолжал повествование:
— После Масолова заводом владел Лугинин. А в конце восемнадцатого века хозяином стал гостинодворец Кнауф. С приездом заграничных мастеров начинается славная история нашего города. Города, где плавится прекрасная, несравненная сталь и расцветает граверное искусство.
Потом он долго и подробно говорил о том, как приезжал сюда царь Александр I.
— Визит Александра Павловича убедительно доказывает, какое значение имел для России Златоуст.
— А Пугачев заходил к нам? — спросила девушка из задних рядов.
Лектор поднял очки на лоб и почтительно ответил:
— Да, Пугачев у нас был. Но я не располагаю точными данными. Поэтому рассказывать не рискую.
— Жаль, — сказала девушка.
— Что же делать? — пожал плечами музейный работник.— Но продолжим…
И опять вскочил вихрастый Костя:
— О царях и купцах сведения собрали, а на Пугачева времени не хватило, да?
Тут-то Сережка Трубников понял, что это за народ — заводские ребята. Кое-кто повскакал с мест. В зале поднялся невообразимый шум. Со всех концов неслись выкрики:
— Долой лектора!
— На тачку его!
— Самого его в музей сдать!
Музейный служитель говорил что-то, тряс головой, размахивал руками.
На трибуну взлетела Валя. Но даже она не могла справиться с разбушевавшимися ребятами. Валя поняла, что с ними ничего не поделаешь, подошла к лектору, что-то сказала ему. Тот торопливо собрал бумаги, плотно зажал подмышкой краснокожий портфель и юркнул за кулисы. Вслед ему засвистели, заулюлюкали, затопали ногами. Потом наступила относительная тишина.
— Ну и бузотеры же вы, ребята! — укоризненно покачала головой Валя. — Такое мероприятие сорвали.
— А ты нам не подсовывай всякую контру! — бросил беспокойный Костя. — Честное слово, Валька, тебя надо как следует проработать!
— Сейчас или потом? — спросила Валя. И такая на ее лице появилась обворожительная улыбка, что строгий Костя не выдержал, улыбнулся и махнул рукой:
— А ну тебя!..
— Что же теперь будем делать? — спросила Валя. — Расходиться по домам?
— Зачем расходиться? — возразил Костя.
— Что ты предлагаешь?
— Я предлагаю петь и плясать!
Все вмиг вскочили. Загрохотали, поплыли над головами скамейки. Через несколько минут у стен образовались горы скамеек, а в середине зала — пустота. Притащили гармонь, девчата заставили Андрея Панкова сбегать в умывальник, чтобы не залапал грязными ручищами клавиши новенькой двухрядки.
Трубников подкатил к Вале Бояршиновой и деликатно поклонился:
— Разрешите пригласить?
— Не разрешаю, — рассмеялась она. — Ты из моего платья сделаешь спецовку.
Сережка поглядел на свои руки, перемазанные ржавчиной, ухмыльнулся:
— Н-да, действительно… Конечности того… Беру свои слова обратно.
Вдруг кто-то потянул его за рукав. Сережка оглянулся — Санька Брагин. Он отвел Трубникова в сторону и, глядя поверх его головы, жестко сказал:
