Александр Дюков - За что сражались советские люди. «Русский НЕ должен умереть»
Вскоре, впрочем, Гейдрих пошел на попятный. В изданной им 2 июля специальной директиве уже указывалось, что уничтожению подлежат не все евреи, а лишь «члены партии и занятые на государственной службе, а также прочие радикальные элементы (диверсанты, саботажники, пропагандисты, снайперы, убийцы, поджигатели и т. п.)».[288]
Это разъяснение было в своем роде уникальным, поскольку не расширяло, а ограничивало круг подлежащих уничтожению евреев членами партии и бойцами советского сопротивления.
Таким образом, войска вермахта, вступавшие на территорию СССР, руководствовались распоряжением, согласно которому все евреи являются партизанами и саботажниками и как таковые должны уничтожаться. В то же время согласно директиве, которой руководствовались айнзатцгруппы СД, уничтожению подлежала лишь некоторая часть еврейского населения, а для остальных предназначались гетто.[289]
…Сначала через захваченный город проходили германские войска. Солдаты вермахта законодательно разрешили убивать кого угодно и за что угодно; они, однако, готовы были повременить с уничтожением русских свиней – лишь бы сперва расправиться с евреями.
Убийства евреев с первых дней стало для наступавших немецких войск таким же любимым развлечением, как насилие и убийства женщин, как уничтожение раненых красноармейцев.
Горели синагоги, на улицах лежали расстрелянные евреи, а по деревне Зеленцово возили захваченного в плен красноармейца-еврея: медленно умирающего, с забитым в горло колом.[290]
В Виннице немецкий офицер убил четырехмесячного младенца, ударив его головой о чугунную плиту.
Возле Одессы пьяный румынский полковник устроил учения: солдаты должны были стрелять в убегавших еврейских детей.
В Прилуках немцы связали шестерых еврейских девушек, изнасиловали их и оставили голыми с надписями: «Уборная для немецких солдат».[291]
Потом войска уходили дальше, а вслед приходили оккупационные власти.
Время индивидуальных развлечений заканчивалось; наступал новый порядок.
Сначала в дело вступали айнзатцкоманды СД.
Ими двигала не ненависть, не жажда развлечений, а четкий расчет. Несмотря на то что действия против евреев были достаточно строго регламентированы: уничтожению подлежали лишь члены партии и радикальные элементы, главный принцип, положенный в основу деятельности айнзатцгрупп, – возможность уничтожать любого, кто покажется подозрительным, – делал любые ограничения фикцией.
Евреев было достаточно объявить подрывными элементами, чтобы уничтожить. Один из первых опытов был проведен 4 июля под Лиепаей; там расстреляли 47 евреев и пять латышских коммунистов. Через три дня комендант увеличил число подлежавших расстрелу до 100 человек.[292]
Вскоре расстрелы мужчин-евреев стали обыденностью. «Под чертовски чувственную музыку пишу я сейчас первое письмо моей Труде, – записывал в дневнике один из эсэсовцев. – И пока я пишу, раздается команда: „Выходи строиться!“ Карабины, каски, боекомплект по 30 патронов… Скоро возвращаемся назад. Там уже были построены 500 евреев, готовых к расстрелу».[293]
Это вселяло ужас; однако точно так же расстреливали русских, белорусов и украинцев – за лояльность к советской власти. В отчетах СД можно увидеть, что если сначала каратели расстреливали больше евреев, чем представителей других национальностей, то постепенно соотношение выравнивалось.[294]
И когда сходила первая волна оккупационного террора, начиналось то, что нацисты изящно называли «изоляцией евреев», то, что уже произошло в Польше.
…Толпы людей стекались в гетто; тех, кого ловили снаружи, немедленно расстреливали. «Грустное это зрелище, – вспоминал позже Сидни Ивенс, – толпы мужчин, женщин и детей, стариков и инвалидов. Люди тащили с собой, что могли унести, – кто в тележках, кто даже в детских колясках».[295]
Гетто, создаваемые в крупных и средних городах, представляли собой огороженные колючей проволокой городские кварталы под двойной охраной: контролируемой оккупантами еврейской «службой порядка» внутри и местными полицейскими снаружи. Для управления согнанными в гетто людьми из их числа создавались «органы самоуправления» – юденраты.
«В каждом городе был назначен временный председатель еврейского совета, которому поручено создать еврейский совет в количестве от 3 до 8 человек, – говорилось в сообщении полиции безопасности и СД. – Еврейский совет полностью несет ответственность за поведение еврейского населения. Кроме того, он незамедлительно должен начать регистрацию всех евреев, проживающих в населенном пункте…».[296]
Юденраты отвечали за регистрацию, учет и расселение в гетто, сбор контрибуций и за все вопросы, которые могут возникнуть, если множество людей заставить жить в изолированном от остального мира месте.
А также за поставки рабочей силы для нужд оккупационных властей.
«Евреи обоего пола в возрасте от полных 14 до 60 лет, которые проживают во вновь оккупированных Восточных территориях, обязаны работать, – указывал министр Альфред Розенберг. – Они должны быть собраны для этого в отделе принудительных работ».[297]
В гетто людям приходилось существовать в условиях жуткой скученности и недостатка пищи; получить работу означало стать «полезным евреем». «Полезным евреям» давали еду, выводили на работы и даже могли разрешить жить вне гетто – в каких-нибудь бараках рядом с местом работы. «Полезный еврей» мог тешить себя надеждой, что его не расстреляют просто развлечения ради.
Впрочем, из гетто можно было попасть на работы и в трудовые лагеря, режим которых был так же жесток, как в лагерях советских военнопленных, а возможность выжить – так же призрачна. Однако в сорок первом году таких лагерей было еще немного.[298]
О поголовном уничтожении не шло и речи – да и зачем? Ведь воюющему Рейху нужны рабочие руки, а евреи трудятся ничуть не хуже тех же русских или поляков.
Другое дело, что нацисты считали полезным, чтобы число евреев (как и, к примеру, славян) значительно уменьшилось.
Для этого был выбран довольно нетривиальный подход.
Нацисты проявили странную щепетильность. Залив кровью захваченные территории, оставляя за собой обезображенные трупы изнасилованных женщин и замученных красноармейцев, они тем не менее предпочли перепоручить уничтожение евреев местным националистам, вылезшим из подполья.
Германские спецслужбы имели с антисоветским националистическим подпольем давние и прочные связи. В РСХА были твердо уверены в двух вещах – в управляемости националистов и в их ненависти к «жидобольшевизму», а следовательно, к русским и евреям. Уже 29 июня шеф РСХА Гейдрих в одном из оперативных приказов специально указывал подчиненным:
Стремлению к самоочищению антикоммунистических или антиеврейских кругов во вновь оккупированных областях не следует чинить никаких препятствий. Напротив, их следует – конечно, незаметно – вызывать, усиливать, если необходимо, и направлять по правильному пути, но так, чтобы эти местные «круги самообороны» позднее не могли сослаться на распоряжения или данные им политические гарантии.
…Такие действия по вполне понятным причинам возможны только в течение первого времени оккупации.[299]
Первый опыт был поставлен в Прибалтике. Командир действовавшей в полосе группы армий «Север» айнзатцгруппы «А» бригаденфюрер СС Штальэккер впоследствии вспоминал, что одной из задач его подразделений было «стимулирование стремления населения к самоочищению, придание этому стремлению нужного направления, с тем чтобы как можно быстрее достичь цели чистки. Не менее важным был сбор фактов и доказательств того, что население прибегло к самым жестоким мерам против большевиков и евреев самостоятельно».[300]
Все это бригаденфюреру удалось в полной мере.
Как только немцы вступали на территорию прибалтийских республик, там начинались еврейские погромы. Большинство погибших при этом людей были убиты не эсэсовцами, а местными националистами, проявлявшими исключительную жестокость, не щадившими ни женщин, ни детей.
За одну ночь на 26 июня в Каунасе озверевшими националистами было убито более полутора тысяч человек. Улицы города были залиты кровью; еще через несколько ночей число уничтоженных евреев было доведено до четырех тысяч.[301] В Риге к началу июля были, как говорилось в докладе шефа полиции безопасности и СД, «разрушены все синагоги, расстреляно пока 400 евреев».[302] То, что на территории Латвии в уничтожении евреев на первых порах удалось достичь лишь весьма скромных успехов, бригаденфюрер Штальэккер объяснял весьма доходчиво:
