Владимир Соловьев - Мы и Они. Краткий курс выживания в России
Все говорят одно и то же: «Мы хотим, чтобы...», но рецепты какие-то у всех гниловатые. По крайней мере, большая часть страны доверяет не рецептам, а устам и лицам, которые эти рецепты произносят. И чем более нормален человек, их произносящий, тем выше степень доверия. Если оценить политическую жизнь России, то станет очевидно, что ее и не может быть. Посмотрите: если мы с вами рассматриваем любую область жизни, то всегда говорим о том, как там важна преемственность. Например, театральная школа: есть система Станиславского, есть система Чехова. Это, по крайней мере, сто лет конкуренции, сто лет борьбы, сто лет доказанного экспериментально, и какими последователями это доказано! Какие имена, что с одной, что с другой стороны! Великие имена! А теперь посмотрите на политическую жизнь России. Мы долго будем мучиться, разбирая, где у нас славянофилы и где эти... как их... ну эти – другие. Другие у нас есть? Должны быть. Нет, ну, точно есть. Да, конечно, есть, но кто их знает? У нас еще кадеты были, кажется. Да. И эти, эсеры. Да. И мы, главное, прекрасно знаем их политические воззрения, особенно по книгам Ильфа и Петрова. И все, точка! Потом пришли большевики, и политическая жизнь в стране тихо умерла.
К сожалению, эти аналогии справедливы, только когда мы говорим о политике как науке или искусстве. Почему? Потому что в России публичная политика только нарождается, потому что в России дебаты как таковые вообще не играют никакой роли. К передаче «К барьеру!» всегда есть два вопроса, которые задают чаще всего. Первый: «Почему вы так часто приглашаете Жириновского?», и второй: «Когда вы, наконец-таки, позовете Жириновского?» Количество ярких, умных, говорящих людей, способных быть интересными на протяжении пятидесяти двух минут эфира, в России крайне невелико. Чтобы быть политиком в нашей стране, совершенно не обязательно быть выдающимся оратором, совершенно не обязательно быть выдающимся мыслителем, но абсолютно необходимо быть выдающимся царедворцем.
Политика в России все более и более становится технологичной, все меньше нужды в трибунах, не надо выходить к народным массам и кричать. Для того чтобы победить на выборах, надо уметь договариваться. Надо уметь организовывать и уметь воздействовать. И даже не на политический класс, потому что с ним надо договориться, чтобы тебя поддержали те или иные структуры и те или иные средства были привлечены. Потому что без поддержки тех, кто является сутью и солью политического класса, вы не получите доступа к ресурсу как финансовому, так и к массово-информационному. А ведь только используя эти ресурсы, вы сможете достучаться до тех, которые поднимают руки и говорят: «Я пойду на выборы». Идеи, которые вы должны транслировать политическому классу, как правило, не будут иметь ничего общего с теми идеями, которые вы должны транслировать людям, приходящим к избирательным урнам. Почему? Да потому, что бабушке глубоко наплевать на наши умствования о том, что мы строим. Бабушка никогда не сможет с первого раза написать два слова «суверенная демократия», не сможет и не поймет. И она не должна это понимать, потому что «суверенная демократия» – термин для совершенно другого круга людей. Это вопрос трансляции: как перевести политическую идею на язык, понятный простым людям и воспринимаемый ими как суть и основа своего бытия? К сожалению, сейчас в России это невозможно, поскольку основой политического класса любой другой страны в том или ином виде является крупная собственность. Осознание же человека как собственника и сложившееся отношение к защите своих прав собственника и является, кстати, основой демократии. Поэтому когда разные люди из «Яблока», СПС и прочего будут говорить, что демократия это независимые суды и средства массовой информации, знайте – это вранье, это абсолютное вранье. А правда совсем в другом. Демократия как таковая зиждется на мерзком экономическом постулате – на уважении к частной собственности. Если есть уважение к частной собственности, на этом камешке начинает строиться здание всего демократического государства. Строятся законы, защищающие право человека на частную собственность, выстраивается политическая система, проводящая эти законы в жизнь, появляются партии, защищающие как эти законы, так и правоприменительную практику, появляются средства массовой информации, способные вокруг этого существовать. Но если нет уважения к частной собственности, никогда никакой демократии не будет.
В России нет и никогда не будет демократии по американскому образцу! Мы не американцы, система ценностей, находящаяся внутри каждого из нас, принципиально отличается от системы ценностей, живущей внутри англичанина, француза или американца. Это не делает нас лучше или хуже, просто мы другие. Мы иные, наше мироощущение и понимание, что хорошо и что плохо, что справедливо и что несправедливо, другое. Поэтому вся наша история другая. Мне вполне серьезно говорят: «Нам бы просто лет восемьдесят пожить спокойно при демократии – и будет по-другому». Не будет! Не можем мы «пожить лет восемьдесят при демократии», потому что все, что здесь было, не инопланетяне принесли. Ни революцию семнадцатого года, ни семьдесят лет советского режима, ни царское бесправие. Они появились не вопреки русскому народу, они являются продолжением и проявлением его ментальности. Именно поэтому та политическая деятельность и политическая жизнь, которая проистекает сейчас на наших с вами глазах, по своей сути несет в себе все что угодно, но только не западную кальку с понятия политики. Именно поэтому политическая деятельность в России настолько пронизана фрагментами шоу-бизнеса, морализаторства, откровенно дурного религиозного чувства и мощного российского неприятия всех и вся. Такое мощное, живущее на инстинктивном уровне желание сказать: «Да идите вы все!»
Когда нынешнее политическое движение пытаются каким-то образом залакировать, задвинуть сверху, натянуть на него какую-то скромную кепочку и сказать: «Вот это теперь будет называться...», ничего не получается. Через несколько мгновений все эти политические движения и стремления трещат по швам и выясняется, что их уже не одно, и не два, а двадцать два. И никакие умствования, никакие идеологические беседы не играют никакой роли. Вопрос, с кем ты захочешь оказаться в одной упряжке, с кем ты пойдешь, чаще зависит от того, как твой потенциальный единомышленник играет в футбол, каков он как человек, насколько он вызывает у тебя симпатию, как персонаж. Это гораздо важнее его политических воззрений.
Скажите, а как часто в течение дня вы прощаете себе не совсем точные поступки и поведение, и как часто вы не прощаете окружающим их проявления себя? Ведь мы всегда находим оправдание собственной подлости, мы всегда говорим: «Ну это же они, я-то что? А все такие! А кто не пьет?!» Но когда речь идет о том, что они должны были что-то сделать для вас, но не сделали, вы говорите: «Да как ты мог, ты же должен был!» Эти двойные стандарты у нас присутствуют всегда, мы никогда не спрашиваем с себя «по гамбургскому счету». Никогда! Мы всегда требуем от них, все перекладываем на их плечи и никогда ничего не требуем от себя. В каждом из нас живет проявление рабской ментальности: нам важно, чтобы нас не трогали, чтобы вовремя была еда и некие материальные условия, а все остальные вопросы решайте сами, нас это устроит. Вот это самое страшное проявление нашей ментальности.
У рабской ментальности всегда есть жуткая обратная сторона – агрессивная. Яркий пример: месье Поткин и ДПНИ со своим агрессивным стремлением захватить и отобрать. Откуда такое страшное желание взять чужое, сказав: «Вас здесь не стояло?» «У нас есть право всего лишь потому, что мы родились такими», – абсолютно скотская формулировка. Возникает вопрос: а что ты сделал для того, чтобы родиться русским, татарином или украинцем, ну что ты для этого сделал? Договорился со сперматозоидом, из которого потом смог развиться? Да ни черта ты для этого не сделал. Я тебя даже больше спрошу, я тебе задам сложный вопрос: а что ты можешь сделать, чтобы стать теперь другим? И где гарантия, что в тебе не затесалась пара капель другой кровушки? Яркий математический пример: Чингисхан. Известно, что в одной Европе у него сейчас шестнадцать миллионов прямых потомков живет. У старика Авраама, который жил за много-много лет до Чингисхана, я даже боюсь подумать, сколько прямых потомков. Где гарантия, что в каждом из вас нет хотя бы пары капель не той кровушки? С этим же ничего нельзя сделать.
Но рабская агрессивность подразумевает простые ответы: бей, насилуй, уничтожай! И вот здесь возникает самый сложный вопрос: как быть, что делать, кому верить? Тогда и появляются люди, которые чувствуют настроения в обществе, формализуют их, излагают на бумаге, выступая, если угодно, кристаллизаторами общественной дискуссии. Возникает целое сообщество людей, которые пытаются почувствовать и определить, что движет политическим классом. Что движет людьми? Ведь очевидно, что никакой народ в Америке не формировал две партии, которые сейчас являются основными. Сделали это вполне конкретные представители политического класса, которые сгруппировали вокруг себя единомышленников. И только многовековая история, умение вести политические дискуссии и грамотно, понятно излагать свои мысли для каждого привели к тому, что люди вдруг стали заявлять: «О да, я республиканец!» На вопрос «Почему?» есть простой ответ: «Потому что и мои родители были республиканцами». А я вам задам такой вопрос: «Поднимите, пожалуйста, руки те из вас, кто знает, за кого голосуют их родители. А теперь, пожалуйста, продолжайте держать руки те, кто голосует так же, как их родители». Поверьте, таких практически нет, потому что мы с вами традиционно и постоянно живем в эпоху перемен. Нас не покидает вечное ощущение того, что старшее поколение ни черта не знало о жизни, поэтому мы так плохо живем сейчас. Следовательно, нет смысла придерживаться их советов, раз они нам не оставили ничего, кроме головной боли.
