Джон Армстронг - Украинский национализм. Факты и исследования
Столкнувшись с этой дилеммой, германские правители применили тактику компромисса и обмана. Они обещали распустить колхозы, но, вопреки желанию крестьянина сразу получить землю, мотивировали отказ тем, что процесс должен быть постепенным. Сначала колхозу предстояло трансформироваться в Gemeinwirtschaft (громадське господарство), или общественное хозяйство; единственным существенным эффектом было увеличение размера каждого двора. На втором этапе, который должен был последовать в ближайшем будущем, хозяйство предполагалось преобразовать в Landbaugenossenschaft (хлиборобська спилка), или сельскохозяйственное товарищество. На этой стадии каждое домашнее хозяйство должно было получить определенный земельный надел и вознаграждаться в зависимости от урожая, снимаемого с этой земли, хотя многие сельскохозяйственные работы предполагалось проводить коллективно, чтобы преодолеть голод, недостаток в тягловых животных, тракторах, топливе для тракторов и инвентаре.[309]
Там, где программа была выполнена без промедления, большинство крестьянства, по всей видимости, благосклонно восприняло перемены[310]. Однако на большей части Украины, особенно в рейхскомиссариате, процесс шел с досадными промедлениями. Частично это объяснялось тем, что немцы не произвели тщательного обследования земель, прежде чем их делить между хозяйствами. Более серьезным препятствием была преднамеренная обструкция со стороны Коха и прочих, кто, чувствуя, что программа оставит какой-то сектор жизни вне их контроля, выдвигали аргумент, что все это мероприятие кончится снижением поставок. В результате только 10 процентов вместо запланированных 20 Gemeinwirtschaften были преобразованы в Landbaugenossenschaften[311]. Несмотря на скудные практические результаты, программа деколлективизации стала любимой темой пропаганды Коха – несомненно, потому, что немного было тем позитивного характера, по которым он разрешал дискутировать. В конце концов, однако, постоянно нарушаемые обещания бесспорно привели к потере доверия к немцам, даже к готовности вернуться к советской системе, с ее уже известными пороками. Крестьянская поговорка – «плохая мать все же лучше много обещающей мачехи» – показательна для суждения крестьян о германской сельскохозяйственной политике.[312]
Проблема обеспечения сельскохозяйственных поставок была тесно связана с проблемой снабжения продовольствием украинского городского населения. Одним из способов, с помощью которых немцы стремились получить больше сельхозпродукции для собственных нужд, был практический отказ от снабжения продовольствием жителей городов. Первая зима особенно показательна в этом плане. Замысел был прост: голодающее городское население изыщет какие-то средства (обмен или другие), чтобы побудить крестьян поделиться частью продуктов, припрятанных и сохраненных сверх того, что смогли получить от них немцы[313]. До некоторой степени, конечно, это было верно. Частные лица ездили по селам, стараясь выменять съестное у крестьян так же, как это происходило после революции. Городские власти и социальные комитеты делали все возможное, чтобы обеспечить продовольствием своих клиентов; в действительности причина того, что немцы разрешали этим подозрительным организациям действовать, состояла в том, что таким образом они сами оказывались освобожденными от необходимости заниматься такими вопросами. Ресурсы, которыми располагали эти органы, были, однако, бесконечно малы по сравнению с потребностями, потому что ценные материалы, оставленные в городах, были реквизированы немцами.[314]
Крестьяне, в свою очередь, мало что могли предложить на продажу. Они жили при регламентированной планируемой советской экономике, когда индивидууму не давали накапливать сельскохозяйственную продукцию, в отличие от более свободной царской системы, при которой более преуспевающие крестьяне обычно имели кое-что на продажу, если предлагалась достаточно привлекательная цена. Крайне тяжелые реквизиции, наложенные вермахтом, особенно в форме произвольных захватов, также сильно приуменьшили запасы. Результатом стала серьезная нехватка продовольствия в городах, особенно в таких крупных, как Киев и Харьков, которая принесла голод и мор зимой и весной 1942 года.[315]
Подобно сельскохозяйственной политике, приведшей к голоду в городах, программа Ostarbeiter была результатом безжалостных усилий, направленных на увеличение германского военного потенциала. В отличие от прежней политики, однако, ее зло даже не может быть оправдано кратковременной целесообразностью. Концепция привоза иностранных рабочих на военные заводы была сама по себе достаточно разумна. Более того, осуществленная должным образом, она могла бы скорее привести к увеличению, а не снижению прогерманских настроений на Украине. Есть надежное свидетельство того, что население поначалу относилось с симпатией к немецким усилиям привлекать рабочую силу на добровольных началах[316]. Кроме того, большое число украинских националистов поддержало эту меру; они не только хотели помочь Германии выиграть войну против Советского Союза, но и полагали, что войти в контакт с передовой германской технологией и вообще с западноевропейской культурой будет ценным опытом для молодых украинцев. Для них это было средство разорвать слишком близкие связи украинской нации с русскими и азиатами из их империи и установить европейскую ориентацию страны.[317]
К несчастью, методы, которые немцы применяли по отношению к рабочим-волонтерам, скоро истощили этот источник рабочей силы. Украинцев часто перевозили в ужасных условиях, а по прибытии в Германию размещали кое-как. Квалифицированные рабочие и другие профессионалы, которые вызвались поехать в Германию, чтобы, приобретя там опыт, повысить свое техническое умение, использовались в качестве грубой рабочей силы[318]. Наиболее важным, однако, было то, что украинцы, подобно другим остарбайтер, были обязаны носить оскорбительный значок, отличавший их от западных европейцев; им запрещали социальные контакты с последними, и, как следствие, им было запрещено посещать кинотеатры, рестораны и другие общественные места. Добровольцы почувствовали, что немцы относятся к ним (так оно и было со стороны многих немцев), как большевики к заключенным.[319]
Когда политика сегрегации привела к недостатку добровольцев, то прибегли к силе; 21 сентября 1942 года в рейхскомиссариате была официально введена обязательная трудовая повинность для молодых мужчин и женщин[320], но в действительности принудительный набор на работы применялся задолго до этого. В ответ на неизбежные уклонения от повинности германские власти пустились на самые низкие ухищрения: захватывали молящихся в церквях или приглашали людей на театральные представления, а там всех арестовывали. Сила и жестокие наказания – такие как сожжение деревень, из которых бежали потенциальные рабочие, – стали обычным делом[321]. Рабочих везли в Германию в неотапливаемых вагонах для скота, за дверями с колючей проволокой. Хуже того, людей для отправки отбирали без какой-либо системы[322]. Иногда забирали матерей маленьких детей, забирали сыновей и мужей, которые были единственной опорой для своих семейств.[323]
Страх перед таким обращением, возможно, был единственной наиболее важной причиной народного недовольства немцами. Помимо страха материальных лишений идея принудительной отправки в отдаленную и неизвестную страну возродила генетический страх поколений перед ссылкой в Сибирь[324]. Масштаб упомянутой программы был настолько велик, что она коснулась каждого семейства, став всеобщим злом. Только за первые десять месяцев немецкой оккупации[325] из Киева было отправлено в Германию 38 тысяч человек (более 10 процентов населения города). В южных генеральбецирках число угнанных было, похоже, меньше[326], но в житомирском бецирке к середине 1943 года – 170 тысяч (приблизительно 6 процентов населения) и еще 30 тысяч человек было отправлено позже[327]. К началу августа 1943 года каждый из сорока жителей Украины был угнан в Германию на принудительные работы[328], а к концу оккупации число украинских рабочих в Германии составляло 1 миллион 500 тысяч.[329]
Страдания, вызванные описанными выше действиями немцев, не повлияли напрямую на деятельность националистических элементов, как повлияли немецкие притеснения в области образования, религии, культуры и притеснения местной администрации. Косвенно, однако, это сыграло огромную роль в развитии националистических движений на востоке Украины в период немецкой оккупации. С одной стороны, все мысли и действия людей были подчинены вопросам самосохранения. Постоянная борьба за выживание привела к тому, что энергии и внимания для решения политических вопросов, включая национализм, просто не оставалось. С другой стороны, явная невозможность ни на каких условиях прийти к соглашению с германскими властями привела многих к поиску политического движения, которое обещало избавление. Многие, конечно, вернулись к идее коммунизма, надеясь, что опыт «почти поражения» приведет к модификации политики Москвы. Другие единственное рациональное решение видели в опоре на националистические партии.
