«Окаянные дни» Ивана Бунина - Капчинский Олег Иванович
Впрочем, из указанных Буниной лиц был расстрелян только Левашев. Арестовал скрывавшихся Левашева и другого профессора, обвиненного в прошлом «черносотенстве» Щербакова, 9 июля 1919 года Особый отдел 3-й Украинской армии, из которого затем их отправили в ЧК. Любопытно, что именно в левашевском доме, реквизированном новой властью, располагалась ЧК, и вот теперь он снова вернулся домой, хотя и не в качестве хозяина, по поводу чего среди одесситов ходила мрачная шутка, что он в ЧК, как у себя дома. Причиной расстрела Левашева было то, что до революции он являлся одним из руководителей, причем в общероссийском масштабе, Союза русского народа. Будучи депутатом Госдумы 4-го созыва и лидером правой фракции, в годы Первой мировой войны он выступил с лозунгом, несколько изменившим старую формулу графа Уварова: православие – самодержавие – русская народность. Нужно отметить, что среди хлопотавшей за профессора общественности перед тем же Северным были и евреи, утверждавшие, что при лечении пациентов клятва Гиппократа для него всегда была выше национальных и религиозных воззрений. Интересно, что, в отличие от последних, руководивший образовательной политикой в красной Одессе русский дворянин Евгений Щепкин замолвил слово за своего бывшего коллегу по университету (хотя и яростного оппонента). Как впоследствии показала деникинской Особой комиссии вдова Левашева Ольга Васильевна, поначалу представителям хлопотавшего за ее мужа Союза врачей зампред ЧК Северный – сын видного одесского врача, много о нем слышавший, – заявил, что против него нет никаких улик и он будет освобожден. Во время же повторного визита врачебной делегации, последовавшего 17 июля, тем же Северным было объявлено, что Левашев уже расстрелян. Как удалось узнать Левашевой, приговор привел в исполнение собственноручно начальник оперчасти Михаил Вихман [201].
Тогда же казнили бывшего гетманского военного министра генерала от инфантерии Александра Францевича Рагозу. И в том же расстрельном списке от 5 июля оказались обвиняемые совсем другого рода – четверо пойманных на месте преступления бандитов: Шакин Дмитрий, Хмелевский Феодор, Загурский Николай и Пановский Федор, которые убили во время налета красноармейца и женщину [202].
13 июля 1919 года местными «Известиями» за подписью пред. ЧК Калениченко и секретаря Вениамина был опубликован расстрельный список на 28 человек. На сей раз в списке были 46-летний экс-руководитель Южного монархического союза Иван Иванович Зайченко, обвиненный, в частности, в организации многих черносотенных кружков в 10-летие, предшествующее революции, несколько генералов, в том числе бывший командующий Одесским военным округом 64-летний Михаил Исаевич Эбелов, главным обвинением которого было руководство подавлением восстания в Прибалтике в 1905 году, «где по его приказаниям были расстреляны сотни восставших крестьян, рабочих и солдат» (по Одессе, видно, инкриминировать ему чекистам было нечего). Казнен был также ряд руководящих работников правоохранительных органов царского времени: 44-летний статский советник Николай Павлович Билим – бывший инспектор тюрем Херсонской губернии, экс-начальник Одесского охранного отделения полковник Владимир Александрович Левдиков за то, что он «предал в руки царских палачей многие подпольные революционные организации, функционирующие на юге России в период 1905–1911 гг.», и четверо судебно-прокурорских работников: 47-летний Николай Сергеевич Баранов и сорокапятилетний Григорий Владимирович Чайковский – бывшие прокуроры Одесского окружного суда; 60-летний Николай Илларионович Демьянович – экс-председатель департамента Одесской судебной палаты, 51-летний Владимир Николаевич Недзвецкий – бывший товарищ прокурора того же органа. Наконец в расстрельном списке оказался 24-летний сотрудник белогвардейской контрразведки Николай Илларионович Скрыпченко, «предавший многих подпольных работников-коммунистов добровольческим властям» [203].
По иронии судьбы один из подписавших список чекистов вскоре сам станет работать на добровольческие власти и будет заниматься абсолютно тем, в чем был обвинен последний расстрелянный. Но об этом мы расскажем позднее.
Сколько человек в Одессе в 1919 году стали жертвами Красного террора? На этот счет цифры абсолютно разнятся. Наиболее точными, на наш взгляд, являются данные Особой комиссии по расследованию злодеяний большевиков при главнокомандующем Вооруженными силами Юга России. Согласно ей, количество казненных было 1275 человек. В материалах комиссии приводится расшифровка этих данных. К 16 июня за ЧК числилось 374 человека. С 16 июня до 20 августа вновь поступило 1635 человек. Из них переведено заложниками в Киев 184 человека, освобождены 566 человек, числился за ЧК к 20 августа 191 человек (последние 3 дня пребывания большевиков заключенные усиленно освобождались, а тех, кого не отпустили чекисты, освободили ворвавшиеся в город добровольцы). Куда же, задавались вопросом члены Особой комиссии, делись остальные 1006 человек, и сами же отвечали: они могли быть только расстреляны [204]. Однако автору эта цифра представляется все же преувеличенной. Действительно ли Губчека арестовала 1635 человек? Официальных чекистских документов на этот счет в материалах комиссии нет. В одесских «Известиях» с начала по конец июля публиковались списки расстрелянных по приговору ЧК и Чрезвычайного трибунала. Автор насчитал таковых 158 человек. Неужели в апреле, когда приговоры выносить мог только губревтрибунал (Губчека по своим постановлениям стала расстреливать после окончательного своего формирования в начале мая 1919 года) и за три недели августа – до ухода большевиков – было расстреляно чекистами около 900 человек?
Немало места большевистскому террору в Одессе, в том числе подсчету его жертв, уделено в известной книге С. П. Мельгунова «Красный террор в России». Однако нужно отметить, что, как и во многих случаях, он далеко не всегда критично относился к источникам (что, впрочем, неудивительно, ведь работа писалась не столько как четко выверенное научное исследование, сколько как материал к процессу по делу об убийстве в Лозанне Вацлава Воровского Морисом Конради в защиту последнего), и поэтому наряду с относительно объективными и серьезными источниками – материалами Особой комиссии по расследованию злодеяний большевиков, книгой В. Маргулиеса «Огненные годы» – неоднократно используются сведения из малодостоверных источников вроде вышедшей в 1920 году в Кишиневе книги Н. И. Авербуха (Авенариуса) «Одесская чрезвычайка», что не добавляет точности к приводимым фактам.
Обратимся к книге одесского журналиста К. Алинина (настоящая фамилия – Калинин?), посвященной дням, проведенным им в заключении в Одесской ЧК, и работе правоохранительных органов в городе вообще, которая была опубликована в 1919 году при деникинцах. Он вспоминал о нескольких расстрелянных, судя по его описанию (дату он не приводит, но отмечает, что до этого был перерыв в расстрелах, и, наоборот, массовое освобождение арестованных) в 10-х числах августа, а через определенное количество дней была еще одна ночь, когда расстреляли несколько десятков человек (расстрелы, впрочем, производились и по постановлению чекистской коллегии, и по приговору Чрезвычайного трибунала). Между этими расстрельными ночами, когда, согласно Алинину, в ЧК сидело 200 арестантов, состоялся разговор арестованного присяжного поверенного Миронина с одним из следователей, который сообщил, что из них около 10 процентов, возможно, освободят, а остальные будут расстреляны [205]. Даже если полностью положиться на опубликованные менее чем через полугода после описанных событий сведения, не получается, что было расстреляно в августе более двух сотен человек. Интересно, что в одесских сводках деникинского ОСВАГа фигурируют почти все те лица, которые были расстреляны до конца июля, – судя по всему, они были взяты из тех же одесских «Известий» [206]. Мартиролог же тех, кто был казнен в августе, агенты пропагандистского органа, к сожалению, не потрудились составить (впрочем, «именитых» одесситов подобных Михаилу Эбелову или Сергею Левашеву среди августовских расстрелянных, судя по всему, уже не было, поэтому для агитации это было бы не так эффектно).
