Элен Драйзер - Моя жизнь с Драйзером
Мы с радостью вернулись в «Ироки», где могли отдохнуть немного, пока разрабатывался общий план сценария и отдельные кадры для «Восстания».
В начале 1933 года у нас было много гостей. Среди них Дороти Дадли, автор книги «Забытые границы», только что вышедшей в свет и вызвавшей к себе большой интерес, особенно в литературных кругах. Приезжали также О. О. Макинтайр с женой, Алма Клейберг и другие.
После одного из таких визитов Макинтайр написал статью, в которой говорилось:
"Предметом разговора, где талант его [Драйзера] проявляется с особым блеском, неизменно служат отталкивающие явления жизни, такие, как торговля белыми рабами в Рио или злоупотребление детским трудом. При этом лицо его багровеет до апоплексического оттенка.
После одной из таких вспышек он пригласил меня посмотреть выкопанную им канаву, куда он отвел воду из пруда. И как он был горд этим нехитрым достижением! Теперь он опять превратился в того смирного «Тедди», каким его знают близкие. Скромный работяга, гордый делом рук своих!
Было поздно, и месяц висел в небе, как тонкая кривая сабля. Когда машина, увозившая нас, въехала на гору, я оглянулся. Драйзер сидел в своей качалке, освещенный сбоку лунным светом, быстро раскачиваясь и яростно комкая в руках свой платок. Силуэт большого серого волка!"
_______________
В июне мы отправились на самолете в Чикаго на «Выставку века прогресса». Это было моим, первым путешествием по воздуху и настоящим приключением для меня. Но когда я откинулась назад в кресле, чувствуя, что сейчас мне станет плохо, Драйзер стал поддразнивать меня: «Какой смысл возить тебя на самолете? Ты что это, так и собираешься лежать всю дорогу?»
Однако после остановки в Кливленде, проглотив тарелку супа, я снова почувствовала себя хорошо. По правде говоря, мне страшно понравилось это путешествие среди облаков. Для меня это было самое интересное путешествие за последние годы. Драйзер к этому времени был уже ветераном воздушных полетов и всегда предпочитал летать на самолете, где это было возможно.
Выставка с ее залитыми огнями каналами, постройками в стиле модерн и интересными экспонатами была удивительно красива. Мы провели большую часть времени в научных павильонах, так как Драйзер в это время занимался собиранием научных данных для своих философских очерков, которые он собирался издать в одном томе. Он дал сборнику ориентировочное название «Формулы, которые называются жизнью». Некоторые из подзаголовков звучали так: «Миф индивидуальности», «Миф свободной воли», «Миф реальности», «Миф обладания», «Трансмутация личности», «О добре и зле», «Необходимость контраста», «Необходимость тайны», «Изменения», «Неизбежное уравнение»- Когда он начал собирать научные данные, факты, вырезки из газет и журналов, которые проливали свет на его интерпретацию жизни или подкрепляли один из его тезисов, он снимал с них многочисленные копии на машинке и раскладывал по этим подзаголовкам. Он намеревался подобрать данные и примеры, наилучшим образом поясняющие его выводы, прежде чем приступить к написанию какого-либо очерка. Таким методом он подготовил те очерки, которые ему удалось закончить. По его мнению, отбирать следовало только очень немногие факты.
Драйзер работал восемь лет над этой рукописью; начав её, он не мог отложить её в сторону или прекратить подбор материалов. Конечно, он рассчитывал окончить её, но года за два до своей смерти стал часто говорить: «Когда меня не будет, сделай то-то или поступи так-то с «Формулами». В 1940 году он перестал работать над рукописью «Америку стоит спасать» и в 1941 и 1942 годах вернулся к книге очерков, отложив ее в 1943 году, когда возобновил работу над «Оплотом». Предисловие к этому посмертному изданию, которое теперь выйдет под названием «Заметки о жизни», было написано по моей просьбе Джоном Коупером Поуисом.
Каждый сезон в «Ироки» имеет свою особую отличную от другого прелесть. Я никогда не могла решить, в какое время года он мне больше всего нравится – в новизне весны, в пышной зелени лета, в бронзовом сиянии осени или в ясные, холодные зимние дни и ночи. Зимой 1933-1934 года выпадали такие дни, когда наш дом почти заносило снегом, и во время прогулки до почтового ящика на расстоянии всего тысячи шагов легко было отморозить нос и уши. Иногда снежные сугробы на лестнице, ведущей вниз со второго этажа, были так глубоки, что собакам приходилось выкапывать себе проход, а затем скатываться кубарем вниз. Они возвращались домой с бахромой из сосулек, свисавшей с их «бакенбардов».
Наши собаки Ник и Бой доставляли Драйзеру немало развлечений. Его особенно забавляла одна из привычек Боя. Когда все отправлялись спать, а Драйзер оставался у себя в кабинете, Бой спускался по винтовой лестнице к нему в кабинет (где ярко горел огонь, так как Тедди продолжал работать) и начинал вертеться вокруг большого стола, подвывая тихо, но настойчиво до тех пор, пока Тедди не переставал писать и не вступал с ним в разговор. Тут завывания Боя становились все громче и громче, пока, наконец, Тедди не отодвигал свои бумаги в сторону и не клал перо на стол.
«Ну, ладно, старина, – говорил он обычно, – я пойду спать, иначе ты не успокоишься. Пойдем скорее!»
Бой обычно начинал прыгать вне себя от радости и торжествующе скакал впереди него по лестнице на второй этаж. Бой всегда умел заставить Драйзера пойти спать, когда считал, что огонь в его кабинете горит слишком долго.
Этим летом внимание всей страны привлекла трагическая история Фреды Маккечни и Роберта Эдвардса из Уилкс-Барре (штат Пенсильвания), представлявшая собой параллель драйзеровской «Американской трагедии». Редакция «Нью-Йорк пост» обратилась к Драйзеру с просьбой описать этот случай. Убийство произошло на Харвис-лейк, небольшом озере около Уилкс-Барре. Мы отправились туда вместе с секретаршей Тедди, мисс Генриеттой Хелстон, чтобы познакомиться с делом. Отель «Стерлинг», где мы остановились все трое, буквально кипел от возбуждения. Эдвардс обвинялся в том, что ударом дубинки убил Фреду Маккечни и сбросил ее тело в озеро – всё это с целью избежать последствий ее приближающегося материнства; Фреда являлась препятствием на пути к предстоящей свадьбе его с Маргарет Крейн, учительницей музыки, в которую он был влюблен. Драйзер, отнюдь не удивившись сходству между убийством в Уилкс-Барре и сюжетом своего романа, заявил газетным репортерам:
"Пресса в своих заголовках называет дело Эдвардса «американской трагедией». Газеты со всех концов страны телеграфировали мне, прося разрешения использовать отрывки из моей книги. Это подтверждает мое глубокое убеждение, что я выбрал типичный случай. Именно поэтому я и назвал свою книгу «Американская трагедия». В свое время мне было довольно трудно заставить издателей принять это название. Теперь я знаю, что был прав".
Далее, на вопрос, не считает ли он, что чтение этой книги могло натолкнуть молодого Эдвардса на тот поступок, в котором его обвиняют, Драйзер сказал:
"Конечно, это вполне возможно. Но мы можем только строить предположения, поскольку мы не знаем этого наверняка. Люди заимствуют свои идеи из многих источников – у родителей, у друзей, из книг, пьес или кинокартин. Было бы нелепо утверждать, что мы должны отказаться от всякой творческой работы только потому, что она может натолкнуть людей на мысль последовать избранному нами сюжету".
__________________
После смерти Хораса Ливрайта Драйзер порвал все связи с этим издательством и перешел в издательство «Симон энд Шустер».
Из-за несостоятельности «Ливрайт корпорейшн» Драйзер был втянут в арбитражное дело, которое длилось годами, пока, наконец, он не был вынужден уплатить крупную сумму денег издателям, чтобы избавиться от них.
Это судебное дело сильно утомило Драйзера, и весной 1935 г. он заявил, что хочет поехать проветриться в Калифорнию.
Он мечтал увидеться со своим любимым другом Джорджем Дугласом, который в то время работал у Уильяма Рандолфа Херста; он писал передовые для «Лос-Анджелес икзаминер». Дуглас сообщал Драйзеру, что он соскучился по интеллектуально близким ему людям и радуется возможности обсудить с Драйзером его «Формулы, которые называются жизнью». Он будет счастлив, если Теодор остановится у него в доме и будет здесь писать. Это. предложение так понравилось Тедди, что мы решили сдать наш загородный дом и уехать на лето в Калифорнию.
Глава 24
Дом Джорджа и Молли Дуглас выглядел очень привлекательно; в нем жила вся семья Дугласов, состоявшая из Джорджа, Молли и их двух дочерей – старшей Холли, писавшей киносценарии, и Дороти, балерины. Джордж был любящим мужем и отцом, но он страдал от отсутствия в Лос-Анжелосе близких ему по духу людей. В сравнении с этим его жизнь в Сан-Франциско, где он так долго жил и работал, была более красочной и способствовавшей творчеству, ибо там он общался с писателями, художниками и критиками. По существу он знал всех, кто играл какую-либо роль в культурном мире Сан-Франциско; он имел свободный доступ во все его культурные центры, включая знаменитый Богемиен-клуб.
