Валентина Пономарева - Голова Медузы Горгоны
— Пакет возил. Проверку устроили, сволочи.
— Тебе повезло. Городецкий-то им стрелять запретил. А куртку кожаную ты в двух местах продырявил. Чинят…
Он усмехнулся, а затем серьезно продолжал:
— Теперь слушай. Мнение о тебе Лавров составил неплохое. Продолжай в том же духе, но не зарывайся. Переигрываешь иногда. Слишком идейный. Не забывай, что такие быстро перерождаются сейчас. Обстановка заставляет. Вместо идеи растет боязнь за свою шкуру. Осторожненько подправь свою легенду, понял?
Яков кивнул.
— Придется тебе дальше действовать одному, поэтому необходимо закрепить это доверие Лаврова к тебе. Как это сделать, подскажу.
* * *За окном вагона тянулись столбы. Показались знакомые холмы, небольшая рощица вдали. И снова поплыла широкая бескрайняя степь. Пассажирский поезд начал крутой разворот и, сбавляя скорость, пополз к разъезду «9-й километр». Каждый кустик, пожалуй, на этой Святокрестовской ветке был знаком Жану Адитайсу. По делам службы не раз он проводил здесь в эшелонах долгие часы.
В вагоне было душно. Пассажиры, разморенные жарой, дремали. Жан подоткнул удобнее под голову пиджак, закрыл глаза. Вагон мотало из стороны в сторону, колеса монотонно выстукивали на стыках свою баюкающую мелодию.
Загудел паровоз, и будто в ответ ему грянул ружейный залп. Пассажиры зашевелились, протирая сонные глаза. Снова загремели выстрелы, и Жан кинулся к окну. Впереди, на пологом склоне холма, виднелись всадники. Они мчались к эшелону, размахивая клинками, а две тачанки уже поливали вагоны пулеметными очередями.
— Банда! — резанул чей-то испуганный крик. Пассажиры загомонили. Старик в углу купе испуганно крестился:
— Господи Иисусе! Пронеси и помилуй мя грешного…
Паровоз, тревожно гудя, вдруг замедлил ход. Снова защелкали выстрелы: бандиты расправлялись с машинистами. Словно саранча, банда облепила состав со всех сторон. Из вагонов раздались лишь одиночные выстрелы.
Наконец поезд стал. Бандиты кинулись в вагоны. Первый из них рухнул в проходе, второй скользнул по стенке, зажав рукою грудь. Третий… Всего их было семь… А когда показался восьмой, Жан швырнул ему в голову теперь уже совершенно бесполезный наган.
Он отбивался долго, пока его не сбили с ног. Тут же скрутили и поволокли к выходу. Он видел, как бандиты тащили вещи пассажиров, обыскивали перепуганных людей, отбирали ценности, деньги, хорошую одежду.
Жан Иванович Адитайс.
У последнего купе Жан уперся в полку ногами и отшвырнул своих конвоиров. Те с новым остервенением накинулись на него и, толкая прикладами, повели мимо повозок и громко орущих людей.
Подскакал офицер на разгоряченном белом коне.
— Кто такой?
— Стрелял, господин капитан. Семерых ухлопал, — ответил старший конвоя, вытянув руки по швам.
— Коммунист! — зло прошипел офицер. — В расход его! Туда!
Он стеганул по крупу коня и врезался в толпу.
— А это что за царевна-лебедь? — он приподнял за подбородок голову красивой молодой казачки, которую держали за руки двое бандитов.
— Так что на забаву приберегли, господин штабс-капитан! Нешто жидам ее оставлять? И сами с усами…
— Ладно, в обоз ее.
Жана повели к хвосту поезда. Там в окружении вооруженных до зубов бандитов стояло человек тридцать. Избитые, истерзанные, связанные. Среди них Жан увидел знакомых партийных работников, членов Совдепа, ехавших, видимо, в командировку. Конвоиры толкнули его к ним, а сами стремглав кинулись к вагонам. Оттуда все еще неслись крики и стоны женщин, плач детей.
— Насилуют, сволочи, — проскрипел зубами сосед. — Пулемет бы один сейчас…
И тут, перекрывая сплошной гам и гвалт, от вагонов донесся истошный женский крик:
— Леша-а-а!
— Анна! — откликнулся на зов сосед Жана и вдруг сильным ударом головы сбил оказавшегося на пути бандита и побежал к вагону, откуда донесся крик жены. Бандит выстрелил вслед. Мужчина споткнулся, сделал шаг, другой и упал на шпалы.
Кто-то крикнул:
— Умрем достойно, товарищи!
И Жан вместе с другими бросился к вагонам. Но что они могли сделать, безоружные, связанные! Замелькали приклады, нагайки, шашки. Их снова сбили в кучу и окружили плотной стеной. Подъехал на коне офицер. Это был капитан Городецкий.
— Давай их сюда, на бугор! Пусть смотрят!
Их погнали плетьми на откос. Оттуда было видно, как запылали вагоны, как пассажиров разбили на группы и повели к обозу, что стоял в полуверсте от железной дороги.
Бандиты вскинули винтовки.
— Стой! — крикнул капитан. — На жидов патроны тратить?
Он спешился, подбежал к арестованным и ткнул плетью одного, другого…
— Ты, ты, ты. Выходи!
Блеснули на ярком солнце клинки, засвистел воздух.
Вокруг собрались любопытные. С хохотом, улюлюканьем встречали они каждый неверный удар.
— Песню, — хрипло прошептал Жан. — Песню, товарищи! — повторил он громче.
Вставай, проклятьем заклейменный,
Весь мир голодных и рабов!
Песню подхватили все. И в степи, среди хохота бандитов, среди криков и стонов сотен людей, неудержимо, грозно поплыл «Интернационал».
Это есть наш последний
И решительный бой…
— Отставить! — рявкнул, изменившись в лице, Городецкий.
Но песня гордо плыла над окровавленной степью. Лицо капитана перекосила дикая злоба.
— Прекратить!
Но с каждой секундой крепли звуки партийного гимна. Смолкли хохот и улюлюканье, многие в растерянности опустили клинки.
— Огонь! — крикнул капитан. — Огонь!
Раздался нестройный залп. Люди падали, группа редела, но песня не смолкала. И снова залп. Пуля застряла в плече, другая тупо ударила в ногу. Жан упал, но, превозмогая боль, снова поднялся на колени. Он пел и не видел, что стоит среди мертвых бойцов. Он пел и не слышал, что остальные смолкли навеки.
Один из всадников рванул из ножен шашку и дал коню шпоры.
— Ы-ых! — рубанул бандит на скаку.
Жан силился подняться на одной руке, но не смог, бандит уже соскочил с коня, подошел к нему, прислушался, что же это шепчет изрубленный человек. Он наклонился над Жаном, и разбитые в месиво губы выплюнули в бородатое лицо бандита горячий сгусток крови.
— Лай дзыво Падомью валст![1]
Сверкнул клинок. От удара лопнула ткань пиджака, и в кармане забелел, быстро покрываясь кровью, листок.
Бандит подцепил его клинком и, брезгливо сняв с шашки, поднес к глазам.
— Удостоверение, — прочитал он. — Дано настоящее Жану Ивановичу Адитайсу в том, что он является сотрудником Терской губернской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией.
— Чекист, — объявил он всем, вскинул шашку и долго в дикой злобе рубил казачьим острым клинком мертвое тело чекиста.
* * *С тех пор как Гетманов утвердился у Лаврова, звено за звеном стала рваться цепочка связи между бандитами. Чекисты неожиданно забирали в станицах самых надежных и старательных информаторов полковника. Все эти сведения доставлял в губчека Сергей Горлов. Но вдруг без всякого предупреждения неожиданно прибыл в Пятигорск сам Гетманов.
— В чем дело? Почему покинул банду? — встревожился Бухбанд.
— В последнее время ко мне пристально присматривался Городецкий. Вчера он намекнул, что после моего появления в банде начались провалы связных. Стали следить за каждым моим шагом. Срочные сведения не мог сообщить иначе, как покинув банду окончательно.
— Доложи подробнее, — потребовал Бухбанд.
Яков устало опустился в старое кожаное кресло, снял кубанку и пригладил макушку.
— Стало известно, что готовится одновременное нападение на три важных объекта. Через главкома зеленых Лаврову, Конарю и Васищеву удалось договориться о совместных действиях. Лавров намерен уничтожить посевные фонды «Прикумсоюза», Конарь решил сделать налет на Георгиевский арсенал. Помощник Лаврова, один из братьев Чеботаревых, ездил на днях к Конарю. Я был в его охране. Но тогда еще не знал, что это за переговоры. Оказывается, Конарь должен со своей бандой очистить артиллерийский склад, вооружиться сам, пополнить боезапасы Лаврова, а часть оружия схоронить до лучших времен. Банда Васищева планирует нападение на Моздок.
— Сроки?
— Готовятся через три недели…
Бухбанд с сумрачным видом слушал чекиста, затем потянулся к карте:
— Так где, ты говоришь, встречался с Конарем?
Гетманов отыскал плавни Кумы близ старой Терновки и ткнул пальцем в район казенной лесной дачи.
— Вот здесь стоял сам Конарь, а вот тут, — его палец скользнул влево по карте, — в балке Курунта были еще две его сотни. Сил у него порядочно — сотен пять наберется.
Бухбанд вызвал начальника недавно созданного штаба по борьбе с бандитизмом. Узнав о готовящемся нападении на артсклады, он заволновался: