Борис Яроцкий - На всех фронтах
Герой Советского Союза Михаил Григорьевич Владимиров сообщил свои воспоминания из города Новоалександровска Ставропольского края. Был старшим лейтенантом, штурманом в экипаже Платонова.
Герой Советского Союза Константин Петрович Платонов был старшим лейтенантом, командиром бомбардировщика Ил-4. Пал смертью храбрых в 1944 году.
Герой Советского Союза Петр Иванович Романов, капитан, командир бомбардировщика Ил-4, в экипаже которого штурманом был Прокудин, погиб в 1945 году, накануне Победы.
Они входили в состав экипажей трех дальних бомбардировщиков, которые были выделены из состава опергруппы «Север-3» для бомбежки «Тирпица» в Альтен-фьорде.
Дальнейшим рассказом о людях и событиях я обязан воспоминаниям живых.
7. «ВИЖУ «ТИРПИЦ»! СБРОС!..»
Вьюга! Вторую неделю бушует Север. Аэродромная команда валится с ног, замучившись расчищать взлетные полосы и рулежные дорожки к самолетным стоянкам.
В штабном домике, стены которого растрескались под ударами взрывных волн (память о 1941—1942 годах, когда немецкая авиация господствовала в воздухе), собраны лучшие экипажи опергруппы «Север-3». По картам скользит и тычется в важные точки указка. На первой карте — путаница фьордов Северной Норвегии, на второй — разведсхема стоянки «Тирпица» — по данным на 20 января 1944 года. Воздушную разведку Альтен-фьорда в этот день выполнял все тот же капитан Елькин.
Инструктирует офицер в черной флотской форме одежды. Он рассказывает о системе ПВО военно-морской базы Альтен, отмечает места пяти известных зенитных батарей, называет число зенитных орудий на «Тирпице» и других кораблях, чье присутствие в Ко-фьорде установлено или возможно. Утешительнее другое сообщение: на аэродроме Альтен истребителей не ожидается. Несколько суток назад радиоразведка отметила посадку одиночного «юнкерса», а 20 января летное поле было пустым. Боевая задача — навести бомбовый удар по линкору «Тирпиц».
— Вопросы?
Вопросов не было… Многие годы спустя отмечать это приходится с сожалением. Никто не посчитал нужным спросить о причинах налета на «Тирпиц». Впрочем, война отучала людей от необязательных вопросов; никто не знал, что после войны они могут оказаться далеко не лишними. Но это к слову.
Летная погода установилась 10 февраля. Опергруппа бомбила завод в Петсамо, порт в Лиинахамари — это цели близлежащие. В 18.00 закончится, согласно графику освещенности, период сумерек, вступила в права ночь. В 18.01 самолет старшего лейтенанта Платонова, назначенный осветителем цели, взлетел с предельной бомбовой нагрузкой на внутренней и внешней подвесках. Выдерживая трехминутный интервал, подняли в воздух свои машины капитан Романов и старший лейтенант Осипов. Еще тройка Илов взлетела вслед за ними.
Группа взяла курс на норд, на малой высоте ушла от берега далеко в море и только тогда повернула к весту. Этот маневр позволил обойти зону наблюдения радиолокационных станций «Визбург-1» и «Визбург-2», размещенных гитлеровцами в районе Киркинес — Барде. Теперь путь к Альтен-фьорду был открыт.
Еще перед войной каждый полет в небе Арктики считался чуть ли не подвигом. И это было справедливо. Коварство погоды и трудности воздушной навигации, практическое отсутствие запасных аэродромов и метеорологических станций, угроза быстрой гибели смельчаков в ледяной воде океана или мучительная борьба за спасение в условиях полярной тундры — все это было суровой реальностью. Но грянула война, и те полеты, за которые давались ранее ордена, стали обыденностью, хотя и еще более опасной, чем прежде. Арктика осталась сама собой — изменились люди.
Первая неожиданность подстерегла в воздухе экипаж Осипова. На траверзе Киркинеса левый двигатель самолета стал давать перебои. Винт шел рывками, мотор натужно захлебывался воздушными струями. Послушав его минуту-другую, Осипов крикнул своему штурману: «Пожадничали! Перегруз!..» Ил-4 был надежной, практически безотказной машиной, но его расчетной боевой нагрузкой была тонна — полторы тонны бомб. Лучшим экипажам в персональном порядке разрешалось брать до двух тонн бомб. На вылет в Альтен-фьорд Осипов добился разрешения взять предельную норму бронебойных и фугасных бомб — так хотелось угостить «Тирпиц» полной порцией гремучих гостинцев!
И на тебе…
Еще какое-то время они прислушивались к «предательскому» мотору… Тряска крыла усиливалась. Нужно было возвращаться. И нужно было избавляться от бомб. Штурману достаточно было нажать для этого кнопку «Сброс». Очень просто. Зуенко ждал одной команды, а получил другую:
— Давай, Иван, курс на Хебуктен! Разгрузимся по аэродрому!
«Если доберемся» — это подразумевалось само собой.
Аэродром Хебуктен лежал на кратчайшем возвратном курсе — Осипов решил по нему отбомбиться. Бомбардировщик отвернул на юг и в одиночестве полетел сквозь черноту полярной ночи. Слабая перемена тона этой черноты внизу, под крылом, обозначила береговую линию.
Что значит одиночному самолету идти на бомбежку такой защищенной цели, как военный аэродром? Это значит, называя вещи своими словами, дразнить смерть. Ни один аэродром гитлеровцев в Заполярье не прикрывался более мощной ПВО, чем Хебуктен.
Они знали это и продолжали лететь.
По штурманскому расчету легли на боевой курс, не различая еще впереди ничего, но в полной уверенности, что аэродром появится там, где ему положено быть. Зуенко не ошибался. Знали они то, что на земле слышен звук их моторов, ясен курс самолета. Но зенитки молчали, и прожекторы бездействовали. Это была обычная уловка фашистов.
Зуенко различил наконец стоянку самолетов Ю-88 и произвел прицеливание… Через 15 секунд бомбы будут сброшены. Оставалась четверть минуты! И в это мгновение десяток прожекторов разом вспыхнул на земле. Мощное световое поле ударило летчика по глазам, ослепляя его. Свет прожектора — это род оружия. Причем оружия не только оборонительного, но и наступательного. В войну бывали примеры тому, что летчик терял ориентировку, ослепнув от яркого света, и врезался в землю. Но это случалось только с неопытными летчиками, а Осипов воевал третий год. Чтобы не ослепнуть, он тотчас втянул голову в плечи и уткнулся лицом в приборную доску, оставаясь в таком положении до конца эпизода.
К прожекторам присоединились зенитки, первые же залпы легли близко и плотно. От взрывов самолет трясло и подбрасывало, но они летели, не маневрируя и не уклоняясь, чтобы выйти в расчетную точку сброса бомб. Это называлось слегка по-обломовски: «лежать на боевом курсе». Так они и лежали четверть минуты.
Когда же бомбы были сброшены, каждый продолжал выполнять свои обязанности. Осипов, чтобы вырваться из клубка разрывов, свалил самолет на крыло и заскользил вниз и вбок, а Зуенко продолжал неотрывно наблюдать за стоянкой Ю-88, чтобы видеть, как лягут их бомбы. И легли они вроде бы хорошо; спустя несколько суток разведка Северного флота подтвердит уничтожение двух вражеских бомбардировщиков. Но пока что им не до радости. Надрывая битые моторы, самолет на последних оборотах тянет домой, свистя полученными пробоинами, как сотня старьевщиков в свистульки…
Лишившись самолета Осипова, группа Илов продолжала выполнять боевое задание.
Гаммерфест — заполярный норвежский городок, расположенный на острове у горловины Альтен-фьорда. До войны у его причалов стояли рыбацкие сейнеры, а по берегу штабелями громоздились бочки с треской и сельдью. Гитлеровцы позаботились о переменах. Гаммерфест стал принимать к своим причалам боевые корабли и транспортеры с военными грузами, а на картах его стали обозначать как военно-морскую базу.
Гаммерфест открылся в ошеломляющем, позабытом сиянии электрических огней. По-видимому, долгое ненастье разнежило гитлеровский гарнизон до беспечности. Для штурманов эта иллюминация была истинным подарком судьбы. Полет над морем протекал без всяких визуальных ориентиров, а за два часа ошибка в исчислении места могла накопиться солидная. Теперь гора с плеч…
Воздушная дорога у Гаммерфеста раздваивалась. Тройка Илов отвернула, чтобы сбросить бомбы на порт. Эти три самолета отвлекали на себя и внимание постов воздушного наблюдения. Под прикрытием переполоха в Гаммерфесте, где возникли сильные пожары, последние два Ила проникли в воздушное пространство над Альтен-фьордом.
Эта пара выполняла особое задание.
Гористые берега Альтен-фьорда тянутся с севера на юг на сто с лишним километров. Высокие и крутые, они хранят покой его стылых вод. Здесь не бывает бурь, потому что самый сильный ветер не успевает развести волну в его теснинах, а океанские валы не проникают в него, дробясь о тысячи островков и скал шхерного лабиринта. Но судоходный фарватер столь глубок, что по нему беспрепятственно проходят крупнейшие корабли.
