Анатолий Безуглов - Встать! Суд идет
Старший лейтенант многому научил Коваленко. Но тот все равно каждый раз, как только возникали сомнения или требовался мудрый совет, шел к дяде Грише, как его за глаза любили называть сослуживцы, старался быть рядом.
Вот и теперь в кабинете начальника они тоже сидели рядышком.
Майор Кузякин только что вернулся с совещания у генерала и, как говорится, по свежим следам решил проинформировать своих подчиненных об общей оперативной обстановке в городе и о задачах, которые стояли перед их группой.
Кузякин был всегда краток и терпеть не мог длинных речей.
— Вопросы есть? — спросил начальник.
— Разрешите, товарищ майор, — поднялся Бородин. — Вот вы упомянули о колхознице, у которой из сумки исчезли тысячи.
— Был такой факт. Вчера, — подтвердил майор. — Но, как доложил полковник Соболев, подозрения Чарухиной, а точнее, ее племянницы, были напрасными. Обе женщины оказались порядочными гражданками. Так что… — развел руками майор, — ни к милиции вообще, ни к нашей группе в частности, это заявление, видимо, не имеет отношения… У нас достаточно реальных фактов, которыми предстоит заниматься…
— А куда же все-таки деньги делись? — спросил сержант Житарь.
— Может быть, потеряла, — неопределенно пожал плечами майор.
— А может быть, у нее украли, — в тон начальнику сказал Бородин. — Тогда как прикажете поступать?
— Так я же вам говорил: никаких признаков кражи, в сумке нашли и кошелек, и тот платочек, в котором были деньги…
— И я про то, — продолжал Бородин. — Вспомните дело Циркача и тогда поймете, Юрий Петрович, куда я гну.
— Циркача? Какого Циркача? Напомни, Григорий Тимофеевич, когда это было?
— Два года назад. Неужели забыл? — удивился Бородин.
— Два, говоришь? — Майор поднялся со своего места. — Тогда не я забыл, а вы, товарищ старший лейтенант. Когда вы циркачей ловили, я курс науки проходил в Москве, — подмигнул начальник.
— И то правда, — смутился Григорий Тимофеевич, — значит, и в самом деле на пенсию пора.
— Ты не о том, Григорий Тимофеевич. Лучше расскажи, в связи с чем про Циркача какого-то вспомнил, — сказал уже вполне серьезно начальник.
— А как же не вспомнить? — отозвался Бородин. — Стали поступать одно за другим заявления, и устные и письменные, о пропажах не совсем обычных. Понимаете, деньги исчезают, а кошельки и бумажники остаются на месте. Вот и стали голову ломать, да только ничего придумать не могли. И вот однажды смотрю, стоят возле троллейбусной остановки трое, по сторонам поглядывают. Пропустили они всех в вагон, как положено, а потом сами — прыг. Я с помощниками хотел за ними, но было поздно: дверь перед самым носом захлопнулась. Что делать? Не сговариваясь, мы пристроились сзади троллейбуса и доехали так до следующей остановки. Заходим в вагон. Смотрю: а один из них уже чистит карман. Точнее, очистил. Тот сообщник, кому деньги уже переданы, к выходу направляется. Мой помощник за ним, а я ворюгу хватаю. Он, естественно, возмущается, комедию ломает. Я поворачиваюсь к мужчине и говорю ему: «У вас украли деньги». Он руку в боковой карман, достает свой бумажник и улыбается: «Все, мол, в порядке, на месте». У меня прямо мурашки по коже. Ну думаю, взгреют теперь меня за нарушение соцзаконности. Неужели показалось? А в это время мужчина открывает бумажник, и я вижу, как он в лице меняется: денег-то нет! Он тогда как заорет на весь трамвай: «Ворюга проклятый!» И с кулаками на того. Пришлось защищать от самосуда.
— А деньги? — уточнил майор.
— Деньги изъяли у того, что стоял на передаче. Не успел выбросить. Потерпевший опознал их. А когда стали следствие вести, вот тогда-то и познакомились с этим жуликом поближе. Доказали, что он десятка полтора карманных краж успел в нашем городе совершить. И всюду один почерк: деньги возьмет, а кошелек на место положит.
— Это зачем же? — не выдержал Коваленко.
— Неужели не догадался? — удивился Бородин. — Хитрый был, подлец, вот и придумал: оставлять кошельки, чтобы те, у кого украл, не могли понять, когда и как исчезли деньги. Я думаю, что многие из потерпевших и в милицию не обращались, полагая, что деньги просто где-то потеряли. А если и приходил кто в милицию, то и наш брат из угрозыска не спешил верить такому заявлению. Думали, мало ли из каких соображений человек говорит о пропаже денег. Может, сам в карты или на бегах их проиграл, а теперь морочит другим голову… Когда же задержали этого Циркача, стали работать с ним, следствие вести, вот тут-то и узнали его фокусы.
— И давно он овладел этим методом? — поинтересовался майор.
— После первой судимости. Вот почему мы не сразу на него и вышли. А теперь, когда вы заговорили про ту женщину, я сразу вспомнил Циркача и его приемчики.
— Тимофеич, — улыбнулся майор, — ты уж извини меня за темноту, но я понять не могу, он что, и в самом деле в цирке работал?
— Да нет, фамилия у него Шанин, если не ошибаюсь, а такую кличку дали ему блатные за ловкость. А может, еще за какие заслуги, не знаю.
— Что же, — обратился Юрий Петрович ко всей группе, — я думаю, в том, о чем рассказал Григорий Тимофеевич, есть информация не только для размышления, но и для проверки. Кому поручим это дело?
Все повернулись в сторону Бородина, но тот завертел головой.
— Мне не годится. Шанин меня затылком и то узнает. Надо свежему поручить, а я чем смогу — помогу, разговора нет, — сказал Григорий Тимофеевич и остановил свой взгляд на соседе справа.
— Тогда так и будем считать: задание выполняют Бородин и Коваленко. В помощь подберете дружинников.
— Слушаюсь, товарищ майор! — отчеканил Коваленко, вытянувшись.
— Ну вот и хорошо, — сказал майор, давая рукой знак Бородину, чтобы тот не вставал. — Приступайте. Заявление потерпевшей и материалы проверки можете взять у Соболева. Будут успехи или трудности, проинформируйте!
Совещание закончилось. Григорий Тимофеевич и Коваленко отправились сразу за проверочным материалом. Оттуда — в паспортный отдел. Выяснилось, что среди проживающих в городе Шанин не значится.
Через час у них на руках был адрес матери Шанина и две его фотографии.
Взяв одну фотографию, Бородин пошел побеседовать с участковым инспектором, соседями Шанина и кое с кем еще.
Владимир Коваленко, узнав по телефону, что Чарухина пока в городе, условился поговорить с ней на квартире племянницы.
Когда Бородин и Коваленко встретились вновь, чтобы обменяться информацией, то старший сержант развел руками, что означало: ничего нового. Чарухина никого не подозревает, никого не запомнила, фотография Шанина ни о чем ей не говорила.
Григорий Тимофеевич же прямо светился — ему повезло. Хотя Шанин и получил по приговору три года, но, увы, его уже видели в городе с месяц назад. Освобожден условно-досрочно или по другим основаниям. На свободе, одним словом.
— А почему не прописан? — удивился Коваленко.
— А почему он обязан прописываться обязательно в нашем городе? — вопросом на вопрос ответил Бородин. — Главное, что видели последний раз дня два назад. Так что не исключено…
— Значит, будем искать? — вопросительно посмотрел на Бородина старший сержант.
— Будем, — ответил тот, а потом, как-то по-молодецки подмигнув, добавил: — Только разных людей.
— Не понимаю, — пожал плечами Коваленко.
— Тем хуже для тебя. Тут и понимать нечего — ты с дружинниками катаешься и ищешь Циркача за работой, а моя задача: во-первых, поискать тех, кого уже успел обчистить Шанин, а во-вторых, установить его напарников и подруг. Уяснил? А если повезет, и похищенное найти, вернуть по назначению.
— А если ваш Циркач завязал?
— Порадуемся вместе с ним.
— Хорошо бы, — согласился Коваленко. — А как вы, Григорий Тимофеевич, собираетесь искать тех, кого он обчистил? Ведь мы же и так знаем все поступившие к нам заявления…
— Верно. А если кошелек на месте, о чем думает жертва? Мол, потерял. И обращается он в таком случае куда? В стол находок… Вот туда я и хочу направить свои стопы, поспрашивать, кто, что и при каких обстоятельствах потерял. В общем, если гора не идет к Магомету, то…
— Если потерпевший не идет в милицию, милиция ищет потерпевшего, — засмеялся Коваленко.
— По фотографии его сумеешь опознать?
— Постараюсь.
— И еще учти, раньше Циркач предпочитал работать в троллейбусах и автобусах. В центре города, где людей побольше.
Договорившись о способах связи между собой и о встрече вечером, Бородин и Коваленко разошлись.
Наскоро перекусив в буфете, старший сержант вместе с двумя дружинниками отправился «кататься». Учитывая, что помощниками были студенты — Олег и Роберт, Коваленко решил, что его «парадный» костюм, в котором он красовался с утра, не нарушит их общего ансамбля. Для завершения рисунка он взял черный дипломат и «Литературную газету». Роберту предложил лежавший у него в столе детектив, а у Олега на плече висел маленький радиоприемник. В этом составе они встречались всего два-три раза, но понимали друг друга, как говорится, с полуслова.
