Александр Поляков - Без права выбора
— Нет, — твердо сказал Беленков. — Но дело не в моем личном желании. На Дону меня знают, и здесь я нужен больше.
— Пожалуй, это верно… — Савинков задумался, глядя в окно, и на его лицо, до этого спокойное и внимательное, как бы стало накладываться другое, с усталым, чуть брезгливым выражением. — Огромная нужда в людях. И там, в Москве, и здесь, на Дону, — всюду. Все эти генералы… — не закончив фразы, он вздохнул, снова повернулся к Беленкову. — Хотя и я не люблю менять свои планы — оставайтесь. Думаю, наши пути разойдутся лишь в географическом смысле.
Масштабы того, чем они оба занимались и до и после этого разговора в номере новочеркасской гостиницы «Золотой якорь», были разными, сущность — одинаковой. Савинков собирал силы контрреволюции в один кулак, организовывал вооруженные восстания и мятежи, готовил покушение на Ленина. Беленков громил хуторские ревкомы, разгонял коммуны, убивал коммунистов и комсомольцев. И духовный крах этих очень разных людей был одинаково неизбежен.
Незаметно для самого себя Беленков из «социалиста-революционера» превращался в обыкновенного грабителя. Когда ему поручили доставить нелегально в Москву, для Савинкова, ценности, собранные ростовским миллионером Парамоновым, он зарыл два ящика с золотом и драгоценными камнями на берегу степной речушки Гнилой, а сам бежал в Закавказье.
Какое-то время ему пришлось туго. В Баку он несколько недель даже работал портовым грузчиком. Здесь его и подобрал капитан Тиг-Джонс, безошибочно угадавший в нем нужного человека. Это был тот самый английский офицер, который участвовал в расстреле двадцати шести бакинских комиссаров.
Тиг-Джонс помог Беленкову получить в оккупационных войсках должность квартирмейстера. Чуть позже, по его же рекомендации, бывший казачий есаул стал личным советником руководителя американской военной миссии полковника Хаскеля.
Когда Новороссийск пал и белые были сброшены в море, полковник Хаскель поторопился на крейсер «Сен-Луи», где в водах Черного моря его ждал адмирал Мак-Колли. Перед отъездом Хаскель приказал Беленкову пробраться в Ростов и ждать инструкций. Ему была дана явка в ресторан «Медведь». Но в 1920 году Беленков вошел в связь со штабом «Армии спасения России», и его руководитель, князь Ухтомский, произвел Беленкова за заслуги по службе разведки в полковники.
Беленков и американец встретились снова уже в 1921 году, в Ростове, после ликвидации заговора князя Ухтомского. На этот раз полковник Хаскель был в штатском. Оказалось, что он приехал на Дон как руководитель русского комитета АРА (Американской администрации помощи).
Они разговаривали в отдельном кабинете ресторана «Медведь». Хаскель свободно говорил по-русски. Словно не замечая мрачного замкнутого лица Беленкова, постукивая вилкой по краю фарфоровой тарелочки, он доказывал:
— В России — голод. Кругом почти первобытный хаос. Этого не может выдержать даже скифская каменная баба. Она должна развалиться на куски. Большевистская Россия автоматически вступает в полосу полного краха. На этом сходятся все здравомыслящие люди. Время революционных мифов прошло.
— Я не первый раз слышу это!
— Зато надеюсь, последний.
— Зачем американцы везут сюда свою муку? Они же играют на руку большевикам! — резко сказал Беленков, и смуглое лицо его дернулось.
— Надо быть политиком, господин полковник. Вызнаете, что такое экономический кризис? Это когда некуда девать образующиеся излишки продуктов. В частности, муку. — Хаскель откинулся на спинку стула, тихо рассмеялся. — Почему бы в таком случае не сделать красивый жест? Это очень тонизирует общественное мнение. Но главное не в этом. — Он твердо сжал губы. — Сейчас мы добиваемся для нашего комитета АРА прав экстерриториальности. Это поможет нам поддержать и объединить тех, кто настроен против Советской власти. Большевики уже пошли на кое-какие уступки. Голод не тетка, — отчетливо выговорил Хаскель и снова продолжал: — Нет, господин полковник, мы не собираемся играть на руку большевикам. Послушайте меня: вам находиться здесь в Ростове уже нельзя. Но есть неплохая идея — создать подвижную вооруженную группу, которая будет захватывать продовольствие. Понимаете, группу подлинных русских патриотов, которые действуют от имени народа. Это очень важно. Надо восстанавливать население против местных органов власти. Организовывать голодные бунты, нападения на продовольственные склады. Тогда мы сможем ввести сюда свои войска для охраны и наведения порядка. Общественное мнение нам не помешает, оно будет нокаутировано… Я, господин полковник, ответил на ваш вопрос, — сказал Хаскель, наклонясь вперед. — Теперь слушайте очень внимательно. Оружие и деньги вы получите на явочной квартире. Моя резиденция будет в Москве…
Так определилась последняя страничка в пестрой биографии Беленкова. К осени он сформировал вооруженный отряд. Бандитские налеты на поезда чередовались с карательными рейдами по донским хуторам.
Морозовские чекисты ничего не могли поделать: бандиты не принимали открытого боя — рассыпались на мелкие группы, отсиживались на зимовниках, прятались у родственников и знакомых. Чекист Лысенко, проникший в отряд Беленкова, был убит. Его изуродованный труп нашли в мешке около здания ЧК. К мешку была приколота записка:
«Спасибо за подарок. Присылайте еще».
* * *К удивлению ребят, наслышавшихся о жестокости и подозрительности Беленкова, допрос длился недолго. Они не знали, что полковник решил сделать их участниками игры, в которой он сам, не теряя ничего, мог приобрести многое.
— Вот что, — заговорил Беленков, выслушав ответы Левшина и Полонского. — Я не буду перепроверять вас. Возможно, вы что-то темните. Но это сейчас неважно. Есть одно дело. Поможете мне — валяйте на все четыре стороны. Попытаетесь обмануть — у меня суд короткий. Одному из вас несдобровать, — он взглянул на Федора, дернул углом рта. — Вот он может одним ударом развалить человека от плеча до пояса. Мастер… Не приходилось видеть?
— Наше дело нехитрое, — ленивым голосом сказал Федор. Он встал с топчана, протяжно зевнув, потянулся. — Чека помогаем, из одной заразы две делаем. — Уставился на ребят стеклянно-неподвижными глазами. — Опосля никто не жалуется. Битте-дритте.
Левшин весь напрягся, подавляя сумасшедшее желание броситься на бандита. Он опустил глаза, и ему вдруг почудилось, что рядом с ним встал, в одном исподнем, тот человек, которого привезли в Морозовскую на забрызганной грязью телеге, и над ухом у него прошелестел голос: «Держись, казак, атаманом будешь! Может, еще свидимся…»
«Не свидимся мы с тобой, чоновец, — мысленно ответил Левшин. — Только я за тебя рассчитаюсь. Этот гад от меня никуда не денется».
— Понятно, — спокойно сказал Левшин. — Видеть — не видели, слыхать — не слышали. Так что лучше о деле.
— Умный ты! — Федор подошел к нему вплотную. — Был тут один такой субчик-голубчик, в момент располовинили. Вякнуть не успел, зараза.
— Подожди, Федор! — Беленков стукнул ладонью по столу. — Свои люди — сочтемся… Дело такое, — повернул он к ребятам узкое смуглое лицо. — Вы должны помочь мне получить ту аровскую муку, что пришла в Морозовскую. Подвод двадцать, не меньше. Списки жителей близких хуторов вам принесут. Это не липа — брали в ревкомах. Выпишите только многосемейных. В первую очередь тех, кто служил в Красной Армии или является инвалидом первой мировой. Муку поделим сами.
— А кто повезет списки? — спросил Полонский.
— Вы.
— Мне бы хотелось остаться. Я себя плохо чувствую.
— Придется потерпеть. Останется ваш товарищ. Так будет вернее… Кстати, — Беленков поднялся, — незаметно подойти к хутору нельзя. В случае опасности мы уйдем в степь. Не буду повторять, что это означает для вашего товарища.
Беленков вышел во двор.
«То-то он с нами цацкается, — подумал Левшин. — Хочет нашими руками организовать голодный бунт. Риску для него никакого. Ничего не скажешь — хитер, сволочь. Раскинул как по счетам. Только счеты-то порченые».
Он незаметно толкнул Полонского локтем в бок.
— Ладно, это дело мы сделаем.
В полдень Федор привел с собой маленькую тоненькую девушку, закутанную в шерстяной платок.
— Вот эта будет помогать вам.
Левшин взглянул на нее, увидел вполоборота худенькое, почти детское лицо — широко открытый, с огромным черным зрачком глаз, голубую прожилку над мягко обрисованной скулой, слабые бледные краешки губ. И чувство неприязни, поднявшееся было в нем, когда она вошла в комнату, сразу же исчезло. «Дите, — подумал он, — ей еще с куклами бы играться…»
Девушка поставила на стул пузырек с чернилами, положила стопку бумаг и, не снимая платка, вопросительно посмотрела на ребят.
