Евгений Горбунов - Схватка с черным драконом. Тайная война на Дальнем Востоке
Вот такие рекомендации давались японской компартии. Если в этом документе термин «антивоенный» заменить истинным значением: разведывательный, диверсионный и партизанский, то все становится на свои места и документ выглядит как директива по организации «пятой колонны» в Японии, Маньчжурии и Корее, хотя этот термин появился только через несколько лет после составления этого документа. Через несколько лет в середине 1930-х появились и диверсионные отряды «Асано», которые были созданы японской разведкой для тех же целей – диверсий на советской территории во время войны. Очевидно, что это был в какой-то мере ответ на советские замыслы и планы в отношении Японии. Узнала ли о коминтерновских планах что-либо японская разведка? Об этом сейчас можно только гадать.
Мне могут возразить: а не являются ли подобные документы плодом кабинетного творчества, когда желаемое принимается за действительное, а результат такой работы ложится в ящик письменного стола? Ведь для практического претворения в жизнь подобных рекомендаций нужны большие деньги и опытные люди. Что касается денег, то Коминтерн был достаточно богатой организацией и денег для подрывной и диверсионной работы там не жалели еще со времен «германского Октября». А что касается людей, то инструкторов партизанского движения, минеров, диверсантов, радистов и прочий народ, необходимый для активных или «антивоенных» действий во время войны, начали готовить в Союзе еще за несколько лет до разработки таких документов.
Еще в 1927 году было принято решение о создании специальных курсов для подготовки специалистов по «антивоенным» действиям из числа членов различных компартий. Отобранных, проверенных и перепроверенных коммунистов посылали в Союз, и там в течение нескольких месяцев сотрудники военной разведки, имевшие богатый боевой опыт, преподавали им науку вооруженной борьбы. Для нормального и стабильного функционирования подобных учебных заведений нужен был постоянный приток свежих кадров из компартий соседних стран. Об этом и беспокоилось руководство военной разведки.
12 января 1928 года начальник Управления Берзин в докладе своему непосредственному начальнику первому заместителю председателя Реввоенсовета Уншлихту писал: «Все усилия 4-го Управления в области подготовки диверсионной работы на случай войны в конечном итоге не приведут к желательному результату, если нам не будет оказано соответствующее содействие со стороны соседних с нами компартий», то есть если компартии не будут присылать в Союз своих представителей для обучения и подготовки к будущим диверсионным действиям. Диверсанты из числа советских граждан могут успешно работать только в ближнем тылу. А вот успешная диверсионная работа в глубоком тылу доступна только соответствующим компартиям. Члены этих партий еще в мирное время должны обследовать и подготовить для диверсионных действий железнодорожные объекты, военные заводы и склады амуниции и вооружения. Также в мирное время коммунисты должны были вести работу по разложению армий противника. В докладе также отмечалось: «При переговорах с представительствами соответствующих компартий мы выяснили с их стороны готовность развернуть указанную работу, поскольку она не выходит из пределов намеченной партией работы по военной линии…»
Желание работать у компартий было, а вот подготовленных кадров не было. Поэтому руководство военной разведки предложило компартиям «оказать содействие по подготовке нужных работников». Переговоры на эту тему были проведены с поляками, финнами, эстонцами, латышами и румынами. И в Москву начали прибывать представители этих компартий. Кадры были получены и в Москве: в начале 1928 года были созданы шестимесячные курсы для их обучения. В программе курсов серьезное внимание было обращено на методы агитации и пропаганды в войсках, на тактику партизанских действий, на подрывное дело и основные принципы вооруженного восстания. Уншлихт утвердил представленную ему программу обучения и смету расходов, и курсы начали действовать.
Конечно, в 1928-м до начала японской агрессии на континенте было далеко, и вопрос о привлечении японских или корейских коммунистов для обучения на курсах еще не возникал. Но к 1932-му, когда обстановка на Дальнем Востоке прояснилась, решили использовать для обучения японских, китайских и корейских коммунистов. И если судить по сохранившимся в архиве Коминтерна обширным материалам по Маньчжурии, Корее и Японии, коммунисты из этих стран успешно прошли обучение в Москве. Подробные схемы и карты, на которых отмечены предназначавшиеся для диверсий железнодорожные станции, мосты и туннели, склады, аэродромы, военные заводы и крупные нефтехранилища; подробные записки по диверсионным действиям в Маньчжурии, Корее и Японии – весь этот обширный материал, лежавший в коминтерновских сейфах и ждавший своего часа в случае начала войны, свидетельствует о том, что подготовка к активным «антивоенным» действиям на Дальнем Востоке шла полным ходом. Курсы преобразовали в школы, функционировавшие при Исполкоме Коминтерна, и эта организация активно готовилась к возможной войне на Дальнем Востоке.
Разведка вступает в бой
В 1932 году, когда угроза военного конфликта на Дальнем Востоке была достаточно серьезной, информация, получаемая из японского посольства, имела первостепенное значение. Все поступавшие оттуда документальные материалы посылались из Особого отдела только наркомвоенмору Ворошилову и хранились в его секретариате в особой папке. 23 июня Ворошилов получал дешифрованную телеграмму из Токио, которая была послана японскому военному атташе в Москве. В телеграмме сообщалась дислокация частей Квантунской армии. В этот же день наркому были переданы задания, полученные японским военным атташе подполковником Кавабэ из разведотдела японского генштаба. Подполковнику предписывалось изучать вопросы, связанные с развитием военно-воздушных сил СССР: систему организации, технические данные самолетов и моторов, тактику действий авиационных частей. 10 июня наркому были посланы бюллетени японского генштаба по СССР за апрель и май 1932 года, а также сводки морского штаба Японии по СССР с имевшейся в Токио информацией об усилении советских военно-морских сил на Дальнем Востоке.
В этих документах довольно точно фиксировались переброски сухопутных и воздушных частей Красной Армии на Дальний Восток из районов европейской части страны. Отмечались секретные источники (агентура) в Забайкалье и Приморье, которые сообщали о появлении в их районах новых частей. Отмечалась и информация, поступавшая из Москвы. Московские источники японской разведки были весьма осведомленными. От них поступала информация о числе стрелковых дивизий на Дальнем Востоке, их нумерации, фамилии командиров всех дивизий. Но информация о частях РККА на Дальнем Востоке поступала в Токио не только из Москвы и агентуры на Дальнем Востоке. Очень тесные контакты были у японских военных атташе в Варшаве и Риге с разведывательными отделами генштабов Польши и Латвии. В бюллетенях по СССР японского генштаба, которые получал японский военный атташе в Москве, и через Особый отдел ОГПУ Ворошилов, часто отмечалось, что разведывательная информация получена по данным польского или латвийского генштаба. Ценную информацию о Красной Армии получал японский военный атташе и от турецких военных кругов.
Разрозненные сведения о частях Красной Армии на Дальнем Востоке были суммированы в «Военном бюллетене по СССР № 32 от 25 апреля 1932 года». Перевод этого документа с грифами «Совершенно секретно» и «Документально» также был послан Ворошилову из Особого отдела 10 июня. Контрразведчики сработали оперативно, и ценнейшая информация легла на стол наркома. В этом бюллетене наиболее полно была показана численность и дислокация советских войск на всей обширной территории от Иркутска до Владивостока. Забайкалье, Приморье, район Хабаровска, Сахалин – во всех этих районах была указана и численность, и нумерация наших частей.
Иностранные дипломатические представители в Москве в этом году внимательно следили за изменением военно-политической обстановки в дальневосточном регионе, строили свои прогнозы, высказывали свои суждения и, конечно, обменивались мнениями в разговорах друг с другом. Одно из таких мнений, зафиксированное в «Бюллетене по СССР № 4 от 22 февраля 1932 года», было доложено Ворошилову: «По словам представителя Чехословакии в Москве, за последнее время не только в высших военных кругах Советского Союза, но и в партийных кругах все чаще и чаще раздаются голоса с требованием поддержать престиж СССР и взять более твердый политический курс. Во главе этого движения стоят: Молотов (председатель СНК), Ворошилов (НКВМ), Енукидзе (видный партийный деятель), но Сталин (фактический диктатор), считаясь с общим положением страны и из соображений выполнения пятилетнего плана, возражает против твердой политики». Очевидно, в Токио серьезно отнеслись к высказыванию чехословацкого представителя, если включили его мнение в бюллетень генштаба.
