Татьяна Москвина - Люблю и ненавижу
Еще одну Психею и еще один сумасшедший дом мы находим в картине Андрея Кончаловского «Дом дураков». Если Эльза Масленникова попала из безмятежного герметичного пространства в страшную действительность, то к Жанне Кончаловского действительность врывается сама, чтобы уйти несолоно хлебавши. Психушка оказывается совершенно непобедима, а героиня (Юлия Высоцкая), очень красивая и очень здоровая девушка с чудесными зубами – совершенно невредима. Гомеостаз опять победил, только этот гомеостаз уже весьма слабо связан с реальностью – ведь «дом дураков», созданный Кончаловским из рекордного количества киноцитат, аллюзий и реминисценций, это своеобразная «энциклопедия заблуждений», образ-символ европейского авторского кино, герметичного и мечтательного, с его вечными лошадками под дождем, зелеными яблоками, дурочками в свадебных платьях, с его поисками специальной национальной душевности и тезисом о том, что только идиоты – это настоящие люди. Вся материя такого кинематографа износилась, но это рубище Андрею Кончаловскому дороже всех новомодных одеяний, и в прагматичном скептике и себялюбце проступил облик задавленного Голливудом шестидесятника, прогрессивного режиссера в кожаном пиджаке, для которого духовность – никак не звук пустой, а, типа, хлеб насущный.
Вот, казалось бы, странность какая. Из книг Кончаловского получаешь стойкое впечатление об авторе, как о верном рыцаре природы-Фортуны. Он почитает плоть, заботится о ней неустанно, а его любовные приключения известны обществу куда лучше любовных похождений Зевса. И, однако, Кончаловский – вовсе не жизнерадостный и не жизнеутверждающий режиссер. Его взаимоотношения с плотью жизни пропитаны страхом и нервозностью, и его служение природе-Фортуне – вечно тревожное, лихорадочное и, я думаю, не вполне искреннее. Он слишком жадно хватает милости природы, слишком торопливо их поглощает, слишком жарко их желает – а в свое творчество пропускает только один вид природных свершений, юных девушек, которым упорно навязывает функции душевности и даже духовности, как бы оправдывая их прелести и свои привязанности, вовсе не нуждающиеся в оправдании. Почему бы, в самом деле, не снять кино о том, как прекрасны девушки, как хорошо жить в своем доме, быть здоровым и пользоваться прочным благосостоянием – нет, роковые шестидесятые проросли в душу Кончаловскому такими мощными корнями, что он просто не в состоянии затеять картины, где не было бы «послания» и не существовала бы (или имитировалась) некая духовная деятельность. Когда ему выпало соприкоснуться с античным миром (телефильм «Одиссей»), он снял довольно блеклую сказку, и видно было, насколько языческое великолепие мифа чуждо его сознанию. Настоящее, полнозвучное «дитя природы» тут резвилось бы от счастья – Кончаловский откровенно скучал.
Если режиссер не оставит своих упорных притязаний на царство духа и не воздаст настоящих почестей хранящему его божеству, результат может быть весьма драматичным. Может быть, и все злокачественные перипетии его судьбы связаны именно с этой двойственностью, со стремлением угодить сразу двум богам, сесть на два стула. А ведь один-то стул, как нам давно объяснили, «не от мира сего». Оттого Кончаловский и не обрел еще натуральной, безмятежной величавости, того лишенного всякой рефлексии спокойствия, что лежит на челе Эльдара Рязанова, Петра Тодоровского, Игоря Масленникова… Молодой он еще, суетливый…
А лес шумит, напоминая нам о беспредельном разнообразии мира, о силе жизни, о верности своему предначертанию и о том, что для всякого дерева, покорного своей природе, ничего нет лучше хорошей погоды.
2002 г.
Это не Березовский
(О фильме Павла Лунгина «Олигарх»)
Это не был Березовский еще тогда, когда несколько лет назад в свет вышла книга Юлия Дубова «Большая пайка» с героем по имени Платон. Дубов, один из основателей «ЛогоВАЗА», сочинил свой увесистый кирпич о черной романтике русского бизнеса явно не для того, чтобы он лег в основание легенды о Борисе Абрамовиче. Платон – лицо собирательное, более всего, надо полагать, похожее на самого Юлия Дубова (обратите внимание на античные имена: Юлий-Платон), но с некоторыми черточками и чертовщинками бывших друзей автора.
Уже в книге действовал некий олицетворенный дух, некая квинтэссенция бессмысленной экспансии, некий «дубовый листок», что оторвался «от ветки родимой» (см. стих М. Лермонтова) и рвется владеть миром, поскольку владеть своей безумной душой он не может. Снятый по мотивам «Большой пайки» эпос Павла Лунгина «Олигарх» довершил начатый Дубовым процесс: герой окончательно извлечен из жизни и доставлен в епархию искусства.
Чтобы понять, насколько это две большие разницы, достаточно вспомнить гражданина Березовского, Бориса Абрамовича, 1946 г.р., урожденца г. Москвы и звезду РФ Владимира Машкова, сыгравшего Платона Маковского, главу концерна «Инфокар», в «Олигархе». Если бы правда жизни хоть в какой-то степени владела умом Лунгина, то в главной роли он снял бы… ну, Газарова или Сухорукова или другого какого мастера монстров. Однако Лунгин сделал все, чтобы своего героя предельно романтизировать, очистить, приподнять над действительностью. Олигарх – / в народе – бранное слово, типа «аллигатор». «Близка аллигатора хищная пасть, / спасайся, несчастный, ты можешь пропасть!» (см. стих Сергея Михалкова). Но по фильму выходит, что «олигарх» – это что-то вроде термина, обозначающего тип темперамента (хочет всего и сразу) или собирательной клички определенной группы людей на зоне (есть же на зоне «быки», «петухи», «мужики» – а на большой русской зоне, где мы все проживаем, есть еще и «олигархи»). Олигарх – это сорвавшийся с цепи мужчина, почти лишенный рефлексии, с безграничным самолюбием и честолюбием, игрок и аферист, которому нужна полная власть в избранной им сфере действия. Если настоящих олигархов в России штук десять и, трудясь над художественным изображением их психики сломались бы и Гоголь с Достоевским, то олигархов «по Лунгину» – пруд пруди и личности у них довольно немудреные. Ведь нынче куда ни кинешь взгляд – обязательно встретишь ополоумевшего самца, который обязательно «трудоголик» (лучше бы водку пил), непременно сто раз женатый и все на красотках, который мчится по жизни как поезд-беглец – без цели, без смысла, без Бога. Обыкновенная гормональная трагедия.
Но для Лунгина жизненная сила и напор воли – ценности весомые. А герой, выделяющийся над ландшафтом, занимает его ум давно, с первой картины («Такси-блюз»). Поэтому романтизация «олигарха» произведена им последовательно и рельефно. Без полутонов.
Уральский следователь Шмаков, лукавый и смышленый Иванушка-недурачок (всегда одинаковый и всегда отличный Андрей Краско), вызван кремлевской интригой в Москву, разобраться в деятельности Платона Маковского, а затем и в его мнимой гибели. Тихо сияя невозмутимыми голубыми глазами, Шмаков допрашивает друзей и врагов Платона, из чего вырисовывается дайджест жизни героя за последние пятнадцать лет. Таким образом, в текущей реальности герой практически неощутим. Он действует либо за много лет «до своей смерти», либо несколько дней «спустя». Ничем низменным он не занимается, согласно известной литературоведческой шутке о том, что у романтического героя есть только голова и половые органы. Правда, свои органы герой использует лишь в молодости, соблазнив дивную Машу (Мария Миронова). С ростом могущества, интерес к дамам утрачен – сидя во временном изгнании под Парижем (невероятных размеров барочный дворец), герой исступленно смотрит отечественное телевидение, равнодушный к призывам пикантной красотки насчет пойти вместе поужинать. Однако именно женщина спасает героя в трудную минуту: заинтересовавшись хорошенькой журналисткой, Платон пересаживается к ней в машину и таким образом избегает смерти. Ест герой в кадре один раз – мороженое. Зато много и со вкусом передвигается – сажает на мель пароход в приступе ревности, везет отбитые у братвы первые машины на товарном поезде, гарцует на слоне в день сорокачетырехлетия. О голове Платона, о его «гениальности» много говорят персонажи фильма. Гениальность сыграть невозможно, поэтому умственная деятельность героя сведена к нескольким анекдотическим выдумкам насчет того, как извлечь деньги из воздуха. Бизнес Платона – воздушный, мифический, неуловимый, ирреальный. Каким-то чудом подложные диссертации и вареные джинсы превращаются в автомобили, автомобили в веники, веники в миллионные долларовые счета, дворцы, телеканалы, выборы президента… Когда в конце фильма герой идет пить водку на собственную могилу под сияние полной луны, романтический китч-мираж его существования замыкается в явное кольцо.
Герой так приподнят и возвеличен, что и враги у него – карикатурные, опереточные, вроде проходимца-гэбиста Корецкого (Александр Балуев даже не пытается оживить это чучело) или тупого быкообразного губернатора Ломова (весьма убедительный Владимир Гусев). А лица друзей как-то смазаны, приглушены, разве что выделяется волчьим взглядом и коварной улыбкой цивилизованный разбойник Лари (Левани Учейнишвили). Так что история погубленной деньгами дружбы, на мой вкус, не прозвучала в фильме. Прозвучало другое – тема игрока, который не может остановиться. Хорошо вышло в «Олигархе» это особенное, «игровое», спрессованное, обезумевшее время, чей вывихнутый ход знаком каждому, кто садился играть ввечеру и обнаруживал себя утром – в лихорадке, с дрожащими руками. Хорош и последний «крупняк» у Машкова, когда его герой, небритый, окровавленный, изможденный, но не сломленный, бредет по шоссе обратно в Москву – доигрывать свою битву неизвестно за что. Но сказать, что титанический образ, задуманный режиссером, вполне получился, не берусь.
