Николай Котыш - Люди трех океанов
И опять взгляд метнулся к пистолету. Александр не боялся наказания, даже смерти. Страшна, потрясающе чудовищна сама мысль: быть наказанным теми, с кем прошел десять смертей. И перед мысленным взором пронеслось случившееся в эту ночь.
У Зверева была железная логика: посеявший смерть должен и пожать ее. А в округе появился такой. То был староста села под Лугой — одноглазый мельник. По его доносу немцы сожгли все село. Вместе с людьми, садами и березами-белостволицами. Осталось только два дома — правленческая пятистенка, до отказа набитая пришлыми солдатами, да рубленая изба мельника, возле которой дежурила одинокая ветла. Зверев так и приказал:
— На той ветле повесить предателя!
Пошел Винокуров на боевое дело и впервые вернулся ни с чем. Не обидно было бы, если бы не поймал старосту. А то накрыл, как говорится, тепленьким в гнезде, но одноглазый скрылся. Везде искал его Александр — и в сарай заглянул, и на чердаке все перерыл, и обрыв реки обследовал. Будто в воду канул… Уже после выяснилось, что староста действительно в воде скрывался. Сидел в реке и через камышину дышал.
Зверев не стал расспрашивать, почему не выполнен приказ, а сказал, будто под ноги дымящийся снаряд бросил:
— Судить!
Комиссар добавил:
— Представляете, кого упустили? На его совести столько загубленных людей. Завтра, может, из-за него еще столько же погибнет…
Что мог ответить Винокуров? Большой платой обернулась вина.
Поднял Винокуров голову. Над верхушками сосен пронеслось воронье. Жутко стало от его хриплого зова И вдруг по сердцу резанул горький вздох баяна — Васька его уронил… Зверев подступил ближе, толкнул локтем:
— Пошли!
Винокуров сделал шаг, другой…
— Обожди, командир, — попросил комиссар.
И тут будто водопад хлынул.
— Поверим Архипычу! — загорланил отряд.
Рука Зверева сползла с кобуры.
— Ладно. Именем Гульена прощаю.
Подумал, сказал, будто патрон в казенник послал:
— Но старосту, живого или мертвого, должен сюда доставить!
— Есть!
Не поев, не просушив даже портянки, Архипыч с одиннадцатью бойцами вновь отправился на пепелище села. Пришли на рассвете. Из лесу не выходили. Сидели в засаде и ждали, не появится ли одноглазый. В дом заходить сейчас рискованно: на старой ветле у Мельниковой избы появился наблюдатель — немецкий солдат с автоматом. Снять его можно, но как бы мельника не спугнуть. Ждать пришлось сутки. Сеявший всю ночь холодный дождь промочил телогрейки до нитки. Вася Белоусов пробовал было шутить. Его оборвали — надо молчать. И наконец Архипыч прошептал:
— Едет!
На взлобке из-за мельницы вынырнула бричка старосты. Белоусов артистически перекрестился: «Сла-те, господи» — и дал очередь по немецкому наблюдателю.
Архипыч как из-под земли вырос перед старостой:
— Вот мы снова и свиделись!
…Старосту повесили у пепелища села. На фанере написали:
«С каждым предателем Родины так будет!!!»
Выслушав доклад Винокурова, Зверев произнес скупо:
— Так бы сразу.
II
Партизаном Винокуров стал нежданно-негаданно. Война застала его в мотомехполку, подо Львовом. Там он, помкомвзвода, получил первое боевое крещение. Шли тяжелые бои. Таял полк. Под Харьковом отвели на переформирование. Перед поредевшим строем медленно шагал командир с блокнотом в руке. Остановился напротив Винокурова. Спросил, какая у него гражданская специальность. Узнав, что был железнодорожником, определил:
— Будете машинистом бронепоезда.
И тут же позвали:
— Винокурова к комиссару.
А там — разговор. Короткий, необычный. Когда собралось человек десять солдат, комиссар сказал:
— Вот что, комсомольцы, вам доверяется важное задание. Подробности узнаете позже. Скажу только одно: воевать придется в тылу врага. Дело это добровольное. Стесняться нечего. Говорите прямо…
Согласились все. Началась учеба. Учились взрывать мосты, пускать под откосы поезда, бесшумно снимать часовых. Словом, постигали партизанскую науку.
Линию фронта переходили близ Красного Села под Ленинградом. Путь прокладывал Винокуров, командир группы разведки. В лесу бушевала вьюга. Но вьюга с молниями: вокруг рвались немецкие мины и снаряды. Несколько бойцов навсегда остались на линии фронта. Остальные пробились.
Винокурова провели к командиру отряда. Навстречу шагнул сухощавый цыгановатый паренек. Отрекомендовался с акцентом:
— Гульен.
Так они познакомились. Национальный герой Испании, коммунист, ставший знаменитым партизанским командиром, и пензенский комсомолец. Испанец имел звание капитана. С первых дней войны был на фронте, не раз отличался в боях. Во всем его мужественном облике, в прямом и открытом взгляде была какая-то притягательная сила, и его обаяние невольно передавалось людям. Все относились к нему с уважением. Гульен был старше Винокурова лет на десять. Он быстро приметил, что молодой с виду неторопливый командир группы разведки мгновенно ориентируется в бою, и как-то невольно назвал его уважительно Архипычем. Так и пошло. Весь отряд так почтительно стал величать Винокурова, несмотря на его 20 лет.
Петляя по лесу, партизаны выходили к железной дороге. Тут требовалось соблюдать особую предосторожность. Немцы вырубали просеки, устраивали завалы, ограждали подступы колючей проволокой и проводами с погремушками, выставляли посты со сторожевыми собаками. Но Винокуров и его бойцы знали каждую тропку и всегда появлялись там, где их меньше всего ожидали. Вражеские эшелоны, шедшие под Ленинград, попадали в смертные клещи. Пока одни, вооруженные пулеметами, выбирали поудобнее позиции для обстрела, другие ползком подбирались к рельсам, устанавливали заряд. Пять эшелонов они пустили под откос. Как-то радистка Аня приняла важное распоряжение. Гульен срочно собрал командиров. Немногословно объявил:
— Получен приказ занять станцию Оредеж, перекрыть движение на несколько часов…
Налет возглавил Гульен. Первой устремилась в атаку группа Винокурова. Она быстро смяла заслон фашистов. Вместо нескольких часов партизаны целые сутки держали оборону. Отступать пришлось с боем. А у леса нарвались на засаду. У самых ног Гульена ахнула мина. Кинулся к нему Архипыч, тот силился что-то сказать и не мог. Лишь одна фраза слетела с побелевших губ:
— Но пасаран!..
Винокуров как клятву повторил эти слова по-русски:
— Они не пройдут!..
Тогда-то и принял командование отрядом Зверев, человек крутого нрава и отчаянной храбрости. Свои распоряжения он обычно заканчивал рубленой фразой: «Доложить во столько-то!»
Этими словами он напутствовал и Винокурова, посылая его на новое задание. Разведка доложила, что в районе Вырицы крупный штаб гитлеровцев. Надо было захватить «языка». Поручили это Архипычу.
В полночь устроили засаду у большака. Задумчиво шумел лес. Дорога казалась пустынной. Но вот темноту резанул сноп света, за ним другой. Затарахтели моторы.
— Мотоциклисты, — прикинул Вася Белоусов.
— Пропустим. За ними — автомашины…
Действительно, едва промелькнули мотоциклы, выплыли силуэты двух крытых автомобилей. Затараторили автоматные очереди. Машины встали. Из них выскакивали гитлеровцы. Но ускользнуть никому не удалось.
Когда Архипыч и его хлопцы подбежали к машинам, в одной из них они застали насмерть перепуганного немецкого генерала.
— Хорош гусь! — не удержался Белоусов.
А «гусь», выкатив глаза, бессвязно бормотал:
— Майн гот! Майн гот!..
— А ну выходи! — цыкнул на него Белоусов и франтовато добавил: — Шнель!
Но генерал будто прилип к сиденью. Его с трудом пришлось вытаскивать. Пока Вася Белоусов «эвакуировал» высокое начальство, Архипыч упаковал в рюкзак два увесистых портфеля. И как раз вовремя. С той стороны, куда умчались мотоциклисты, послышались шум, голоса. В штабе всполошились и выслали погоню. Партизаны скрылись в лесу.
Стало светать. И вдруг затрещали автоматы, залаяли овчарки. А тут генерал заартачился. Идти не хочет. Белоусов прямо-таки замучился. Фашисты орут уже где-то рядом… Впереди — поросшее камышом болото. Там тайный брод. Перемахнуть бы побыстрее на другой берег, а там ищи ветра в поле. Но как быть с генералом? Конечно, лучше бы его доставить живым: такой «язык» ценный. Но убежать с ним не удастся. Выход подсказал сам генерал. Изловчившись, он бросился на Васю и в схватке укусил его за ногу. Веселый баянист страшно возмутился:
— Хром прокусил, новые сапоги испортил!
И тут же порешил генерала на месте.
Партизаны бросились в камыши, а через полчаса, насквозь промокшие, выкарабкались из топи. Гитлеровцы отстали. Всю дорогу к лагерю Белоусов горевал: