Владимир Дядичев - Лиля Брик. Любимая женщина Владимира Маяковского
Появление в 1991 году книги «Любовь – это сердце всего. В. В. Маяковский и Л. Ю. Брик. Переписка 1915–1930» [Составление, подготовка текста, введение и комментарии Бенгта Янгфельдта. М., 1991. Репринт (с изменениями и дополнениями в комментариях) стокгольмского издания 1982 г. Ссылки на страницы этого издания даются в тексте], бесспорно, стало событием. В сутолоке же тогдашних событий в стране ее почти не заметили.
И все же это событие. Впервые в России было опубликовано сразу свыше ста новых текстов «изученного до последних йот» поэта! [В книге всего 416 текстов. В том числе 88 ранее не публиковавшихся у нас и 37 публикуемых впервые полностью записок, писем и телеграмм Маяковского; 199 ответных корреспонденций Бриков.]
Конец 1980 – начало 1990-х годов – это, по сути, ежегодные 100-летние юбилеи тех или иных столпов отечественного Серебряного века. И на фоне потока материалов о Гумилеве, Ахматовой, Мандельштаме, Пастернаке, Булгакове, Цветаевой, нередко создававшихся методом «мозгового штурма», наше научное маяковедение хранило почти полное «гордое молчание».
После вполне дилетантской дискуссии о «сталинизме» В. Маяковского, начатой на рубеже 1987–1988 годов многотиражкой «Московский художник» и с переменным успехом продолженной «Советской культурой», «Литературной газетой» и другими изданиями, обсуждение собственно творческих вопросов поэтики Маяковского дипломатично свернулось.
В какой-то мере наука о «лучшем и талантливейшем» оказалась просто не готовой к новым жизненным реалиям и в этом смысле вполне разделила участь ряда других дисциплин, ранее официально поощрявшихся и не знавших поэтому конкуренции. Но, как ни парадоксально, именно в эти годы библиография отечественного маяковедения продолжала существенно пополняться.
Во-первых, были наконец-то опубликованы ранее по различным причинам не доходившие до печати воспоминания о поэте: В. В. Полонская, С. С. Шамардина, Л. Ю. Брик, Эльза Триоле, М. М. Синякова, Н. А. Брюханенко, В. А. Катанян, Г. Д. Катанян, Л. А. Краснощекова-Варшавская (к сожалению, некоторые – по-прежнему с купюрами). Сюда же следует отнести публикацию материалов из архива известного маяковеда А. М. Колоскова (журнал «Молодая гвардия», еженедельники «Щит и меч», «Ветеран»).
Во-вторых, исследования обстоятельств трагической гибели Маяковского привели и к введению в научный оборот целого пласта ранее неизвестных архивных документов, и к установлению новых биографических фактов (публикации В. И. Скорятина 1989–1993 гг.). Одновременно по инициативе Государственного музея В. В. Маяковского в конце 1991 года с использованием новейших методов была проведена судебно-медицинская и криминологическая экспертиза хранившихся в музее «вещественных доказательств» гибели поэта – фотографий, предсмертного письма, рубашки со следами выстрела, ковра, на который упал Маяковский. Опубликованные Скорятиным в 1992–1993 годах ранее неизвестные материалы следственного дела № 02–29 1930 года «О самоубийстве Владимира Владимировича Маяковского» дали новую пищу для дискуссии «по вновь открывшимся обстоятельствам».
В-третьих, в США «обнаружилась» родная дочь В. Маяковского – Хелен-Патриция (Елена Владимировна) Томпсон. В связи с этим появились интересные публикации, обнародованы новые документы, в том числе (частично) переписка Маяковского и его возлюбленной Элли Джонс (Елизаветы Петровны Зиберт), матери его дочери.
Свое место в этом ряду, бесспорно, занимает и книга «Любовь – это сердце всего», подготовленная Бенгтом Янгфельдтом.
Вопрос о роли Лили Юрьевны и Осипа Максимовича Бриков и жизненной и творческой судьбе Маяковского многие десятилетия являлся поистине terra incognita всего отечественного литературоведения, несмотря на весьма впечатляющие «курганы книг, похоронивших стих» нашей маяковианы. Эта «рискованная» тема, эта пугавшая иных пуристов «жизнь втроем» оставалась более или менее умело обойденной едва ли не всеми исследователями творчества поэта. В зависимости от личных симпатий или антипатий и исследовательской смелости авторов дело ограничивалось либо ничего не прояснявшими панегириками этим «ближайшим друзьям» поэта, либо почти полным игнорированием присутствия Бриков в жизни Маяковского, этих «злых демонов» его судьбы, влияние которых он якобы всегда преодолевал. И в том и в другом случае нередко получалось как бы полное умозрительное следование словам самого Маяковского из его знаменитого стихотворения «Сергею Есенину».
Критики бормочут:
<…> Дескать, заменить бы вам богему классом,
класс влиял на вас, и было б не до драк.
Однако поэт жил и творил не в безвоздушном пространстве «классовой борьбы» или «алого цвета моих республик». И даже «преодоление влияния» Бриков всегда было именно преодолением, требовало немалых нервов и крови.
Вспоминается однажды виденное мною в музее Маяковского: группа экскурсантов, учителей-словесников (!), тщательно записывавших для себя все пояснения экскурсовода, просила уточнить, как правильно записать – «Брик» или «Бриг». Вот ведь до чего доходило!
Да, Брики были, и их влияние на поэта (хорошее или плохое – другой вопрос), конечно же, было. Без этого не объяснить, пожалуй, каждое третье поэтическое произведение Маяковского, написанное после 1915 года. С поправкой на Бриков, судя по всему, следует рассматривать и взаимоотношения поэта с Луначарским и Горьким, с К. И. Чуковским и В. Б. Шкловским, с Пастернаком и Ахматовой.
В 1958 году в 65-м томе «Литературного наследства» – «Новое о Маяковском. Вып. 1» было опубликовано 125 писем Маяковского к Брик. И хотя комментарии к письмам (составленные Л. Ю. Брик и В. А. Катаняном) отличались известной односторонностью, эта публикация существенно расширила документальную базу для изучения биографии и творчества Маяковского. Но, по мнению тогдашних чиновников от искусства, она явно портила хрестоматийный глянец, наведенный на бронзовый лик поэта-трибуна. Дело вылилось в «единодушное осуждение литературной общественностью» этой публикации, закончившееся даже специальным постановлением ЦК КПСС от 31 марта 1959 года «О книге “Новое о Маяковском”». Планировавшийся 2-й выпуск «Литературного наследства», посвященный Маяковскому (том 66), света так и не увидел.
С другой стороны, попытки под более критическим углом зрения взглянуть на роль Лили Юрьевны Брик в жизни В. Маяковского (В. Воронцов, А. Колосков, В. Макаров и др.) сразу же вызывали массированные и небезуспешные протесты весьма влиятельного лобби «салона Брик». Даже посмертная публикация известного стихотворения о Маяковском Я. Смелякова стала поводом для энергичного «протеста» (или доноса?) К. Симонова (Дружба народов. 1989. № 3), сопровождавшегося «выкручиванием рук» провинившейся редакции альманаха «Поэзия» [См.: Старшинов Н. О Смелякове // День. 1991. № 9].
Между тем еще в 1922 году Б. Пастернак писал, обращаясь к Маяковскому:
Я знаю, ваш путь неподделен,
Но как вас могло занести
Под своды таких богаделен
На искреннем вашем пути?
Именно заинтересованные в сокрытии правды превратили тему личной жизни Маяковского в табу под видом недопустимости «заглядывания в замочную скважину».
При этом спекулятивно («Бережнее: Маяковский!») использовались и ссылки на высказывания самого поэта: «Я – поэт. Этим и интересен», «пожалуйста, не сплетничайте».
Но свято место пусто не бывает. Пока отечественное маяковедение прямо-таки виртуозно обходило эту «скользкую тему», за рубежом регулярно появлялись посвященные ей работы. Так, появился целый пласт маяковедения, который точнее и лучше назвать «бриковедением». Основанное в первую очередь на материалах в воспоминаниях самой Лили Юрьевны Брик, ее сестры Эльзы Триоле и их друзей, такое маяко-«бриковедение» и освещает вопрос «Маяковский – Брики» соответственно, если не сказать тенденциозно (основные работы можно найти в списке литературы в упомянутой книге Б. Янгфельдта).
Надо подчеркнуть, что ценность книги Б. Янгфельдта состоит не только в том, что в оборот введено значительное количество текстов самих писем и телеграмм Маяковского и Бриков. Весьма важными являются здесь и комментарии, раскрывающие (иногда впервые) целый ряд событий, имен, дат, адресов. Особую ценность представляют сведения, полученные от непосредственных участников или свидетелей событий, а также те, которые сегодня уже вряд ли могли бы быть установлены без заинтересованной и кропотливой работы Б. Янгфельдта.
Однако общий, выстроенный комментатором событийно-эмоциональный ряд как раз и является образцом упомянутого выше «бриковедения».
«Моя концепция Владимира Маяковского как поэта и человека, – пишет Б. Янгфельдт, – складывалась в общении с ближайшими друзьями его, адресатами или косвенными участниками этой переписки, с которыми в течение десятка лет мне посчастливилось встречаться и переписываться: Л. Ю. Брик, Л. А. Гринкруг, Л. А. Варшавская (урожд. Краснощекова), В. А. Катанян, Р. Я. Райт, В. В. Полонская и др. Многочисленные беседы с ними имели исключительное значение для моего понимания отношений Маяковского и Л. Ю. Брик» (с. 5).
