Владимир Дядичев - Лиля Брик. Любимая женщина Владимира Маяковского
Ей поэт посвятил ряд стихотворений, а весной 1929 года имел намерение жениться на ней.
Но еще более разительными были помещенные в сборнике воспоминания художницы Е. А. Лавинской, вместе со своим мужем Антоном (его подпись стоит под некрологом поэту «Памяти друга») входившей в группу ЛЕФ при жизни Маяковского и сразу же порвавшей отношения с салоном Бриков после гибели поэта. То, о чем среди друзей Бриков было принято тактично умалчивать, здесь порой прорывалось довольно ясно. Эти воспоминания были записаны художницей в апреле – июле 1948 года, в дни очередной годовщины со дня гибели поэта. Записки завершаются такими словами: «Еще несколько слов о Бриках. Лично у меня за все годы знакомства не было ни одной ссоры с ними, не могу припомнить ни одного поступка со стороны Лили Юрьевны или Осипа Максимовича, который был бы направлен против меня или Лавинского. Больше того, знаю, что Лиля Юрьевна всегда ко мне очень неплохо относилась. Когда я начинала писать, я думала, что сумею как-то обойти Бриков, – мне вдруг показалось, что так будет «благороднее». Но я не смогла: получилась бы ложь, обман. И так уж много мест, которые характеризовали быт, я во время переписки вычеркнула» [Лавинская Е. А. Воспоминания о встречах с Маяковским // Маяковский в воспоминаниях родных и друзей. М., 1968. С. 333].
Итак, Е. А. Лавинская «много мест» во имя «благородства» вычеркнула. Что же осталось? Вот запись, сделанная ею 14 апреля 1948 года, в годовщину смерти поэта: «Совсем недавно мне рассказала А. В. Грановская, как, вспоминая смерть Осипа Максимовича (он умер в 1945 году), Лиля Юрьевна ей сказала: “Это первое настоящее горе: когда умер Володя, когда умер Примаков – это умерли они, а со смертью Оси умерла я ”. И только наивные люди могли предполагать, что Лиля Юрьевна, потеряв Маяковского, будет страдать по-настоящему. Она не страдала и, нужно отдать ей справедливость, в то время не разыгрывала из себя “вдову”».
Запись от 20 апреля 1948 года: «Примерно с 1927 года ЛЕФ начал видоизменяться. На лефовских “вторниках” стали появляться все новые люди – Агранов с женой, Волович, еще несколько элегантных юношей непонятных профессий. Понятно было одно: выкопала их Лиля Юрьевна. Агранов и его жена стали постоянными посетителями бриковского дома». «Вообще, Лиля Юрьевна была не особенно высокого мнения о Маяковском. “Разве можно, – говорила она, – сравнивать Володю с Осей? Осин ум оценят будущие поколения. Ося, правда, ленив, он барин, но он бросает идеи».
Наконец, запись, сделанная в июне 1948 года: «Лефовские “жены” говорили: “Володя хочет жениться на Наташе Брюханенко, это ужасно для Лилечки”. И на самом деле, Лиля ходила расстроенная, злая. Ко мне в то время она заходила довольно часто, и тема для разговора была одна: Маяковский – Брюханенко. Она говорила, что он, по существу, ей не нужен, он всегда невероятно скучен, исключая время, когда читает стихи. “Но я не могу допустить, чтоб Володя ушел в какой-то другой дом, да ему самому это не нужно”» [Лавинская Е. А. Воспоминания о встречах с Маяковским // Маяковский в воспоминаниях родных и друзей. С. 340].
Да, Лиле Юрьевне было от чего поволноваться в связи с выпуском в свет такого рода воспоминаний.
Наталья Брюханенко – возлюбленная Владимира Маяковского. Они познакомилась, когда ей было 20 лет, а ему – 33. После первого свидания они не виделись год, и только в 1926 году столкнулись там же, где и в первый раз, – в библиотеке Госиздата. И с тех пор стали практически неразлучны. Друзьям Маяковский представлял ее: «Мой товарищ-девушка»…
К марту 1968 года становится известно, что В. Воронцовым и А. Колосковым готовится ряд новых серьезных публикаций, в частности в журнале «Огонек». Они появились в апреле – июле 1968 года (№ 16, 34, 26) и вызвали новый протест К. Симонова.
Дальнейших публикаций не последовало. Заинтересованного читателя отсылаю к этим материалам в «Огоньке», а также к упоминавшейся подборке «О Владимире Маяковском» в «Дружбе народов» (1989, № 3), где можно найти и детали, связанные с «протестами» К. Симонова. (Впрочем, В. В. Катанян-младший продолжил «опровержение» этих публикаций. См. его статью «Операция «Огонек» в еженедельнике «Книжное обозрение». 1989. № 43. С. 6, 8–9.)
В целом статьи 1967–1968 годов были, конечно, весьма неприятны для Брик, но, прямо скажем, «не смертельны». И в конце концов «вдова Маяковского» (а также В. Примакова, О. Брика), действительно очень «мужественная женщина», сумела пережить все эти неприятности.
В марте же 1968 года содержание предстоящих публикаций А. Колоскова Лиле Юрьевне известно не было. Но объем накопленного им материала и его направленность были ей достаточно известны. И это могло вызвать у нее тревогу, а возможно и панику.
Дело в том, что А. Колосков заканчивал подготовку новой книги о В. Маяковском. Заключительная глава этой книги называлась «Я обвиняю!». Позже (в 1971 г.) А. Колосков писал: «В этой главе, названной “Я обвиняю”, изложены многолетние мои исследования, касающиеся смерти поэта, на основании которых я пришел к выводу, что самоубийство Маяковского на самом деле было убийством и что оно было подготовлено его “ближайшими друзьями” Осипом Бриком, Лилей Брик и ее любовником Яковом Аграновым» [Колосков А. И. Я обвиняю! // Щит и меч. 1990. № 2. С. 13].
В тех или иных вариантах версия о возможной насильственной гибели Маяковского вновь обсуждалась на телевидении и страницах периодики. Сам Колосков допускал употребление слова «убийство» и в фигуральном смысле. Не будем здесь обсуждать эти вопросы и высказывать то или иное отношение как к новым версиям, так и к версии Колоскова. Важно одно: такая версия у него была, он указывал конкретные фамилии, приводил доказательства.
Это было серьезно. Получалось, что безутешная и верная «вдова Маяковского» уже после его смерти общалась и успешно сотрудничала не просто с одним из влиятельных чекистов, но и с убийцей Маяковского! (Сами Брики, как известно, в момент гибели поэта были за границей.) Тщательно десятилетиями создававшийся миф о единственной и непогрешимой музе поэта оказался под реальной угрозой. Ведь как раз приближалось 14 апреля, очередная годовщина со дня гибели поэта, и в предполагавшихся «огоньковских» публикациях могли быть и такие материалы А. Колоскова.
Пожалуй, второй раз в жизни Л. Брик реально почувствовала близкие «разрывы снарядов и свист осколков». Мудрого Осипа Максимовича рядом уже не было. А тут еще – молодой, вполне лояльный, но слишком любопытный в своей наивной простоте и восторженности почитатель – Ар. Кузьмин, пытающийся выяснить детали, которые Лиле Юрьевне отнюдь не хотелось бы вспоминать! Был бы человек из «противного лагеря» или корреспондент «со стороны» – этих-то можно еще как-то «отшить». А то ведь свой, «из нашей партии». Постоянными уклонениями от этой темы уже не отделаешься.
И нервы Лили Юрьевны, возможно, единственный раз в жизни сдали. Возраст, десятилетия мифотворчества при постоянном напряжении умственных и нервных сил, конкретные внешние обстоятельства момента (март 1968 г.) – все, видимо, сказалось на этом срыве. Был слеплен, сымпровизирован внешне подходящий вариант «связки» Примаков – Мальков, любопытство интервьюера было удовлетворено, неуклонно соблюдавшееся табу на фамилию Я. Агранова – сохранено. Эта минутная слабость, видимо, больше никогда и нигде у Лили Юрьевны не повторилась. Но слово не воробей.
Надеюсь, читателю, в отличие от Ар. Кузьмина, который «с удивлением заметил, что многие детали, связанные с письмом, прошли незаметно даже в интересной публикации В. А. Катаняна» [Кузьмин Ар. Лиля Брик: «Я не могла поступить иначе» // Слово. № 5. С. 79], удивляться этому уже не приходится.
Ведь «мемуары, как известно, пишутся, а не сочиняются». Перед нами же – «воспоминания, где авторская память начисто вытеснялась воображением, порою точно рассчитанным».
Читая мемуары Л. Ю. Брик и В. А. Катаняна о событиях конца 1935 года, понимаешь, что «в данном случае перед тобой воспоминания, к которым меньше всего подходят строки из пушкинского “Воспоминания”:
И горько жалуюсь, и горько слезы лью,
Но строк печальных не смываю.
Нет, как раз чтобы “смыть” какие-то “печальные строки”, и писались такие воспоминания».
Так, читатель, могли бы мы сказать об этих мемуарах. Могли бы, если бы. Если бы этих вполне справедливых в данном случае слов не сказал в свое время Катанян! Все выделенные выше строки взяты мною из статьи В. А. Катаняна [См.: Катанян В. А. О сочинении мемуаров // Новый мир. 1964. № 5. С. 227]. В этой статье, ратуя за документальную достоверность мемуаров, он упрекал некоторых авторов воспоминаний о Маяковском в отдельных неточностях, связанных главным образом с эмоциональным смещением конкретных исторических деталей.
Что ж, как известно, история повторяется дважды. Один раз – в виде трагедии, второй – комедии.
