Джеффри Бурдс - Советская агентура: очерки истории СССР в послевоенные годы (1944-1948)
Особенности женского опыта, приобретенного в рядах украинских повстанцев, становятся лучше понятны, если мы обратим внимание на то, как переплетались работа в подполье и личная жизнь этих женщин. Каждая такая судьба, будучи лишь отдельным небольшим эпизодом на общем фоне происходивших процессов, тем не менее ярко показывает всю сложность эпохи и позволяет увидеть множество взаимопереплетающихся причин, приводивших некоторых украинских женщин-повстанцев в ряды советских сексотов.
В условиях массовых злоупотреблений и насилия со стороны власти, допрос и вербовка агента отличались значительным разнообразием сценариев. Архивы советских органов безопасности позволяют лучше разобраться в сложном процессе вербовки женщины-сексота и понять мотивы, по которым этнические украинки предавали своих бывших товарищей по подполью. Замечательным примером для анализа служит история вербовки Людмилы Фоя. Этническая украинка, Фоя более двух месяцев стойко держалась на допросах, неоднократно подвергаясь насилию и побоям. Она согласилась работать на органы только тогда, когда были арестованы ее родители. Этот случай представляет особый интерес для исследователя, поскольку ее личное дело отличается необыкновенной полнотой данных. В архиве сохранились не только ее отчет советским органам безопасности, но также и протоколы позднейшего допроса Фои украинскими подпольщиками (этот документ попал в руки Советов две недели спустя во время операции против повстанцев).
Людмила Фоя родилась 3 сентября 1923 г. в селе Топора Ружанского района Житомирской области (Центральная Украина). Замужем не была. Ее отец, этнический украинец, был учителем в школе, прошел Первую мировую войну, сражаясь в австрийской армии с 1914 г., а в 1918 г. участвовал в борьбе за независимость Украины. В 1942 г., в возрасте девятнадцати лет, Людмила вступила в ОУН. В апреле 1944 г., после трех месяцев ареста, насилий и лишений, она стала агентом НКГБ. Следователи поставили девушку перед выбором: или сотрудничество с органами — или из-за ее упрямства пострадают родные. До того как в конце мая 1945 г. ее задержала украинская СБ, Людмила Фоя действовала под оперативным псевдонимом АПРЕЛЬСКА[223].
В отличие от многих других женщин-сексотов, сотрудничавших с Советами, Фою не казнили. Арестованная контрразведкой украинских повстанцев, она чистосердечно отвечала на вопросы. Ее красота и искренность произвели впечатление. В ходе проверки Людмила сумела завоевать уважение допрашивавшего ее главнокомандующего УПA Романа Шухевича. Шухевич настолько увлекся Фоей, что привлек ее для культурной работы в подполье. Ее направили выступать с рассказами о пережитом перед женскими группами повстанцев по всей Западной Украине. Далее следы Людмилы Фоя в советских источниках теряются.
Увы, но другим советским агентам-женщинам повезло меньше. Алле Линевич (оперативный псевдоним ГАЛКА), было только восемнадцать, когда ее арестовали в октябре 1944 г. Ее выдал на допросе другой местный житель, принадлежавший к ОУН. Этническая украинка из села Большая Цeпцевиха Владимирецкого района Ровенской области, Линевич на момент ареста была рядовой связной ОУН в своем регионе. Она привлекла внимание советских офицеров не только своей красотой, умом и хорошими манерами, но и тем, что состояла в родстве с влиятельными в украинском подполье людьми. Ее брат, Алексей Линевич, которому в то время было сорок лет, ранее занимал пост заместителя командира отрядов УПА Ровенской области. Незадолго до ареста Аллы Линевич он был назначен командиром местной СБ в отряде БАРСУКА. Одной из самых близких подруг ГАЛКИ была Мария Демидович (оперативный псевдоним РУСАЛКА) — убежденная националистка, руководившая связью ОУН в Сарненском, Рафаловском и Владимирецком районах[224].
Первым заданием ГАЛКИ стало завербовать ее брата, агента БУРАКА, для работы в советской разведке, что она и проделала в октябре 1944 г. В советских источниках сообщается лишь о вербовке агента. Отсутствуют какие бы то ни было упоминания о том, что этот процесс в большинстве случаев сопровождался угрозами расправы с близкими, захватом в заложники членов семьи — до тех пор пока объект вербовки не подписывал текста присяги и не доказывал свою верность ей в действии. Сотрудничество с органами вообще предполагало, что этническим украинцам приходилось преодолевать “роковую черту”, за которой уже не было возврата. Действия против националистического подполья автоматически влекли за собой смертный приговор, выносимый контрразведкой повстанцев не только самому агенту, но членам его семьи. Личные дела агентов показывают, что Советы могли попытаться завербовать любого человека — мужчину или женщину, старого или молодого. Противостоять вербовке могли немногие. Поэтому так много членов ОУН-УПА выбирало борьбу не на жизнь, а на смерть, предпочитая сдаче в плен самоубийство. Советы обладали удивительной способностью ломать сопротивление захваченных повстанцев, подавляющее большинство из которых — будь то мужчины или женщины — обычно начинало сотрудничать с органами.
После того как агент ГАЛКА завербовала родного брата для работы на НКВД, ей было дано новое задание, отражающее весь трагизм и жестокость судьбы советского сексота. 2 ноября 1944 г. она получила приказ ликвидировать свою близкую подругу РУСАЛКУ. ГАЛКА выполнила поставленную задачу ранним утром 11 ноября в Цепцевихском лесу, убив РУСАЛКУ выстрелом из пистолета, который выдали ей сотрудники НКВД. Труп был уничтожен советской спецгруппой. Предполагалось, что уничтожение РУСАЛКИ откроет путь для одного из советских агентов и поможет ГАЛКЕ стать руководителем связи повстанцев в этом секторе. Совершить убийство должна была сама ГАЛКА — это было составной частью стандартного метода вербовки советского агента. Вынужденный пойти на предательство, человек превращался из убежденного повстанца в надежного сотрудника органов безопасности. После такого “боевого крещения” агент ГАЛКА была физически и психологически подготовлена к выполнению более сложных задач. Такой фигурант (эвфемизм, которым в материалах НКВД обозначали агента, действующего в боевых условиях) был готов плясать под дудку контролирующих его органов.
К несчастью для Советов и самой ГАЛКИ, планы по ее внедрению в “банду” КОРЫ с целью разложения этого отряда были сорваны. В то время как одна группа сотрудников НКВД пыталась внедрить Линевич в “банду” КОРЫ, другая группа НКВД старалась выполнить ту же самую задачу с их собственным агентом ГАЛКОЙ, бывшей КАПУСТЯНСКОЙ (настоящее имя Анастасия Спицына). Спицына была завербована в конце 1944 г. и уже в декабре направлена в отряд КОРЫ. Менее подготовленная к выполнению поставленной задачи, ГАЛКА-Спицына, видимо, выдала себя почти сразу же. Ее задержала и допросила СБ повстанцев. От одного из своих осведомителей Советы получили сведения о том, что ГАЛКУ разоблачили. Тогда, чтобы спасти операцию, ГАЛКУ-Линевич пришлось отозвать.
Проблема заключалась в том, что из-за срочного исчезновения с места событий была разоблачена вся “легенда” ГАЛКИ-Линевич — выражаясь языком сотрудников НКВД, она была расшифрована. Ответный удар повстанцев последовал незамедлительно. СБ задержала и допросила брата Линевич Алексея. Его пытали, а затем зверски убили. Были убиты также ее мать и тетка, проживавшие в селе Цепцевихи, а их тела подверглись ритуальному надругательству. Так украинское подполье мстило семьям предателей. Все имущество Линевичей члены карательного отряда или уничтожили, или забрали с собой. Как обычно, в этом селе СБ постаралась уничтожить само имя предателей.
На этом личное дело ГАЛКИ-Линевич заканчивается. Деморализованная и испуганная ГАЛКА спряталась на советской явочной квартире в Ровно, ожидая новых инструкций. Ей не исполнилось еще и девятнадцати лет — и она уже убила свою лучшую подругу и косвенно была повинна в гибели ближайших родственников — брата, матери и тетки. Однако ее руководство из советских органов безопасности все еще имело на нее виды. Это видно из материалов ее дела: “ее следует использовать [снова — Дж. Б.]… для операций против ОУНовского подполья”[225].
По-видимому, агенту ГАЛКЕ-Спициной жилось лучше. Командир СБ, проводивший допрос Спицыной, убедил ее написать обращение в резко антисоветском духе на имя начальника НКВД Владимирецкого района. К нему командир СБ приложил свое письмо, в котором сообщал, что ГАЛКУ-Спицыну оставят в живых. Он издевался: “Не думайте, что украинские повстанцы рубят головы русским и другим из-за их национальности. Нет. Мы, украинцы, любим народ разных наций, но презираем ваши коммуны и колхозы”[226]. Хотя сотрудники НКВД прилагали большие усилия к тому, чтобы арестовать ГАЛКУ-Спицыну, им это так и не удалось. Поиски продолжались несколько месяцев, но Советы потеряли все ее следы.
