Дэвид Уайз - Охота на «кротов»
В среду вновь вернулись к его семье. Как звали родителей его отца? Если его деда звали Михель, почему он иногда указывал его как Миша? Карлоу пояснил, что это одно и то же, например как Джон и Джек.
Агенты ФБР набрасывались вновь.
ФБР: Девичья фамилия вашей бабушки?
Карлоу: Фон.
ФБР: Нет, ее фамилия была Фоу.
Карлоу отреагировал скептически. «Я рассмеялся, когда понял, что случилось. Они отыскали во Франкфурте свидетельство о рождении моего отца и не смогли прочесть готический шрифт. В витиеватом рукописном старогерманском написании, утраченном в период между двумя войнами, буква «и» писалась с черточкой наверху.
Без такой черточки это была буква «n». Черточки над «u» не было, и ФБР тем не менее не смогло ее прочесть правильно.
Более подробные вопросы о школах, политических группах, в которые входил Карлоу в Суартморе. И вновь о его отце. Где он родился — в Германии или в России?
Агенты начали задавать вопросы о людях, которых Карлоу знал на протяжении жизни, по каждой фамилии, указанной в его автобиографии, которую он заполнял при поступлении на работу в ЦРУ, по каждой упомянутой им в докладных записках фамилии бывших служащих ЦРУ и даже по фамилии Ричарда Хелмса. «В алфавитном порядке они прошлись по всем, кого я знал. Друзья, коллеги; родственники, и про каждого они спрашивали, не был ли он гомосексуалистом. Вы знаете Джонса? Не был ли он гомосексуалистом? Он с вами не заигрывал? Хелмс — коммунист? Я ответил: „Я не намерен отвечать, это просто смешно“».
В четверг агенты ФБР начали подробно расспрашивать Карлоу об операциях проникновения ЦРУ против Советского Союза. «Особенно их заинтересовало мое знание подслушивающих устройств».
Они требовали от Карлоу указать кодовое название проекта ЦРУ по копированию подслушивающего устройства, вмонтированного в герб. Карлоу отказался сообщить его. «ФБР спросило меня, передавал ли я Советам какую-либо информацию, касающуюся знания американцами этого устройства. Я ответил, что нет. Вся моя информация сводилась к тому, что научно-исследовательские работы продолжаются с привлечением технического специалиста из Голландии».
В ЦРУ Карлоу также работал над созданием «не поддающегося обнаружению подслушивающего устройства для автомобиля, которое можно было бы быстро установить. Идея состояла в том, чтобы взять крохотное устройство и вмонтировать его за приборной доской автомобиля. Это дало бы нам возможность следить за автомобилем и слушать разговор на разумном удалении. Питание поступало бы от собственных элементов питания». В процессе своих исследований Карлоу посетил лабораторию электроники в Монтауке на Лонг-Айленде, где проводились аналогичные исследования в интересах ФБР. В результате ему стало известно о попытках ФБР осуществлять перехват разговоров в автомобилях.
Теперь следователи, ведущие допрос Карлоу, перешли к этому вопросу. «Они спросили меня об установке аппаратуры для съема информации в автомобилях, которые предполагалось поставить Советам в Мехико. Мне было известно об этом».
Это была совместная операция. «ФБР и ЦРУ установили такие устройства на четырех «фордах», которые предназначались для советского посольства в Мексике в 1959 году. При установке «жучков» ФБР разобрало эти автомобили до шасси, с тем чтобсл теоретически их невозможно было отыскать, хотя Советы сразу же узнали об этом. Итак, ФБР указало пальцем на меня. «Ты был тем парнем, через которого произошла утечка этой информации Советам». Разумеется, это нонсенс».
Казалось, ФБР было досконально известно об операции с привлечением бруклинского бизнесмена, который попытался перегрузить покрытые пятнами бананы ЦРУ компании детского питания «Джербер». Оно требовало назвать имя агента, то есть бизнесмена, и сумму исчезнувших денег, которая превышала сто тысяч долларов.
ФБР неоднократно требовало от Карлоу указать, сколько раз он был в Восточном Берлине. Он полагал, что два, максимум три раза, и всегда по приказу ЦРУ.
Агенты, казалось, были убеждены в том, что ЦРУ дает пристанище гомосексуалистам. «Они спросили меня, почему так много «гомиков» работало в резидентурах ЦРУ в Германии в начале 50-х годов».
Затем агенты насели на Карлоу с вопросами о чернилах для тайнописи. Когда он был в Германии, штаб-квартира заинтересовалась симпатическими чернилами для использования в Восточной Европе и направила два образца. «Мы проанализировали их и обнаружили, что один представлял собой аспирин, другой — уксус. И тот и другой можно было использовать. Мы провели исследование и пришли к выводу, что лучший состав для тайнописи использовали русские. Я сказал, что нам надо что-то получше, чем аспирин. Мы разработали формулы симпатических чернил в Германии».
ФБР желало узнать о формулах Карлоу. Почему он разрабатывал новые чернила?
«Они явно пытались интерпретировать это так, что я прибыл, располагая методами тайнописи, которые были лучше всего того, что имел Вашингтон, но я также передал их русским».
Карлоу попросили прийти в пятницу. Его должны были «побеспокоить» — провести проверку на полиграфе.
В пятницу утром при виде детектора лжи Карлоу вновь потребовал объяснений.
Карлоу: Теперь вы мне скажете, что это значит?
ФБР: Да, скажем. Вы непосредственно подозреваетесь в том, что являетесь советским шпионом, советским агентом, работающим в ЦРУ.
«Я не мог поверить в это. Я улыбнулся и сказал, что полагал, что совершил что-то серьезное, например оставил открытым сейф». Но за бравадой Карлоу скрывалось осознание ужасного. «Я сразу же понял, что моя карьера завершилась. Это конец моей карьере, сказал я им. Если хотите забрать мой жетон, прошу вас».
Ошеломленный обвинением, разъяренный, охваченный злобой, озадаченный тем, что это значило для его будущего, Карлоу давил на агентов ФБР, требуя подробностей. «Что я, предполагается, сделал и где?» Они ответили: «Вопросы задаем мы, а у вас будет масса времени выяснить это».
Карлоу подключили к полиграфу. Оператор обвязал его грудь гофрированной резиновой трубкой, пневмографом, который, растягиваясь и сокращаясь, должен измерять частоту его дыхания. На руку надели наполняемый воздухом манжет, кардиосфигмоманометр, для регистрации кровяного давления и частоты пульса. И наконец, самое ужасное приспособление из всех — пара металлических электродов — с помощью хирургического бинта было прикреплено к его ладони. Это устройство — психогальванометр — должно было измерять гальваническую реакцию кожи Карлоу на электрический ток. Показания должны меняться в зависимости от того, в какой степени он будет покрываться испариной в процессе ответа на вопросы. Все эти инструменты подключили к записывающему устройству, которое будет фиксировать его ответы в виде волнистых линий на бумажной ленте.
«От манжета полиграфа у меня посинела рука. Они Стали настойчиво добиваться от меня, сколько раз я был в Восточном Берлине. Был ли я на связи у советского оперативного сотрудника по имени (называлось одно, затем другое имя)? Это было женское имя, не уверен какое, но, думаю, они называли имя «Лидия». По направлению допроса было ясно: ФБР считало, что Карлоу встречался с «Лидией» в Восточном Берлине. «Они спрашивали об адресах в Восточном Берлине. Хотели увидеть мою реакцию, знаю ли я эти адреса. Я сказал, что не знаю ни одного из них».
Теперь близился самый драматический момент проверки на детекторе лжи.
«Они сказали, что я должен отвечать на вопросы только «да» или «нет», — пояснял Карлоу. — Они спросили, знаю ли я Сашу. Я ответил «да», и игла самописца подпрыгнула. Поскольку я подумал о Саше Соголове. В Берлине в 50-е годы я знал только одного человека по имени Саша — Сашу Соголова. Крупного, шумного парня русского типа. Он всегда говорил: «Я и русский и еврей, и они (советские) меня любят». Он приезжал с оперативным работником для встречи с агентом. Он был «шофером». Возвращаясь, он говорил: «Шофером КГБ был полковник такой-то». Я часто встречался с Сашей Соголовым. Он был в Берлине. Мы снабдили его фальшивыми водительскими правами»[79].
Карлоу мог заметить, что агенты ФБР сильно заволновались, когда он отреагировал на имя «Саша». Он не был уверен почему. «Я думал о Саше Соголове. А они-то думали о другом Саше», — как позднее узнал Карлоу.
«Они не задали ни одного вопроса по мотивам. Наконец я сказал: «Зачем мне становиться советским шпионом? У меня прекрасная жена, двое великолепных детей, хорошая работа»». Агенты ФБР не ответили на его вопрос.
В пятницу проверка на полиграфе закончилась только во второй половине дня. Итак, допрос Карлоу продолжался цять дней.
«После этого я опрометью бросился в Джорджтаун к Хьюстону: «Что происходит?» — «Да, трудный случай», — ответил Ларри. Юрисконсульт ЦРУ, по словам Карлоу, попросил его «письменно изложить все, что он по этому поводу думает», возможно, это вызвано проблемой его безопасности.
