Владимир Соловьев - Мы и Они. Краткий курс выживания в России
Приходит новая смена, уходят яркие публичные политики. Жириновский потерян, бегает, уже не знает, что делать. Сам не свой, – он первый звонит мне и говорит: «Я! Если Митрофанов пойдет в эфир, я его исключу из фракции». Владимир Вольфович, что случилось, звонок впервые за пятнадцать лет? Да, времена меняются – в Кремле не дали добро. Но ни у кого никогда не было иллюзий, что бензин Жириновского заправляют из Спасской башни. Тем не менее есть детские вопросы. Как там насчет хотя бы поцеловать? Как насчет сказать, что ах, Митрофанов заболел. Зачем же так сразу открытым текстом? Неловко как-то, неаккуратненько. Хотя, с другой стороны, чего бояться, все ж всё понимают. Все ж понимают, что любая новая политическая партия в нашей стране создается в одном из кремлевских кабинетов. Все говорят: «Сергей Миронов напрямую зашел к Путину, мимо Суркова. Договорился, и тут же появилась новая партия». Спрашиваю: «А какая у вас идеология?» Говорят: «Не мучайте! Не мучайте меня, Владимир, вопросами об идеологии, не время сейчас. Надо объединиться». А на какой платформе? Грабь награбленное? Это же «дедушка» Ленин!..
Платформа всегда одна, это сказал фараон, он был очень умен, и за это его называли Тутанхамон. Не знаю насчет фараона, но одно могу сказать абсолютно точно: «Единая Россия» – единственная партия, которая в России вечна. Это абсолютно честная, искренняя партия людей, обожающих власть. Здесь абсолютно ясно, что их объединяет – любовь! Как там было раньше, к какому-то очагу, да? Возможно, но у них не так. У них высокое, чистое и красивое чувство – любовь к государственной казне. Главное, они же никого не обманывают. Они приходят и говорят: «Мы!» Говорим: «Кто мы?» – «Мы – партия прагматиков. Нам пайки, дачи, машины, квартиры! А мы за это народу вовремя баланду. Народ недоволен – баланды больше. Народ недоволен совсем – сверху укроп. Народ страшно недоволен – хорошо, снимем номера и баланду в номер с доставкой». А приходишь к каждому из единороссов, и они такие настоящие! У него глаза такие! Такие!!! Он такой светится весь. Знаете анекдот: идет мужик с работы и несет в руках маленькую резиновую бабешку. Маленькая такая резиновая бабешка. Ему говорят: «Это что?» Он говорит: «Да в секс-шопе пробник дали». Вот у меня ощущение, что у нас все вновь появляющиеся партии – это такие маленькие резиновые бабешки. Людям дают пробники, чтобы они почувствовали, как хорошо быть во власти. И такие политики у нас все. Например, СПС или «Яблоко» – такие замечательные, такие трогательные. Как хорошо сказал Борис Ефимович Немцов! Он сказал: «Ты знаешь, Володь, есть большая проблема с Чубайсом». Я говорю: «Какая?» Говорит: «Он любит Путина вплоть до потери сексуальной ориентации». Скажем так, для лидера оппозиционной партии это неплохой старт.
В нашей великой стране появляется феноменальное множество партий, постепенно приближающееся к количеству кремлевских кабинетов. И партии эти очень убедительные. Имеется в виду, что они старательно пытаются убедить друг друга, что они друг от друга отличаются. Но не знают они, что единороссы хороши уже тем, что любят играть в футбол, а это объединяет между собой тех граждан, которые мечтают о том, чтобы Родина знала своих пенсионеров в лицо и чтобы пенсионеры жили на Родине. Это называется почему-то «Справедливая Россия». Она очень мне нравится. Я приезжаю в разные места, ко мне приходят такие типичные пацаны, и я говорю: «Вы кто?» – «Мы из... Мы – новая партия, мироновские мы». Я говорю: «А какая ваша идеология?» – «Да какая, блин, идеология? Нас в «Единую Россию» не взяли, а у нас тут бизнес стоит, понимаешь? Нам надо чисто забашлять, чтобы кто-то нам, ну...»
Дальше начинаются выборы. За кого голосовать? Смотришь, «Яблоко», Явлинский – замечательно. А рядом с Явлинским СПС, который говорит с нами, как будто это мы, идиоты, просрали все выборы. Эспээсовца видеть всегда легко. Он замечательно одет, у него все хорошо, видно, что недавно он был у какого-нибудь модного дизайнера. Видно, что ему страшно неудобно, потому что он только что из солярия и по дороге в Дубаи. Либо только что из Дубаи по дороге в Сочи. Либо только что из Сочи по дороге в Лондон, на форум – там демократы собираются. Он всегда ножку отставляет в сторону и объясняет нам, идиотам, как надо жить, и что мы не можем вам принести демократию потому, что вы, идиоты, до нее никак не созреете.
И пока вы все не выйдете на площадь и не скажете: «Дайте демократию!», они не придут, так и будут в Лондоне мучиться. Но тогда почему, когда я говорю: «Борис Ефимович, ты можешь в три часа на передачу?», он мне отвечает: «Володь, я не могу, у меня в три часа в Кремле встреча». Да, это важно, для оппозиционера это очень важно вовремя быть в Кремле. Вдруг не так поймут. Мы с вами так смеемся, нам так весело, они такие плохие, такие гадкие, такие противные. И мы с вами уверены, что политика – дело грязное, мерзкое, и в России никогда в жизни народ не имел никакого отношения к реальному управлению государством. Но ведь они такие потому, что мы с вами позволяем им быть такими. Но вот вы, когда ходите на выборы, за кого голосуете? Ведь это вы мне говорите: «За кого голосовать? Нет же ни одной партии, которая хотя бы более-менее отвечала нашим представлениям о жизни». Конечно, нет. А откуда ей взяться? Ведь мы с вами убеждены, что партия – это плохо. У нас есть с вами исторический опыт, который говорит: «Никогда в жизни ни одна партия ничего в России не решала». Партия – это ход к кормушке. Партия – это возможность отбить наезд, поэтому любой бизнесмен стремится только в ту партию, которая отобьет его от наезда. И он относится к партийным взносам точно так же, как относился до этого к выплатам бандитской «крыше». Точно так же: «Разрешите сдать партийные взносы? Ой, что-то у вас лицо знакомое». – «Да, я раньше чисто у солнцевских был, а теперь мы, это, типа, тут все партийные». – «Сморкаться, что ли, научились?» – «Пока нет. Это на партийной школе в следующем месяце». – «Понятно». Никогда не спрашивайте людей, ставших чиновниками, чем они занимались в лихие девяностые. А то в голове сразу начинают до боли знакомые песни звучать: «Владимирский централ, ветер северный». Они по старой привычке вытирают слезу рукавом и говорят: «Девяностые? Да попадись ты мне в девяностые...» Чувствуешь – богатый жизненный опыт у человека.
Но мы же со всем этим легко смирились. Мы же, когда возникают проблемы, бежим не к юристам. Мы не обращаемся в суд. Мы ищем приятеля-чиновника, мы ищем приятеля-милиционера, мы ищем приятеля-налоговика, мы ищем приятеля-гаишника, который позвонит и договорится, который поможет, который отобьет, который решит.
По-другому мы не умеем.
Наша и ваша Родина
Обращали внимание, как странно устроена наша жизнь? Когда случаются проблемы, ты вспоминаешь все, что у тебя было до этого, и вдруг осознаешь, что иначе и быть не могло. Ведь ты чувствовал, что это случится, ведь тебе сердце подсказывало. Ты понимал, что другого-то и не будет. И ты приходишь домой, смотришь на своих детей и жену и думаешь: «Господи, зачем мне это все надо? Зачем я здесь? Да продать все к чертовой матери и уехать из этой страны». Ты не хочешь ассоциировать себя с этой страной, которая относится к своим гражданам хуже, чем к падчерице. И ведь появляются умничающие подонки, которые говорят: «Не смейте называть нашу Родину – эта страна!» И такое сытое мурло в моей передаче говорит: «А вот вы мне скажите! Вот вы, Хакамада, вот вы, Немцов, вот вы, Новодворская, за что вы так нашу Родину не любите?» Какую вашу? У вас с ними разные Родины. У нас разные Родины. Их Родина – это страна палачей. Их Родина – это страна предателей и мерзавцев, которые любой власти были готовы лизать задницы, лишь бы только стать ее частью. Их Родина не создавала великой литературы, она травила ее статьями. Их Родина не писала великих музыкальных произведений, но легко писала о космополитизме, звучащем у автора. Их Родина ни одной ракеты не построила, но немало ученым закрутила руки назад.
А есть наша Родина, мы ее называем малой, но, если объединить их всех, то выяснится, что Родина-то отнюдь не малая, она покрывает всю великую Россию. И эту малую Родину мы всегда несем в себе, мы пытаемся ее оградить, и мы все время Им проигрываем. Мы ведь знаем, что в конечном итоге Они сильны, Они подлы, Они аморальны, и Они сильнее нас. Нас так много, Мы такие хорошие. Но у нас всегда ощущение, как будто поздно вечером встречаешься на улице со стаей бродячих собак. Да, если бы с тобой были рядом все твои друзья, то ты этих шавок и не заметил бы. Да Они бы вообще побоялись к тебе подойти. Но, когда приходит беда, ты всегда один, и эти пираньи на тебя кидаются. В их чиновничьих глазах читается такая уверенность в легкости обращения тебя в лагерную пыль, что в тебе срабатывает генетическая память, и ты соглашаешься. Да, я лагерная пыль. И ты понимаешь, что на самом деле жизнь твоя никому в нашей стране не нужна. Что никто и никогда не позаботится о твоих детях, о твоей жене, о твоих родителях. И ты думаешь: «Господи, почему я не увел деньги за границу. Господи, почему я не закопал их в саду, почему не переписал все на маму, почему я не оставил друзьям. Ладно, пропаду я один, но они-то за что?»
