Равиль Бикбаев - 56-я ОДШБ уходит в горы. Боевой формуляр в/ч 44585
Командир роты, капитан Акосов, один раз его объяснительную прочитал, так и взъелся на парня. Ротный всучил Лехе томик поэм Пушкина и заставил их читать, а потом и сочинения о прочитанном писать. Каждую неделю Леха носил ему свои творения на проверку. Тот проверяет и все повторяет: «Хреново, товарищ солдат, очень хреново. Будем учиться в личное время, стыдно советскому солдату не уметь грамотно писать». А знаете, какая тема у сочинения была? Так вот упасть и не встать: «Образ Татьяны Лариной в поэме А. С. Пушкина „Евгений Онегин“». Ну и Акосов, ну и шутник. Всяких приколов я уже в армии насмотрелся, но такое, такое изощренное «издевательство» первый раз встретил.
Пока сочинение пишу, Леха мне матерно жалуется на ротного. Очень быстро Леха переводил офицера из мужского в женский род и обратно, то пассивным началом был Акосов, то активным. И скотоложством ротный, по мнению Лехи, занимался, и вступал в не предусмотренные уставом извращенные отношения с боевой техникой и оружием. Слушать его было забавно и интересно, явным литературным талантом обладал парень. Мыслил и говорил исключительно образами.
Сочинение я за Леху написал, пока царапал ручкой по страницам тетрадки, сам все вздыхал: дело в том, что сочинение на эту тему я писал на вступительных экзаменах в институт. Тогда получил «неуд» и загремел в ВДВ. И вот надо же – и тут эта Татьяна Ларина достала. Мистика, однако. Ох, как же мне не нравится эта Таня Ларина, у меня одну знакомую девушку так звали, ну и стерва же она была.
– Ты уверен, что это правильно написано? – подозрительно спросил Леха, прочитав мое творение.
– По крайне мере оригинально, без штампов, – ухмыльнулся я и успокоил Леху: – Не боись, переписывай, посмеются и отстанут.
А на следующий день, вечером, после работ, когда я, маясь от скуки, валялся на койке в ротной палатке, прибегает с дурной вестью Муха и орет на меня:
– Ты чего Лехе подсунул? Его ротный за твое сочинение чуть не убил!
– ?! – резво вскочил я с койки.
– Ротный так визжит, будто ему яйца раздавили и в звании понизили, – продолжает орать Муха.
Я бегом в офицерский домик. «Товарищ капитан… разрешите войти… разрешите обратиться… разрешите доложить…»
– Вот, значит, какое «чудо» к нам с пополнением прибыло, – мрачно констатирует капитан, выслушав историю написания сочинения.
Рядом со мной, переминаясь с ноги на ногу, стоит бледный и растерянный Леха. Сидят за столом и как-то двусмысленно улыбаются командиры взводов. И, стоя передо мной, пышет гневом и внимательно рассматривает меня гвардии капитан Акосов. С офицерским составом второй роты это у меня первая встреча. Акосов – мужик здоровый, весь такой кряжистый, и я с нарастающей тревогой смотрю, как сжимаются и разжимаются у него кулаки. «А за что?» – так и написано у меня на лице.
– Ты что, подлец, про Таню написал? – риторически на повышенных басах спрашивает ротный и возмущенно начинает цитировать и по ходу дела комментировать мое сочинение. Комментарии были угрожающе матерные.
Ну я-то для смеха написал что-то вроде эротической фантазии о том, как Таня известным письмом не ограничилась и так дала Евгению, что он был вынужден отбыть в путешествие для восстановления сил. О быстром росте и ветвистости рогов ее мужа-генерала, когда Таня и Евгений вновь повстречались после ее замужества. Ну откуда я мог знать, что жену Акосова зовут Татьяна, а в девичестве она носила фамилию Ларина?
– Что скажешь в свое оправдание? – злобно глядя на меня, спросил ротный, когда закончил цитировать мое произведение.
Думаю, от мучительной казни меня спасло только то, что в сочинении не было ни одного нецензурного слова, все только аллегориями да намеками ограничивалось, но сильным похабным душком несло от аллегорий и слишком явными были намеки.
– Она мне не дала, – угрюмо признался я, думая отнюдь не о героине Пушкина.
– Ах, вот оно в чем дело… – удовлетворенно снизив рык до нормального голоса, заметил капитан и оставил меня в живых. Чуть подумал и тихо добавил: – А вот я на ней женился.
– Извините, товарищ капитан, – смиренно покаялся я и перевел дыхание, надеясь, что извинениями все и ограничится. Плохо, очень плохо я еще знал наших офицеров.
Акосов, устроив допрос и быстро выяснив, что та Татьяна, которая поступила со мной самым возмутительным образом, к его жене Татьяне никого отношения не имеет, более того, у них разный возраст и их разделяет огромное расстояние, призадумался.
– Ну ладно, я-то, может, и прощу, а Пушкин? – задает мне совершенно бессмысленный вопрос командир парашютно-десантной роты, дислоцированной в составе десантно-штурмовой бригады в Афганистане.
В полной растерянности пожимаю плечами. Откуда мне знать, что Пушкин сделает? Может, просто за свою Таню морду набьет, а то, глядишь, и на дуэль вызовет. Так еще встретиться с ним надо, а это когда еще будет… и в любом случае я не Дантес и на «солнце русской поэзии» руки не подниму.
– Ты, – сильно и больно бьет меня указательным пальцем в грудь капитан Акосов, – назначаешься редактором ротной стенгазеты. Свой первый номер посвятишь творчеству Пушкина в разрезе задач, выполняемых нашей бригадой в Афганистане.
– Так… – обалдело заморгав, начал было отнекиваться я, но гвардии капитан не собирался ничего слушать.
– Не сделаешь, пеняй на себя, – отрубил ротный и коротко приказал: – Пошел вон!
Номер ротной стенгазеты я сотворил за два дня. Озаглавил я номер таким вот перлом: «А. С. Пушкин в строю 2-й ПДР. Лира рядом с пулеметом», там же была и моя одноименная статья. Оформлять газету мне помогал Муха, оказалось, что он неплохо рисует. Правда, изображенный на ватмане Пушкин вместо гражданской шляпы носил десантный берет и сильно смахивал на загримированного башкира, а уж на кого была похожа Татьяна, я так вообще промолчу, но это не так и важно. Статью про Татьяну Ларину, с учетом выполняемых нашей бригадой задач в ДРА, написал Леха. Содержание статьи? Ну что-то вроде того: «Никому не даст Татьяна, пока ее парень тут интернационализмом занимается, а вот уж когда он вернется-то…» Должен с грустью признать, что от моей помощи Леха при написании этой статьи категорически отказался. Половина прилагательных в этой статье были на узбекском языке с подстрочным переводом на русский.
За эту газету замполит роты (совершенно бесцветная личность) получил благодарность от начальника политотдела бригады, цитирую: «За оригинальное и свежее пропагандистское решение в воспитании личного состава подразделения в духе советского интернационализма». Газету у нас тут же отобрали и послали на конкурс в Краснознаменный Туркестанский военный округ. Там-то она сгинула. Но что для меня самое главное в этой истории – я подружился с Мухой и Лехой.
***А. С. Пушкину
18 ноября 1980 г. из Афганистана в Иномирье.
Милостивый государь Александр Сергеевич!
Вы только представьте, как надо знать и любить Ваше творчество, чтобы связать Вашу изумительную поэзию со вшивой, полуголодной и постоянно матерящейся десантурой в Афганистане. Я такую попытку дерзнул предпринять, опубликовав сей скромный литературный опыт в рукописном издании «За Родину!». К моему глубочайшему сожалению, этот номер, в силу не зависящих от меня обстоятельств, не могу Вам представить для одобрения и корректуры. Смиренно приношу Вам свои извинения за то, что ранее в своей рукописи безосновательно позволил подвергнуть сомнению девичью честь Татьяны Лариной. Но и без Вашего вмешательства честь и достоинство Вашей героини успешно защитил командир гвардейской роты капитан Акосов.
Надеюсь, что, учитывая эти обстоятельства, Вы не станете при возможной встрече в Иномирье бить меня по лицу и вызывать на дуэль. Ну а если все же… то ставлю Вас в известность, милостивый государь, что в любом случае я не Дантес и на «солнце русской поэзии» руки не подниму.
С глубочайшим почтением и совершенной
преданностью честь имею быть,
милостивый государь,
Вашего поэтического превосходительства
покорнейший слуга
гвардии ефрейтор Б***
Афганистан. провинция Кундуз. В/ч 44585
1980 год от Рождества Христова
Выписка из боевого формуляра в/ч 44585
Так вот, с Мухой и Лехой я дружил. А с остальными? Да, в общем-то, обычные отношения были. С земляками традиционно товарищеские, с большинством приятельские, кого-то терпеть не мог, с некоторыми частенько дрался. Не было у нас в роте большой и дружной армейской семьи. Большая и дружная армейская семья… здоровый воинский коллектив… басни все это. А уж если об армии как о семье говорить, то уместно другую поговорку вспомнить, вот эта житейская мудрость, как выстрел хорошего снайпера, в «яблочко» попадает: «В большой семье еблом не щелкай!» Ничего, все нормально, как и в любом армейском коллективе.