Хантер Дэвис - The Beatles. Единственная на свете авторизованная биография
«Они были неплохи, – говорит Пол. – Джон играл на соло-гитаре. Только он играл на ней, как на банджо, и аккорды брал для банджо – он по-другому не умел… Остальные еще меньше понимали, как играть. В основном просто бренчали по струнам… Исполняли они какую-нибудь „Maggie May“[50], но чуть-чуть меняли слова. Джон сам их сочинял, потому что не знал текста полностью.
Играли на большой открытой площадке. Джон играл и осматривался, всех разглядывал. Потом рассказал мне, что в тот день впервые следил за реакцией публики, прикидывал, как лучше – двигаться на сцене или, может, не двигаться вообще.
Я, как обычно, был в своем белом спортивном пиджаке и черных дудочках. Я их как раз в школьный обеденный перерыв отнес обузить посильнее. Такие узкие получились, что все были просто в отпаде.
Потом я подошел к ним поболтать. Так, потрепался, слегка похвастался. Показал им, как играть „Twenty Flight Rock“[51], и напел слова. Сами они слов не знали. Потом наиграл „Be-Bop-A-Lula“[52] – ее они тоже знали приблизительно. Изобразил Литтл Ричарда – короче, выложил весь свой репертуар. Помню, я играю, а мне в затылок дышит какой-то подвыпивший мужик и все ближе придвигается. Я думаю: „Чего этому пьянчуге надо?“ И тут он говорит, что „Twenty Flight Rock“ – одна из его любимых песен. Ну, думаю, значит, ценитель.
Пьянчугой оказался Джон. Он пропустил пару кружек пива. Ему тогда было шестнадцать, а мне только четырнадцать, так что мне он казался уже взрослым. Я показал ему пару новых аккордов. Вообще-то, меня им Иэн Джеймс научил. А потом я ушел. Решил, что произвел впечатление – сумел показать, чего стою».
Пит Шоттон, однако, не припоминает, чтобы Пол так уж их поразил. Пит начисто лишен музыкального слуха, и его трудно восхитить исполнением «Twenty Flight Rock», даже самым блестящим.
«Я тогда не обратил на Пола особого внимания, – говорит Пит. – Вроде тихоня, но так всегда бывает, если человек впервые попадает в незнакомую компанию. Я к нему не ревновал – тогда еще нет. Он был гораздо младше нас. Я не предполагал, что он станет мне соперником. Мы с Джоном были самыми близкими друзьями. Я с ним дружил, сколько себя помню. Очень его любил, вот почему».
Джон вспоминает, что после встречи с Полом некоторое время размышлял, прежде чем принять решение. Для него это было необычно – раздумывать, а не мчаться сломя голову к тому, чего захотелось.
«Я же в тот день напился, – рассказывает Джон. – Видимо, поэтому соображал туго… Меня поразило, как Пол сыграл „Twenty Flight Rock“. Ясно было, что играть на гитаре он умеет. И я как бы подумал: этот парень не уступает мне. До сих пор главным был я. А если я возьму его, что будет? В голове промелькнуло: если надумаю взять Пола в группу, придется держать его в узде. Но он был хорош, так что взять стоило. К тому же он внешне напоминал Элвиса. Он был клевый».
Где-то неделей позже Пол на велосипеде поехал на Менлав-авеню к Айвену. Из Аллертона он покатил через поле для гольфа. А на обратном пути встретил Пита Шоттона. «Пит сказал, они про меня говорили. Может, я пойду к ним в группу? Я сказал, что ладно».
Впервые Пол сыграл в составе The Quarrymen на танцах в Клубе консерваторов на Бродвее. Хотел исполнить номер соло, наверное «Twenty Flight Rock», но что-то не сложилось.
А после танцев Пол наиграл Джону парочку песен собственного сочинения. Он пытался их сочинять с тех пор, как взял в руки гитару. Первая называлась «I Lost My Little Girl». Не желая ни в чем уступать, Джон тут же принялся за сочинение музыки. Прежде он переделывал известные песни, менял слова и музыку, но до появления Пола с его песнями сам сочинять с нуля не пробовал. Песни эти – как Пола, так и Джона – были так себе. Очень простые, вторичные. Только вместе, подталкивая друг друга, Пол и Джон открыли в себе талант создавать песни для совместного исполнения. И с того дня их уже было не остановить.
«С тех пор я шел в совсем другом направлении, – говорит Пол. – После знакомства с Джоном все изменилось. Хорошо, что я его встретил. Он был на два года старше, я – совсем младенец, но думали мы одинаково».
В последующие месяцы Пол и Джон познакомились ближе. Все время проводили вместе. Прогуливали школу, шли к Полу – чей отец был на работе, – жарили яичницу и разучивали гитарные аккорды. Пол поделился с Джоном всем, что знал. Естественно, приемы игры на банджо, которые в свое время показала Джулия, оказались бесполезны. Поскольку Пол был левшой, он показывал Джону аккорды, а тот потом возвращался домой и упражнялся перед зеркалом.
Пит Шоттон чувствовал, что отходит на задний план. «Вскоре я вылетел из группы, – рассказывает Пит. – Мы играли на вечеринке на Смитдаун-лейн. Какая-то попойка там была. Мы с Джоном здорово веселились, ржали как ненормальные, рассказывали анекдоты. А потом он взял мою стиральную доску, да и треснул мне по голове. Я лежал на полу в слезах, на шее рама от доски. Эта группа меня уже достала. Мало того, что я фигово играл, – я и на сцену выходить не любил. Стеснялся».
Айвен Вон из группы давно ушел, хотя продолжал дружить с Джоном дома, а с Полом в школе.
Пол между тем подумывал пригласить в группу еще одного своего школьного друга. Тот тоже увлекался скиффлом, роком и Элвисом, только у него получалось играть лучше, чем у многих. Пол решил познакомить его с Джоном. Парень был моложе Пола, но тот решил, что это не важно, – уж очень этот друг был хорош.
Айвена такой поворот раздосадовал. Лена Гарри, а затем и Пола Маккартни из института привел он. Айвен считал, поиск новых людей для группы – его прерогатива. Ему не понравилось, что кого-то приводит Пол.
Этот новый друг не только был совершеннейшим юнцом – он даже не пытался косить под интеллектуала, как Пол. Джордж Харрисон – так звали друга Пола – был самым настоящим, до мозга костей «тедди-боем». Айвен никак не мог понять, на черта он сдался The Quarrymen.
5
Джордж
Джордж Харрисон – единственный из «Битлз», кто вырос в большой семье, где жизнь текла спокойно и безоблачно. Самый младший из «Битлз», он был и младшим из четырех детей Гарольда и Луизы Харрисон. Родился он 25 февраля 1943 года в доме номер 12 по Арнольд-Гроув, Уэйвертри, Ливерпуль.
Миссис Харрисон – женщина коренастая, веселая, добродушная и общительная. Мистер Харрисон – худощавый, задумчивый, педантичный и осмотрительный. Оставив школу в четырнадцать лет, он устроился на работу в фирму, выпускавшую катки для белья. На ручной тележке развозил эти катки и заволакивал в дома, получая за это семь шиллингов шесть пенсов в неделю.
Он хотел поступить в военно-морской флот, но мать воспротивилась. Его отец погиб при Монсе в Первую мировую, и у матери, считает мистер Харрисон, завелось стойкое предубеждение против любой военной службы. Однако в торговый флот она сына отпустила. С 1926-го по 1936 год он работал стюардом на линии «Уайт стар».
С Луизой, своей будущей женой, он познакомился в 1929 году. «Нет, дайте я расскажу, – говорит Луиза. – Вы в жизни не слыхали ничего смешнее. Как-то вечером мы с подружкой шли по улице, и к нам стали клеиться незнакомые парни. Один говорит: дай адрес, я завтра ухожу в Африку, пришлю тебе оттуда флакон духов. Ладно, думаю, духи мне пригодятся, и тут Гарольд вырывает бумажку с моим адресом и уходит… От первого его письма случился настоящий переполох. На конверте был флаг „Уайт стар“ – я сразу поняла, от кого оно. У нас на кухне как раз сидел глухонемой – зашел попить, мама была ко всем очень добра… В те дни письма были редкостью; по крайней мере, мы еще ни разу писем не получали. Этот глухонемой наклонился и подобрал конверт, хотя читать не умел. Я увидела на конверте надпись: „Мисс Луизе Френч“ – и попыталась забрать у него письмо. Но письмо выхватил кто-то другой. Ко мне оно пришло в последнюю очередь, и все хохотали над поцелуями, которые мне посылал Гарольд. Прежде чем прочесть, пришлось бумагу утюгом проглаживать».
Гарольд и Луиза поженились 20 мая 1930 года. Не в церкви, а в бюро записи актов гражданского состояния на Браунлоу-Хилл. Невеста была католичкой, а жених нет.
Отец Луизы происходил из Ирландии, из Вексфорда, и поначалу писал свою фамилию на ирландский манер с двойным «ф». Ростом он был шесть футов два дюйма, одно время работал швейцаром в «Нью-Брайтон тауэр», а потом стал фонарщиком.
«Когда в Первую мировую его забрали в армию, мать сама стала фонарщицей. Однажды она забралась на фонарный столб, а кто-то случайно унес стремянку. Она повисла на перекладине, в конце концов упала. Мама была тогда беременна, восемь месяцев. Но ребенок родился прелестный. Девять фунтов».
После свадьбы Гарольд и Луиза переехали в дом номер 12 по Арнольд-Гроув в районе Уэйвертри и прожили там восемнадцать лет. Стандартная ленточная двухэтажка, по две комнаты на этаж, стоила десять шиллингов в неделю. Всего в нескольких милях от районов, где тогда жили Джон Леннон и Пол Маккартни.
