Александр Поляков - Без права выбора
На улице никто не обратил на нее внимания. Мало ли кто как ходил в то время. Эка невидаль, что шатается! Может, пьяная, а может, от голода. Еле-еле держась за стены домов, она добралась до квартиры, где жил Борис. Дверь ей открыла Вера.
— Боже мой, — сказала она, — кто это вас?
— Где Борис Александрович?
— Он ушел, — замялась Вера, — я не знаю куда. Да вы проходите! — Она подхватила падавшую с ног Галкину и с трудом оттащила ее в гостиную на диван.
— Беленков… — сказала, тяжело дыша, Галкина, — он ворвался к нам в дом, убил Ивана… он спал… ударил меня… ушел потом. — Галкина схватила Веру за руку с неожиданной силой. Глаза ее широко раскрылись.
— Он не придет сюда, не придет? Вы дверь заперли? — Она попыталась встать и снова упала, потеряв сознание.
Вера положила ей на голову тряпку, смоченную водой. Постояла с минуту. Обо всем этом немедленно должен узнать Федор Михайлович, подумала она. Что-то произошло не так.
* * *Как ни старался Бахарев затянуть разговор с Беленковым, через полчаса ему пришлось согласиться — надо уходить.
— Безопаснее всего — это отправиться пароходом по Дону, — сказал Бахарев. — У меня есть знакомые, они помогут устроиться на пароход.
Он исчез и, когда вернулся часа через полтора, сказал, что все в порядке: ему удалось договориться с капитаном парохода «Коммунар», идущего вверх по Дону.
— Поедем как боги, — сказал он, — нам дадут двухместную каюту.
Князь не возражал. После прихода Беленкова на него напало какое-то безразличие. Полковник же всеми силами порывался скорее уйти. Он даже не стал провожать Ухтомского на пристань.
— Я изменю внешность и останусь в городе, — сказал он, — но в ближайшее же время буду у полковника Назарова.
С трудом пробившись сквозь толпу на пристани, князь и корнет Бахарев вошли в двухместную каюту на пароходе, которую специально для них открыл вахтенный матрос.
Прозвучал пароходный гудок, и пристань, забитая народом, стала отходить назад. Где-то за городом уже садилось солнце. Бахарев закрыл дверь каюты и опустил деревянные жалюзи на окне.
— Ну, кажется, этот сумасшедший день позади, — сказал князь. И, словно в ответ на его слова, дверь каюты отперли снаружи. В каюту вошли двое.
ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ НАЧАЛЬНИКА ОТДЕЛА ПРЕДСТАВИТЕЛЬСТВА ВЧК
«Когда я и сотрудник отдела разведки Дончека Воронов вошли в каюту, Ухтомский и Бахарев спокойно сидели друг против друга. Взглянув на нас, Ухтомский — он был одет в кавказский бешмет — обратился к Бахареву:
— Что это за люди? Они будут сопровождать нас?
Тот ничего не ответил. А мы предъявили им ордера на арест.
Они прочли, и Ухтомский сказал:
— Все кончено, я этого как будто бы и ждал…
На первой же пристани, кажется в Богаевской, мы их сняли с парохода и на машине доставили обратно в Ростов, на Садовую, 33. Предложили покушать с дороги. Князь был взволнован, ел мало, попросил крепкого чая.
После этого мы повели его в кабинет Н. Н. Николаева, где был и Ф. М. Зявкин.
Допрос не был сложным. Вместе с князем Ухтомским в его портфеле привезли обнаруженный в копии мобилизационный план с разбивкой по округам. Все было ясно. Документы неопровержимы — запираться ему было бесполезно. Он повторял только:
— Я старый солдат, мне приказали, я не мог отказаться.
Сложность дела заключалась только в том, что ростовский штаб «Армии спасения» в то время еще не был ликвидирован. Операция еще не была закончена. Надо было доказать Ухтомскому бесцельность его борьбы и на этой основе попытаться убедить его и заставить содействовать бескровной ликвидации всех филиалов организации и ее вооруженных отрядов.
Для этого нужно было, не прибегая к арестам, вызвать по распоряжению Ухтомского начальников отрядов, нейтрализовать их и, в свою очередь, предложить обманутым рядовым казакам сдать оружие и спокойно разойтись по домам.
Ухтомский упорно от этого отказывался.
Утром к нам прибыл командующий Первой Конной армией С. М. Буденный, который долго вел беседу с Ухтомским, убеждая того, что Красная Армия сильна и ей ничего не стоит в короткий срок уничтожить все белогвардейско-бандитские формирования, но тогда кровь погибших останется на руках Ухтомского.
Генерал долго отказывался и наконец согласился послать своего адъютанта Бахарева с приказанием полковнику Назарову срочно явиться в ростовский штаб.
Сложность всей этой операции заключалась во времени, нельзя было терять ни минуты. Был невероятный риск, что сведения об аресте Ухтомского могут просочиться и тогда все участники организации разбегутся, а вооруженные отряды начнут боевые действия…
Е. Шаталов, член КПСС с 1918 года, Москва».ПРИКАЗЫ И УЛЬТИМАТУМЫ
— Вы сами, гражданин Ухтомский, и отдайте приказ вашему адъютанту! — сказал Федор Зявкин. — Вас он скорей послушает.
Когда Бахарев в сопровождении конвойного появился в кабинете, Ухтомский торжественно встал.
— Обстоятельства, Борис Александрович, в данном случае сильнее нас. — Он обвел глазами комнату, словно на стенах могли быть написаны нужные ему слова. — Вы молоды, впереди у вас вся жизнь… Сохранить и ее, и сотни других жизней, может быть, правильно. Только что я разговаривал с командармом Буденным. Он прав — наше сопротивление бесполезно.
Борис стоял, опустив руки по швам, бледный от бессонной ночи. Уже несколько часов, во время допроса Ухтомского, он помогал Зявкину в завершении операции «Клубок». Почти все члены подпольной организации были задержаны, но среди них не оказалось Беленкова.
— Итак, — продолжал Ухтомский, — отправляйтесь сейчас к полковнику Назарову и передайте ему мой приказ: немедленно явиться ко мне в Ростов. Разумеется, о моем аресте — ни слова. Так будет лучше и для вас и… для всех. — Он махнул, рукой и сел на стул.
«А он разумный старик», — подумал Борис и четко ответил:
— Слушаюсь, ваше превосходительство!
Сидевший за столом Николаев обратился к Борису:
— Мы дадим вам лошадей. Вас будет сопровождать наш сотрудник. — Он обернулся к двери. — Позовите товарища Тишковского.
В кабинет вошел высокий, крепкого сложения казак. Борис, невольно любуясь, оглядел его. Так вот он каков, этот чекист Тишковский-Борисов, который смело проникал во многие банды, умеет ловко перевоплощаться — то в блестящего офицера, то в священника. Каштановая борода, загорелое лицо степного всадника. Синие атаманского сукна шаровары с красными лампасами забраны в толстые домотканые шерстяные чулки, поверх которых надеты короткие мягкие сапоги.
Тишковский повернулся к Бахареву, и тот увидел, что в правом ухе у бородача сверкает серебряная серьга — полумесяц с крестиком.
Напутствия были недолгими, и уже через полчаса Бахарев и Тишковский отправились в отряд Назарова.
По дороге Тишковский, который уже и раньше бывал у полковника Назарова, рассказал Борису все, что удалось ему выяснить относительно человека, называвшего себя таковым.
— Собственно говоря, — закончил свой рассказ Тишковский, — знают кое-что об этом двое — прапорщик Ремизов, его адъютант, и хорунжий Говорухин. Ремизову это выгодно, хорунжий же знает, но молчит.
— У меня, между прочим, был разговор с ним по этому поводу, — заметил Борис.
— Знаю! — Тишковский улыбнулся. — Потому и послали меня тогда в отряд. Молодец ты парень! Немного времени здесь, а многое успел сделать.
— Ну, не очень, — ответил Борис. — Главное еще спереди…
Они остановились на хуторе Курган, где располагалась передовая застава назаровского войска. Через нарочного вызвали полковника, и тот вскоре приехал в пролетке, запряженной парой лошадей.
Перед Борисом стоял невысокий плотный человек с бритой головой. На одутловатом его лице, бесформенном и расплывчатом, поблескивали, словно вспышки дальней ружейной перестрелки, маленькие злые глаза.
— Это что? — спросил он, выслушав Бахарева. — Обязательно мне прибыть или, может, прапорщик один съездиет? — Он обернулся и глянул на Ремизова.
Борис обратил внимание на слово «съездиет» — и как это могли здесь принять его за полковника? Щелкнув каблуками, адъютант князя Ухтомского сказал:
— Никак нет, ваше высокоблагородие! Генерал приказал быть вам лично. — И, понизив голос, добавил: — Предстоит чрезвычайно важное совещание. Без начальника округа этот вопрос не может быть решен.
— Да у меня и тут дела!
— Оставьте их прапорщику — генерал приказал, чтобы никаких самостоятельных выступлений не предпринималось. Итак, в путь, полковник! — Бахарев четко повернулся и пошел к пролетке, следом Тишковский. Словно завороженный, пошел за ними и Назаров. Впоследствии, вспоминая этот миг, он никак не мог объяснить себе, какая сила толкнула его тогда в пролетку.
