Марк Вишняк - Годы эмиграции
Последние слова оказались пророческими, – гипотеза, увы, оправдалась в полной мере. Декларация выражала личное восприятие старого революционера и социалиста, но в очень многом, в частности в отношении к Октябрю и социалистам Запада, совпадала с чувствами и отношением почти всех нас. Декларация была своего рода SOS, призывом в почти безнадежных условиях, – и она не была услышана. Это не лишает ее исторического интереса и значения.
Затем последовало внеочередное заявление Милюкова. Он и его единомышленники усматривали основное положительное достижение Совещания в том, что «встреча здесь и наш обмен мнений помогли нам вернуть утерянный три года назад общий язык». И с профессорской методичностью Милюков резюмировал в десяти положениях то общее всем собравшимся, что обнаружилось, по его мнению, принципиально и тактически.
1. Мы сказали с полной определенностью, кого и почему мы считаем нашим общим врагом, и мне ничего не остается прибавить к только что сделанному красноречивому заявлению фракции эсеров.
2. Мы предостерегли иностранные державы и общественное мнение, что всякий шаг к признанию власти, не получившей народного признания, будет шагом против русского народа.
3. Мы сделали отсюда вывод, что никакие соглашения с этой властью узурпаторов не будут признаны русским народом.
4. Мы распространили этот вывод также и на те действия иностранных держав в ущерб России, которые были произведены во время отсутствия России в международном общении держав.
5. Мы исключили отсюда обязательства и долги России, принятые на себя прежней законной властью.
6. Мы признали в интересах российского населения, как естественное следствие снятия блокады, факт уже начавшейся торговли с Россией.
7. Мы осудили иностранную вооруженную интервенцию во внутренние дела России.
8. Мы установили метод добровольного соглашения с отделившимися от России при большевиках народностями и целью этого соглашения определили федеративный строй будущей России.
9. Мы приняли принцип национально-культурной автономии для народностей внутренней России, оградив в то же время права национальных меньшинств.
10. Мы поставили вопрос о судьбе и ограждении прав российских граждан вне России, об охране достояния России и проч.
В том же духе прозвучало и последнее перед закрытием Совещания слово Керенского.
Не «общий антибольшевистский фронт» создаем мы, а устанавливаем единое понимание целей, которые стоят перед русским народом. «Нам по пути со всеми, кто искренне признает великие заветы демократического строительства Мартовской революции Признание в полной мере народовластия, народоправства, – вот что объединяет нас... Мы пришли сюда и нашим единством здесь засвидетельствовали, что проходит ночь, что возвращаемся мы на путь здорового национального и государственного творчества, который приведет нас к свободе и социальной справедливости».
Одним из многих бремен, отягчавших совесть честных с собой политиков, была необходимость при всех обстоятельствах пользоваться непременно светлыми красками при изображении, если не настоящего, то по крайней мере будущего. Совещание членов Учредительного Собрания состоялось в самом начале двадцатых годов, в период расцвета русской эмигрантской жизни в Париже и, главное, – не утраченной веры в то, что всё худшее уже в прошлом, а впереди по-прежнему «огоньки», которые, совместно с «разумным, добрым, вечным», издавна пленяли воображение русских интеллигентов. Объективная обстановка и обязательная для политических лидеров психология не могли не оказать своего влияния. Отсюда и чрезмерный оптимизм Милюкова и Керенского, ни в какой мере не оправдавшийся последующими событиями.
Совещание оставило без обсуждения и ответа многие существенные вопросы, не располагая для того достаточным материалом и временем. Этими вопросами, предполагалось, займется ближайшее Совещание. Для его подготовки и созыва, как и для проведения на практике принятых решений, Совещание избрало девятичленную комиссию в составе пятерых эсеров (Авксентьева, Зензинова, Керенского, Минора и Макеева), трех кадет (Винавера, Коновалова и Милюкова) и Максудова. В качестве возможных заместителей избраны были Роговский и Харламов. Комиссия просуществовала больше года без того, чтобы собралось новое Совещание.
Когда шло Совещание, оно привлекало к себе значительный интерес и внимание не только среди русских, но и иностранцев. Русские организации всего зарубежья следили за сведениями о Совещании, появлявшимися в русской и иностранной печати. По адресу Совещания направлялись приветственные письма и телеграммы официальных лиц и объединений. Были, конечно, и критики, маловеры и противники в разной степени и форме. И коммунисты не остались равнодушны. Их печать, во главе с «Юманитэ» сообщила, что в Исполнительной комиссии, которая ведает делами о русских солдатах во Франции, Милюков заманивает их к себе. Пришлось письмом в редакцию Минора опровергнуть этот «тенденциозный вздор» и сообщить, что подотдел Совещания о военнопленных и интернированных возглавляет он, Минор, и никто никого туда не заманивает, а старается «защитить как от непрошенного покровительства советов и коммунистов, так и от всякого нарушения их прав».
Исполнительной комиссии приходилось то и дело обращаться и лично, и письменно – в специальных Записках, кратких и более обстоятельных, – к главам и членам различных правительств, к Генеральному секретарю Лиги Наций и другим руководителям Лиги. Исполнительная комиссия возникла в конце января 1921 года, а в марте того же года произошли события в России и вне ее, которые надолго определили судьбы русского народа. Достаточно напомнить некоторые из них.
2 марта начался «кронштадтский мятеж», по официальной номенклатуре большевиков. Пребывание Исполнительной комиссии в Париже мешало оказанию ею быстрой и действенной помощи повстанцам. Поскольку это было возможно, это выпало на долю географически близкого к Кронштадту Ревеля в Эстонии, где среди русских политических эмигрантов находились и эсеры: члены Учредительного Собрания Чернов и Зензинов и видные члены партии – В. И. Лебедев, M. M. Погосьян, полк. Махин и др. Комиссия делала что могла для осведомления общественного мнения о действительном положении вещей и обратилась с призывом ко «всем искренним друзьям демократии России» оберечь кронштадтцев «от всяких попыток враждебных народу реакционных сил извратить результаты их дела».
Одновременно с восстанием в Кронштадте Ленин объявил НЭП, как было уже упомянуто. Исполнительная комиссия в меру сил старалась устным и печатным путем раскрыть подлинный смысл «маневра». С Кронштадтом и НЭП совпали по времени два внешнеполитические события огромного значения. 16 марта было подписано в Лондоне Красиным и великобританским министром торговли Хорном англо-советское торговое соглашение. Оно было первым по времени, которое «прорвало дипломатическую блокаду РСФСР и открыло целую серию полуполитических, полуторговых соглашений, заключенных советским правительством», – писал советский дипломат и историк Б. Е. Штейн. Премьер Англии Ллойд Джордж с обескураживающей откровенностью доказывал палате общин, что «на заветах нагорной проповеди нельзя строить колониальную политику». И если «с каннибалами торговать» было в традиции Англии, почему не торговать с Советами?!
В Записке по поводу англо-советского торгового договора Исполнительная комиссия сосредоточила свои возражения на том, что соглашение ни в какой мере не может означать формального признания Великобританией Советского правительства. Не может идти речь и о молчаливом признании, так как в договоре имеются статьи, свидетельствующие как раз об обратном, – что договор касается торговых отношений, а не политических.
Через два дня после подписания торгового договора с Англией, Советы подписали в Риге мирный договор с Польшей, положивший конец польско-советской войне 1919–1920 года, которая шла с переменным успехом для той и другой стороны.
По поводу трех первых событий; несмотря на всё их историко-политическое значение, Исполнительная комиссия ограничилась сравнительно краткими заявлениями в печати, интервью и обращением к вершителям международной политики. Рижский же договор вызвал к жизни обширный «мемуар», написанный по-французски и обращенный к Верховному совету бывших союзников России. Если о других актах и добрых намерениях Исполнительной комиссии приходится производить розыски в специальных изданиях периодической печати того времени и случайно сохранившихся оттисках, воззваниях и т. п., копии «мемуара» имеются почти во всех крупных библиотеках Европы и Америки.
