Сергей Бушуев - Водитель трамвая
— Теперь ты, — обратилась ко мне Морозова, входя в вагон после того как уладила свои мистические дела в диспетчерской. У неё в руках как всегда оказались замысловатые бумаги, которые она тут же положила рядом с собой, усаживаясь на своё капитанское место. — А то все уже накатались, а ты сидишь тихонечко, как будто тебя и нет.
— Да я просто никуда не спешу, — отозвался я, с лёгкой улыбкой, — я так думаю: накататься я тоже успею.
— Что верно, то верно! — согласилась со вздохом моя собеседница. — Вот уж что могу вам обещать, это что накатаетесь до отрыжки. Ещё и тошнить будет…
— Да ладно, — влез в разговор, подойдя ближе Николаев, — это же работа не хуже остальных!
— Да как сказать, — торопливо возразила Морозова. — На других работах людям, по крайней мере, не надо вставать в два часа ночи. Ну давай, заводи пропеллер… ногу на педаль безопасности… вот так… да… а то вагон сейчас реветь начнёт…
Я выполнял все инструкции наставницы. Поставил левую ногу на педаль, и включил «управление». Ничего сложного как я и подозревал, в этом не заключалось. Трамвай загудел, как и у остальных сидевших тут до меня.
— Отлично, — отрывисто, но мягко продолжала Морозова. — Теперь руку на пульт… да-да… правую руку! А пальцы на кнопку звонка. И приучайтесь держать её постоянно во время движения. Ну, снимай тормозную педаль с защёлки…
Я честно попытался это сделать, но не смог. На счастье рядом стоял Николаев, уже немного освоившийся с данным агрегатом. Он-то и помог мне справиться. Благодаря общим усилиям педаль со скрипом взмыла вверх.
— Ну что, отлично, теперь можем ехать. Ставь реверс в положение вперёд.
Я повернул чёрную ручку, правда, довольно неуверенно.
— Всё, — скомандовала сзади Морозова голосом, в котором появились весёлые оттенки, — трогай! Только посмотри кругом… чтобы, никого не было.
— Ну чего, нет тут никого? — тихо спросил я, оглядываясь по сторонам.
— Да нет, конечно, — также тихо ответил мне Гена, — езжай спокойно.
Он стоял рядом, спустившись на одну ступеньку, и с улыбкой смотрел на дорогу впереди. Ему видимо по-прежнему было интересно. Рукой он упирался в пульт таким образом, что не мешал управлять. Мне было как-то спокойней от его присутствия. А для Морозовой, судя по всему, это не являлось помехой или препятствием. Она не возражала.
— Давай-давай, поехали, — услышали мы слова, — нажимай на педаль.
И я нажал. Вагон медленно сдвинулся, и проехал метра два.
Чувства, наполнившие меня в тот момент, оказались совершенно необыкновенными. Тут присутствовал и страх, и неожиданность, и… отчасти — удовольствие. Удовольствие от осознания: я управляю этой махиной, но меня страхуют! Позже когда я поднабрался сноровки, к данным ощущениям добавился ещё и восторг. Но всё это было позже. Много позже. А пока, (я помню — причём совершенно явственно, как будто оно происходило вчера), у меня закружилась голова. Не сильно. И всего на миг. Через минуту это прошло, уступив место ужасу, наполнившему меня до краёв в силу увиденного: трамвай входил в кривую. Почему я испытал ужас? Да потому что решил, будто уже сошёл с рельс. Когда трамвай поворачивает, рельсы много раньше уходят под корпус, и с непривычки мерещится разная чертовщина. Я же не обращал внимания, что первая тележка расположена несколько дальше по отношению к кабине. Пока-то до неё поворот дотянется! Вот и видится, будто рельсы ушли в сторону, а ты так и прёшь своим сараем по прямой! Впрочем, так почудилось мне, но не Морозовой с Николаевым. Те невозмутимо взирали на дорогу, не меняясь в лице.
— Ну что ты головой крутишь? — с неизменным хладнокровием спрашивала наставница. — Видишь, вагон еле едет! Так мы все линейные за собой соберём! Нажимай на педальку!
Я подчинился её распоряжению, и, дождавшись, когда трамвай выйдет из кривой, с силой надавил на ходовую педаль. Она оказалась довольно упругой, и не так легко поддавалась.
— Так, достаточно, — не унимался командующий, — видишь здесь горочка. Больше разгонять не надо, он сам разгонится. Теперь твоё дело следить за дорогой…
Трамвай трясло, меня временами подбрасывало на неудобном сидении. А оно было именно неудобным — я точно помню. Трясло и стоявшего рядом Николаева. Мы ехали вниз. По обе стороны от нас росли могучие деревья. Они игрались с ветром своими зелёными гривами, и яркое солнце обдавало их неиссякающе радостными лучами. У меня захватило дух. Скорость, с которой мы продвигались, представлялась мне запредельной. Голоса, доносящиеся сзади, перестали для меня существовать.
— Ну как? — почти посекундно вопрошал я прилипшего взглядом к дороге впереди Геннадия.
— Да отлично… — оставался неизменным его ответ.
Мы мчались. Впереди я увидел приближающуюся к нам слева машину «Жигули». Она ехала довольно быстро, выбравшись из двора одной из стоящих тут же пятиэтажек. К своему полнейшему удивлению я обнаружил: вагон управляемый мной начал снижать скорость. В чём дело? Я посмотрел на Николаева, но он ничем не выдавал своего изумления. На его лице застыло выражение внимания смешанное с готовностью посоветовать нечто разумное коли в том появиться нужда. Тогда я решил обратиться к наставнице. А к кому же ещё?
— Вы знаете, — начал я прерывающимся голосом, — а наш трамвай тормозит сам собой!
— Да что ты говоришь? — послышался иронический ответ с пробудившимся самодовольством. — Сам по себе? Думаешь, наши научились делать такие вагоны? И теперь они способны различать опасности на дороге и сами избегать столкновений?
— Это она сама тормозит, — повернув ко мне физиономию, вкрадчиво пояснил Николаев.
— Наставница?
— Ага. У меня, то же самое было. Если бы не она, мы бы сейчас тут все тачки посшибали…
Он вновь обратил взор к проезжей части. Между тем «жигулёнок» остановился, деликатно пропустил наш вагон, столь пугающий в своём великолепии, и мы покатились дальше. Впереди оказался подъём.
— Теперь давай, дави педаль посильнее, — приказала Морозова, — надо влезть на эту гору. Нажимай медленно, но сильно, не задерживаясь на одном положении. До конца дави.
Я выполнил. Вагон стал стремительно набирать скорость. Мне показалось даже слишком стремительно.
— Может хватит? — кричал я подобно суслику из знаменитого мультфильма, в котором хомяк заставлял его купаться в ледяном пруду.
— Нет, не хватит! — без раздумий ответствовала Морозова. — Держи педаль, не отпускай…
— Или хватит?..
И только Гена Николаев тихонько посмеивался, отпуская комментарии по поводу проносящихся мимо пешеходов.
— А теперь вот хватит, — произнесла командирша, когда мы взлетели на самый верх, — дальше он сам докатится. — Тем более, впереди остановка… сейчас к нам пассажиры полезут… надо быть осторожнее.
— Так мы же их не посадим! — воскликнул Гена.
— Разумеется, нет, — согласилась Морозова, — но им же этого не объяснить! Они всё равно лезут. Если видят трамвай, думают обязательно для их пользования. Снижай скорость…
Последняя фраза относилась ко мне. Я опустил ногу на тормозную педаль. В отличие от ходовой она нажималась легко, и шла как по маслу. Вагон начал резко тормозить, что в свою очередь вызвало резкую критику нашей верховной:
— Ну куда ты так давишь? Кто так тормозит? Весь день вас учу: дотрагивайтесь до тормоза потихоньку. Не со всей силы! Как ты думаешь, почему я говорю вам снижать скорость за пятьдесят метров от остановки? Чтобы было время для манёвра. А ты куда так снизил скорость? Давай теперь снова набирай, только осторожно. Вот так… ногу! Ногу на тормозную педаль!
Я тщательно выполнял инструкции, сыпавшиеся на мою голову подобно мусору из окна, когда соседям сверху лень дойти до мусоропровода. Но управиться со всем поначалу оказалось совсем непросто.
— Это ещё что! — с деланным простодушием втолковывала нам наставница. — А вот когда вы будете ездить по расписанию, да с полным вагоном пассажиров, я замечу — вечно чем-то недовольных, да ещё надо будет успевать продавать талончики… да исправлять, если что вдруг возникающие неисправности…
Гена лишь неуклюже улыбался на это. Ему как мне чудилось, нравилось абсолютно всё. И вождение, и трудности с ним связанные, и чудесные жизненные перспективы открываемые данным видом городского наземного транспорта. А более всего — готов поспорить и отдать старый мобильник на распотрошение — ему нравилось представлять в воображении первую получку, статус водителя третьего класса (самого низкого из всех имеющихся), и некую дородную даму согласившуюся — таки стать его женой и впустить на этом основании в просторную и дышащую устроенным бытом квартиру. Впрочем, может насчёт дородности я и перегнул, но касаемо всего остального думаю, прав. Ибо и тогда и впоследствии сиятельный сын независимой Украины не сделал ничего свидетельствующее об иных мыслишках. Все они оказались направлены в одну сторону.
