Михаил Грабовский - Плутониевая зона
— Проблема в том, товарищ Сталин, что этих материалов в чистом виде не существует в природе.
Сталин удивленно поднял брови.
— Откуда же они взялись у американцев?
Курчатов оторопел. Пауза затянулась. Наконец, он выбросил из головы подготовленные ночью фразы и разразился полнейшим экспромтом:
— Их можно получить только искусственными путями. И все эти пути очень сложны и не изучены наукой досконально.
Сталин молчал и этим подстегнул Курчатова на сбивчивую торопливость:
— Это требует огромных материальных затрат. Строительства нескольких грандиозных заводов. Освоения новых производственных технологий. Требуется увеличить в десятки раз добычу урановой руды. Развернуть новые конструкторские бюро и специальные НИИ. Нужен единый управляющий центр — атомный комиссариат. Товарищ Сталин, нужна грандиозная перестройка всей промышленности…
Курчатов облегченно выдохнул, поскольку успел сказать главное.
Сталин смотрел на него, расширив глаза от глубокого удивления. И только на словах «всей промышленности» прервал его невозмутимым вопросом:
— А почему же вы, товарищ Курчатов, не потребовали у нас вовремя всего того, что нужно было для максимального ускорения работ?
Игорь Васильевич ждал этого вопроса. И все равно он застал его врасплох.
— Столько городов разрушено, товарищ Сталин. Столько людей погибло. Вся страна — на голодном пайке. Всего не хватает…
Такой ответ разъярил Сталина еще больше.
— Дитя не плачет — мать не разумеет, что ему нужно. А в результате?
И вдруг Сталин совершенно успокоился и четко произнес:
— Просите все что угодно. Отказа не будет!
Сталин дал присутствующим пять дней для подготовки постановления ГКО, которое разом решило бы все организационные вопросы. В заключение произнес фразу для истории:
— Создание атомной бомбы — государственная задача № 1.
Ответом было благоговейное молчание, поскольку все понимали: только сейчас, в самом конце совещания, Сталин произнесет то, что он единолично уже решил в предыдущие дни.
— А отвечать за решение этой задачи будет лично товарищ Берия, — и, после короткой паузы, повернувшись в противоположную сторону, — и товарищ Ванников вместе с Курчатовым.
И тихо закончил:
— Я думаю, все присутствующие понимают важность поставленной задачи.
Совещание ГКО под председательством Сталина состоялось 20 августа 1945 года.
2
«Постановление ГОКО № 9887 сс/оп[1]
О Специальном комитете при ГОКО
г. Москва, Кремль
20 августа 1945 г.
строго секретно
(Особая папка)
Государственный Комитет Обороны ПОСТАНОВЛЯЕТ:
1. Образовать при ГОКО Специальный комитет в составе:
1. Берия Л.П. (председатель). 2. Маленков Г.М. 3. Вознесенский Н.А. 4. Ванников Б.Л. 5. Завенягин А.П. 6. Курчатов И.В. 7. Капица П.Л. 8. Махнев В.А. 9. Первухин М.Г.
2. Возложить на Специальный комитет при ГОКО руководство всеми работами по исследованию внутриатомной энергии урана… а также строительство атомно-энергетических установок и разработку и производство атомной бомбы…
4. Для непосредственного руководства научно-исследовательскими, проектными, конструкторскими организациями и промышленными предприятиями… организовать при СНК СССР Главное управление — «Первое главное управление»… подчинив его Специальному комитету при ГОКО…
10. Утвердить начальником Первого главного управления при СНК СССР и заместителем председателя Специального комитета… т. Ванникова Б.Л. с освобождением его от обязанностей народного комиссара боеприпасов…
11…. Никакие организации, учреждения и лица без особого разрешения ГОКО не имеют права вмешиваться в административно-хозяйственную и оперативную деятельность Первого главного управления, его предприятий и учреждений или требовать справок о его работе или работах, выполняемых по заказам Первого главного управления. Вся отчетность по указанным работам направляется только Специальному комитету при ГОКО.
Председатель Государственного Комитета Обороны И. Сталин».
На этом же заседании по предложению Сталина Берия был освобожден от обязанностей наркома внутренних дел. Однако за ним оставили руководство всей разведывательной работой «по получению более полной технической и экономической информации об урановой промышленности и атомных бомбах».
Этим постановлением Специальный комитет (СК) был наделен никем и ничем не ограниченными полномочиями. СК фактически был поставлен над правительством (Совнаркомом) и над главными партийными органами (ЦК, Политбюро). Он подчинялся только одному человеку в СССР — Сталину. Этим подчеркивалось и подтверждалось устное заявление Сталина: «Создание атомной бомбы — государственная задача № 1».
Контроль за выполнением этой задачи доверялся Берия, а руководство всеми организационными, проектными, строительными и оперативными вопросами по созданию первой атомной бомбы возлагалось на Героя Социалистического Труда Бориса Львовича Ванникова.
Именно ему, награжденному многочисленными орденами, сидевшему дважды в тюрьме накануне войны и подорвавшему свое здоровье во время войны, пользующемуся особым доверием Сталина за организационный талант и решительную хватку, — именно ему было поручено руководство работами по созданию в СССР новой, всемогущей атомной отрасли промышленности. Борис Львович стал, по существу, первым атомным министром СССР (начальником ПГУ), ему поручалось строительство первых атомных объектов. Через полтора месяца Ванникову удалось сформировать атомный штаб отрасли в составе 406 сотрудников, разместившийся временно в здании НКВД по улице Ново-Рязанская, 8а, недалеко от Казанского вокзала. Ванникову, согласно вышеприведенному постановлению (п. 3), пришлось возглавить также Технический Совет, предназначенный для рассмотрения самых важных научных и технических вопросов и состоящий из маститых академиков.
На первых заседаниях Технического Совета Ванникову приходилось особенно трудно.
«Вчера сидел с физиками и радиохимиками из Радиевого Института. Пока мы говорим на разных языках. Даже точнее, они говорят, а я глазами моргаю: слова будто бы и русские, но слышу их впервые, не мой лексикон…
Мы, инженеры, привыкли все руками потрогать и своими глазами увидеть, в крайнем случае, микроскоп поможет. Но здесь и он бессилен. Атом все равно не разглядишь, а тем более то, что внутри него спрятано. А ведь мы должны на основе этого невидимого и неощутимого заводские агрегаты построить, промышленное производство организовать».
И все-таки Ванников уловил главное: наиболее важное звено в проблеме — получение ядерной начинки для бомбы. Это мог быть уран-235 или плутоний. Следовательно, задачей ПГУ являлось на первом этапе строительство двух промышленных комбинатов. Одного — для разделения изотопов урана и получения делящегося легкого изотопа урана-235. Второго — для получения оружейного плутония.
Еще не была отработана технология новых производств, не существовало даже проектных заданий на строительство этих заводов, но Ванников действовал во фронтовом духе. Его приказ № 032 от 26 декабря 1945 года устанавливал окончательные сроки ввода в действие заводов: сентябрь 1946 года для первого (комбинат № 813) и второй квартал 1947 года для второго (комбинат № 817).
Сроки были абсолютно нереальными. Но Борис Львович не признавал долгой раскачки. Надо выбрать место и начать строительство. А конечные сроки можно потом и подкорректировать. Пусть соревнуются между собой. Какой из комбинатов раньше заработает, такой и будет первая советская атомная бомба: урановой или плутониевой.
Исторически сложилось так, что необъявленное неофициальное соревнование выиграл плутониевый комбинат.
Выбор места для его строительства Ванников поручил своему первому заместителю по ПГУ — Авраамию Павловичу Завенягину…
Авраамий увидел революцию мечтательными юношескими глазами. В 16 лет вступил в партию большевиков и со всем пылом включился в гражданскую бойню на стороне заманчивых светлых идей о всеобщем равенстве и счастье.
После войны пошел учиться. Учитывая организаторский талант Завенягина, ему одновременно со студенческой скамьей предоставили место проректора Горной академии в Москве.
Производственная карьера была феерической. В тридцать два года он руководил магнитогорским металлургическим гигантом. В тридцать шесть — заместитель наркома тяжелой промышленности.
В феврале 1937 года — непредвиденная авария на жизненном «шоссе»: застрелился доведенный до отчаяния Орджоникидзе. Вскоре после этого началась великая чистка кадров в высших промышленных эшелонах. Родной наркомат был разгромлен, и тучи вокруг Завенягина сгущались. Наступил момент, когда он перестал выходить на работу. Закрылся наглухо в своей квартире, ожидая ареста и мучительно пытаясь найти выход из безвыходной ситуации. Он решился на отчаянное покаянное письмо Молотову, которого знал лично, втайне рассчитывая, что оно дойдет и до вождя.
