Э. Вагнер - Шерлок Холмс: наука и техника
Лица уличных женщин красны от выпитого джина. Бездомные и калеки, замученные вшами, тащат на себе все свои нехитрые пожитки и тяжело бредут по направлению к трактирам, ночлежкам, работным домам, реке…
А река — это медленно ползущая Темза. Ее бурое из-за сильного течения, перемешивающего придонную грязь, русло пронизывает весь город. Могучая сила реки несет на себе плоскодонки, перевозящие жизненно необходимый черный уголь. Берега Темзы просто кишат уличными мальчишками, роющимися среди мусора в поисках чего-нибудь полезного — дерева, угля, монет. Часто в награду они получают холеру, причиной которой становятся потоки нечистот, вливающиеся в большую реку.
Город изобилует уличными торговцами и возницами, лошадями и карманниками, трубочистами и горничными, богатыми и нищими. Лондон — это город роскошных парков и зловонных скотобоен, съемных квартир и величественных особняков, окутанных комьями густого тумана и освещенных газовыми лампами.
А еще Лондон — это родина великих госпиталей — Святой Марии, Гая, Святого Барта. Их лекционные залы и лаборатории, в которых иногда проводятся жуткие исследования, скрыты от посторонних глаз тяжелыми шторами. В первой истории про Шерлока Холмса, повести «Этюд в багровых тонах», мы оказываемся за этими завесами и наблюдаем за Стэмфордом, старым знакомым Ватсона, ведущим своего друга в лабораторию, где суждено зародиться самой знаменитой дружбе детективной литературы всех времен и народов:
Мы свернули в узкий закоулок двора и через маленькую дверь вошли во флигель, примыкающий к огромному больничному зданию. Здесь все было знакомо, и мне не нужно было указывать дорогу, когда мы поднялись по темноватой каменной лестнице и пошли по длинному коридору вдоль бесконечных выбеленных стен с коричневыми дверями по обе стороны. Почти в самом конце в сторону отходил низенький сводчатый коридорчик — он вел в химическую лабораторию.
В этой высокой комнате на полках и где попало поблескивали бесчисленные бутыли и пузырьки. Всюду стояли низкие широкие столы, густо уставленные ретортами, пробирками и бунзеновскими горелками с трепещущими язычками синего пламени. Лаборатория пустовала, и лишь в дальнем углу, пригнувшись к столу, с чем-то сосредоточенно возился какой-то молодой человек.
Стэмфорд уже предупредил Ватсона о многих причудах его будущего соседа, к примеру, иногда он в анатомичке колотит трупы палками, чтобы проверить, появляются ли кровоподтеки после смерти, и увлекается ядами:
На мой вкус, Холмс слишком одержим наукой [рассказывает Стэмфорд Ватсону] — это у него уже граничит с бездушием. Легко могу себе представить, что он вспрыснет своему другу небольшую дозу какого-нибудь новооткрытого растительного алкалоида, не по злобе, конечно, а просто из любопытства, чтобы иметь наглядное представление о его действии. Впрочем, надо отдать ему должное, я уверен, что он так же охотно сделает этот укол и себе. У него страсть к точным и достоверным знаниям.
И сам Холмс, когда они, наконец, встречаются, не обманывает их ожидания:
— Доктор Ватсон, мистер Шерлок Холмс, — представил нас друг другу Стэмфорд.
— Здравствуйте! — приветливо сказал Холмс, пожимая мне руку с силой, которую я никак не мог в нем заподозрить. — Я вижу, вы жили в Афганистане.
— Как вы догадались? — изумился я.
— Ну, это пустяки, — бросил он, усмехнувшись. — Вот гемоглобин — это другое дело.
Ватсон — врач, привыкший к анатомичкам и их резкому запаху. Он начитан, бывал в разных странах и наверняка знает, что многие важные достижения, открывшие новую эру в судебной медицине, были сделаны в результате экспериментов на трупах, поэтому интересы Холмса ему не чужды. Именно поэтому их дружба и сплоченность стала столь тесной и позволила с успехом провести ряд увлекательнейших расследований в эпоху правления королевы Виктории.
В 1887 г. судебно-медицинская экспертиза относилась, большей частью, к медицине, и ее часто называли «медицинской юриспруденцией» или «судебной медициной». Точное исследование отпечатков пальцев и трасеологи- ческих доказательств было еще впереди, но некоторые смелые медики уже начали использовать свои знания анатомии, фармацевтики и микроскопии для изучения внезапной смерти при невыясненных обстоятельствах.
Поначалу развитие нового направления деятельности происходило на европейском континенте. По другую сторону пролива, отделяющего Британские острова от материка, традиция анатомических исследований существовала давно. Еще в Средние века прогрессивные художники- анатомы, такие как Андреас Везалий и Леонардо да Винчи, изучали и зарисовывали мертвые тела. За это Везалию пришлось отвечать перед инквизицией, а да Винчи не мог опубликовать свои анатомические труды на протяжении всей жизни. Однако со временем церковь отменила свой запрет на вскрытие, и анатомическими исследованиями начало заниматься все больше людей.
В начале XVIII века великий итальянский врач Джованни Батиста Морганьи решил изменить направленность анатомического препарирования и предложил изучать не только строение человеческого тела, но и пытаться обнаружить изменения трупа, соответствующие клиническим симптомам зафиксированной ранее болезни. От этой догадки легко было перейти к идее о вскрытии тел для поиска изменений, вызванных преступлениями.
В 1794 г. известный шотландский анатом и хирург Джон Белл настаивал на главенствующей роли вскрытия как способа изучения медицины и анатомии. В своей работе «Гравюры, поясняющие анатомию костей, мышц и суставов» он писал: «Анатомию можно изучать только с помощью вскрытия. Вскрытие — это первоочередная задача любого учащегося». Гравюры Белла были уникальны в своей подробности и поучительности, но они не давали ответов на вопрос о получении объектов для исследований.
Во Франции и Германии XIX века найти мертвые тела для изучения было легко, поскольку все лица, погибшие при невыясненных обстоятельствах, автоматически передавались в полицию для проведения следствия. Условия работы были ужасающими, покойницкие плохо проветривались и кишели инфекциями. Смрад моргов въедался в волосы, кожу и одежду врачей. Их работа неминуемо подвергалась всеобщему презрению.
Несмотря на все преграды, исследования захватывали ученых, и два парижских медика, Поль Бруардель и Амбруаз Тардье, кропотливо изучали признаки смерти от удушья и повешения. Тардье издал брошюру под названием «Смерть от удушения, странгуляции, повешения», в которой описал крошечные кровоизлияния на поверхности легких или между их долями, под эпикардом, слизистой оболочкой рта и верхних дыхательных путей у людей, которые были быстро задушены. Впоследствии они получили название «пятна Тардье». В 1897 г. в своей книге «Смерть вследствие удушения, повешения, странгуляции, утопления» Бруардель описал следы, остающиеся на шее в результате повешения, и повреждения подъязычной кости, вызванные насильственным удушением.
В Лионе доктор Александр Лакассан представил подробное исследование признаков смерти, в результате чего появилось новое понимание физиологических изменений, происходящих после окончания жизни. Он первым описал процесс застывания мышц, названный трупным окоченением, который начинается с челюстей в течение нескольких первых часов после смерти, а затем распространяется по всему телу и, в конце концов, исчезает в том же порядке, что и появлялся.
Лакассан обнаружил появление трупных пятен, т. е. областей обесцвечивания кожи в результате смерти, которые образуются в местах остановки кровообращения. Он наблюдал предсмертный озноб, остывание тела и зафиксировал средний интервал времени, в течение которого оно достигает температуры окружающей среды.
Лакассан предвидел, что все эти признаки будут очень удобны для оценки приблизительного времени смерти, но он также обнаружил возможность многих исключений из правил. Температура окружающей среды, обстоятельства смерти, возраст и физическое здоровье покойника — все эти факторы способны влиять на внешние проявления данных признаков. Доктор резко выступал против слишком поспешных выводов и убеждал своих учеников в том, что «человек обязан уметь сомневаться». Ему вторили и другие ученые. Так, патологоанатом Чарльз Меймотт Тайди утверждал: «Существует научная достоверность, которую лишь трус считает-неопределенностью, и неопределенность, которую может отрицать только воинствующий невежда».
В разгаре исследований появлялись новые методики вскрытия, и они становились предметом оживленных дискуссий. Венский медик Карл Рокитанский, получавший для исследований тела людей, умерших в больнице, и ежедневно в течение сорока пяти лет вскрывавший по два покойника в день, обучал своих студентов разработанной им самим технике аутопсии. Согласно ей внутренние органы вскрывались, а затем разрезались и изучались непосредственно в теле.
