Илья Казаков - Foot’Больные люди. Маленькие истории большого спорта
– Ну что? – сказал Капков. В его словах не было и намека на критику. Это был вопрос человека, обдумывающего, что делать дальше.
– Все наладится, – сказал я.
В той «бронзе» огромная заслуга тренеров, игроков, людей из РФС, работавших на команду, – всей иерархической лестницы, от Мутко до самой нижней ступеньки. Но и сейчас, когда мы с Бородюком за кофе вспоминаем минувшие дни, оба уверены на все сто: не будь поддержки Капкова, ставшего мостом между Абрамовичем и Гусом, не было бы тех медалей. Гус всегда звонил ему напрямую, когда возникала важная рабочая тема, и ни разу не было, чтобы прозвучал отказ. Гус был как Петр Первый или как ледокол. Слом прежнего мира, с былыми представлениями о быте, логистике, моделях взаимоотношений шел непросто. Но с Абрамовичем и Капковым можно было не только ломать, но и строить качественно новое.
Все думали, что Сергей станет следующим президентом РФС, но после Марибора все пошло иначе.
Я был уверен, что в футбол он не вернется – в нынешней парадигме уж точно. И я думаю, что вряд ли он вернется к вопросам культуры. И там и там он был на своем месте, хотя поначалу казалось, что это назначение было чисто политическим шагом. А он снова, как ледокол, ломал прежний, пришедший в негодность мир и возводил новый.
В программах новостей есть сетка, сохраняющаяся с советских времен. В самом конце – прогноз погоды. Перед ним – спортивный блок. Перед спортом – новости культуры. Я представляю, как Сергей Капков идет по этой лестнице, но в обратном направлении – сначала спорт, потом культура…
Следующая ступенька, вероятно, будет связана с чем-то более масштабным. Я на это надеюсь.
Он на три года меня моложе. Что меня всегда забавляло – вечный пиджак, солидность даже при явной демократичности. Он всегда производил впечатление человека более зрелых лет. Поэтому вместо скорби о том, что московская культура лишилась такого шефа, я, наоборот, радуюсь. Мне кажется, что Капков сделал на прежней должности почти все, что мог, чтобы ему самому продолжало оставаться интересно заниматься этим.
А когда талантливому человеку интересно что-то делать, то и другим от этого интереснее.
Хот-дог
Самолет до Тель-Авива был переполнен, несмотря на зимнее время. Кто-то летел домой, кто-то в командировку, кто-то в паломничество, а мы на футбол. Я, жена, сын и даже теща.
– Главное, – сказал я жене, – погаси свой темперамент в аэропорту. Могут спросить что угодно. Их задача – посмотреть, не выйдет ли человек из себя, а если да, то понять, почему он нервничает.
Жена кивнула. Мягкий, удивительно добрый мой человечек. Раньше подчиненные, заходя к ней в кабинет, начинали плакать просто так. От невинного вопроса вроде «да или нет?»
– А то был случай, – добавил я. – Правда, на вылете, там сложнее. Сборная играла в Израиле, не при Гусе, а еще раньше. Журналисты проходили досмотр, и началось обычное: «Вы сами собирали чемодан? Есть ли у вас в Израиле друзья?» Сначала шел Горбунов, подготовленный. Когда его спросили, что он делал в Тель-Авиве, Александр Аркадьич достал блокнот и начал объяснять девушке:
– Я журналист, прилетел на футбол. Вчера играли сборные России и Израиля. У нас был такой состав, – и зачитал одиннадцать фамилий. – В запасе тренер оставил следующих игроков, – и назвал их. – Тактика на матч тренерским штабом была выбрана следующая. Смотрите, играть 4–4–2 было неразумно, а 4–5–1 – трусливо. Поэтому…
– Спасибо, проходите, – сказала девушка.
– И что? – не поняла жена.
– Да то, что следующим шел Львов. Тоже сказал, что прилетал на футбол, что журналист. Его спросили, как он это может доказать? У Львовича была с собой его газета, «Московский футбол». С его передовицей и портретом. Он достал, сказал: «На, смотри». Девушка посмотрела и напряглась. Спросила, почему в паспорте у него фамилия Либкинд, а в газете Львов. Он сказал: «Это псевдоним». Подумал и добавил: «Как у Ленина, помнишь такого революционера?» При слове «революционер» девушка совсем напряглась. Пришли вежливые люди, увели Львова. Этим рейсом он не полетел.
– А ко мне это какое имеет отношение? – спросила жена.
Я встал, пошел размять ноги. Несколькими рядами дальше сидел Вадик, журналист. Тоже со своей газетой в руках. Вадик был позитивным, несмотря на небольшой бюджет газеты, особенно в графе «командировки». Петербуржец по паспорту, украинец по крови. Получалось, что из четырех команд три были его, кроме ЦСКА.
В «Аэрофлоте» кормили вкусно, Вадик был доволен.
– Ты где живешь? – спросил он.
– На набережной, – сказал я. – Приятельница забронировала нам номер в отеле, который любит Мадонна. Она ее поклонница.
Потом понял двусмысленность ответа и сказал:
– Забронировала другой номер, конечно.
Прошла стюардесса. Надежная, как весь гражданский флот. Мы посмотрели ей вслед, разглядывая ножки. Ножки были что надо.
– Хороша! – сказал я, и даже не то чтобы Вадику – просто так.
– Ага, – согласился он и поделился радостно: – Она обещала мне несколько порций горячего с собой дать, если останется.
Отель был пыльным, постаревшим и темным. Несмотря на большие окна, выходящие на море. Жена расстроилась.
– Да ладно тебе! – сказал я утешающе. – Смотри, какие волны. Пошли обедать, а потом мне надо за аккредитацией, в соседний отель.
– Не понимаю Мадонну! – воскликнула она. – Не понимаю!
«Давид», где жил оргкомитет, сиял и радовал глаз. Лучше бы Мадонна любила его, подумал я. И порадовался, что жена сейчас гуляет где-то по набережной.
Навстречу мне вышел Непомнящий. На мне спортивный костюм почему-то висит, а на нем он сидел. Как мундир на боевом офицере. Я вспомнил характеристику, которую дал ему мой друг в первый период работы Валерия Кузмича в «Томи»: «Он напоминает белого офицера, вынужденного служить в штабе Красной армии, но не растерявшего идеалов юности».
Мы обнялись, и он потащил меня пить кофе. Сели, он выяснил, что я еще не обедал, поэтому кофе перешел во что-то чуть более основательное.
– «Цезарь» с курицей, – заказал я официанту. – И суп из брокколи.
– Только кофе, без молока, – сказал Валерий Кузмич.
– Ну как вы? – спросил я, когда официант нас покинул.
И прежде чем он ответил, нас стало трое. Навстречу, радостно улыбаясь, шел Андрей Малосолов – когда-то пресс-атташе РФС, а теперь известный медийщик, блоггер, путешественник и пресс-атташе турнира.
– Не помешаю? – спросил Андрюха, усаживаясь за столик.
– Ни в коем случае, – ответили мы.
Турнир был прекрасен, и новостей было в избытке. Как и инсайдерской информации. Через полчаса Андрею надо было идти. Подошел официант.
Андрей сделал попытку расплатиться отдельно, его прервали. Я уже вытащил из кармана бумажник, как Непомнящий решительно пресек это и заплатил за наш стол.
– Несолидно, Валерий Кузмич! – возразил я. – Вы только чашку кофе выпили.
– Я тебя умоляю! – отмахнулся он.
Андрюха вскочил, раскланялся. И пообещал, прежде чем исчезнуть:
– Валерий Кузмич, когда-нибудь и я вас угощу!
И убежал, его ждал Газзаев. Ушел и Непомнящий. А я продолжал сидеть, ждал. Выпил еще один кофе.
И тут вышел Слуцкий.
– Ну наконец-то! – сказал я.
– Извини, – ответил он. – Смотри, что сейчас будет.
Я увидел, что у огромного панорамного окна сидит гендиректор ЦСКА Роман Бабаев. А навстречу ему, выйдя из лифта, идет Акинфеев. Довольный, веселый.
– Сейчас новый контракт подпишет, – произнес Леонид.
До стадиона надо было ехать на такси минут сорок. Хорошо, что Ваня Жидков взял напрокат машину. Было и комфортнее, и веселее. Я, друг тещи, Микулик – все люди не хлипкие – вжимались в заднее сиденье, машина возмущалась, стартуя на светофорах.
– Как «Зенит»? – спросил я у Вани. – Что Спаллетти?
– Видел его вчера, – ответил он. – Сам подошел, пожал руку. Сказал: «Я знаю, от кого ты получаешь информацию», – и ушел.
– Тяжело ему, – сказал я. – Наверное.
– Был такой случай… – начал Микулик, и мы замерли, предвкушая.
Дорога пролетела быстро. В первый игровой день мне так не казалось.
Таксист был угрюм, друг тещи рассматривал пейзажи и преимущественно молчал.
Мы вошли в пресс-центр, там давали хот-доги. Они кончились быстро – вероятно, потому, что были куплены из расчета по одному на журналиста. Одноразовые пакетики кетчупа остались нетронутыми почти все. Так и лежали на белых подносах.
– Работаете, Андрей Владимирович, – сказал Микулик Малосолову. – А то люди жаловались в первый игровой день, что даже перекусить нечем.
– А как же! – довольно кивнул Андрюха.
И тут появился Вадик. Радостный.
– Я ехал на электричке! – сказал он. – Дешевле на два шекеля, чем на маршрутке. Только приходит сюда не за полтора часа, а за час.
Мы его поздравили. Принесли протоколы, все побежали их разбирать. Потом народ уткнулся в листы, изучая состав.
