Федор Раззаков - Скандалы советской эпохи
В Москве я прошел медицинское освидетельствование. Но дело не в этом. Я понял, что попался, – аморальная личность! По всем статьям я на крючке, и про меня можно писать теперь все что угодно. Я пошел в передачу «Человек и закон», рассказал о случившейся истории. Сотрудники поехали в Киев, провели журналистское расследование. Передача была показана по Центральному телевидению. Насколько мне известно, никто в Киеве даже выговора не схлопотал. А я получил серьезную моральную травму, я никогда не чувствовал себя таким униженным и растоптанным. Не могу сказать, чтобы этот случай стал решающим, но моему стремлению уехать он тоже способствовал. Почти до Нового года меня только и грела надежда, что зимой ЦСКА поедет играть в Америку и, как мне обещали, я останусь в «Нью-Джерси». Сезон 1988–1989 годов я собирался закончить уже в новом клубе…»
1989–1991
Агония театра
(Театр на Таганке)
После того как в 1988 году Юрий Любимов публично заявил, что поддерживает горбачевскую перестройку, советские власти разрешили некогда опальному режиссеру вернуться на родину и вновь возглавить Театр на Таганке (в 1984–1987 годах его возглавлял Анатолий Эфрос, а после его смерти временным руководителем стал бывший таганковец Николай Губенко).
Между тем тогдашнее возвращение Любимова не было окончательным. Поскольку он был связан многочисленными контрактами на Западе, «Таганку» он возглавлял наездами: то есть порулит какое-то время и опять уедет за границу. Самый длинный «рулеж» случился у него в самом начале 1989 года, когда Любимов приехал в СССР на целых три месяца. Газета «Московский комсомолец» на следующий день после этого события поместила статью «Юрий Любимов: Я приехал домой».
«На белом фоне ярко-красным: „Здравствуйте, Юрий Петрович!“ Ожидающие в аэропорту „Шереметьево-2“ пассажиры удивленно взирают на улыбающихся людей с цветами, фотоаппаратами, кинокамерами, вылавливая знакомые лица Зинаиды Славиной, Вениамина Смехова, Николая Губенко. Смехов просит диспетчера объявить: „Прилетевшего рейсом Будапешт – Москва Любимова встречает Театр на Таганке. Враз и навсегда!“ Диспетчер резонно отказывается: слишком непривычны эти „враз и навсегда!“ – любимое выражение одного из героев спектакля „Живой“ по повести Бориса Можаева „Из жизни Федора Кузькина“.
Собственно, «Живой» – одна из целей приезда в Москву…»
Любимов вернулся на родину в ореоле победителя, поскольку его сторонники в верхах уже окончательно победили «консерваторов». 8 февраля в Доме кино была устроена встреча Любимова со столичной интеллигенцией (либеральной ее частью).
Эйфория в «Таганке» после приезда Любимова была огромной. В те дни всем казалось, что в истории этого многострадального театра наступили лучшие дни. Увы, это оказалось не так. На самом деле «Таганка» стояла одной ногой в могиле, и оставалось всего-то чуть-чуть, чтобы и вторая нога театра сорвалась с края и увлекла за собой все «тело». Однако никто об этом пока не догадывается. Хотя почему никто? Ведь взялся же в те дни Юрий Любимов ставить «Маленькие трагедии» А. Пушкина, назвав их «Пир во время чумы». Под чумой подразумевалось то, что тогда происходило в стране – разгул то ли демократии, то ли анархии. Сам Любимов на одной из первых репетиций так объяснил суть постановки: «Ведь самое страшное, что сейчас происходит, – это хамство и свинство, которыми мы все сыты по горло. Поэтому сверхзадача нашего спектакля – призвать людей достойно себя вести, чтобы не было такой дикой зависти, такой дикой скупости, цинизма…»
Тем временем 24 апреля любимовская «Таганка» торжественно отпраздновала свой юбилей – 25-летие со дня рождения. В «Известиях» по этому поводу была опубликована патетическая статья давнего друга и члена худсовета театра поэта Андрея Вознесенского. В ней он писал:
«Сегодня – серебряная дата нашей Таганки, театра революционной интеллигенции, родившегося четверть века назад. Театр этот – не дитя замерзшей уже к тому времени оттепели, он родился как предтеча сегодняшнего апреля…
Цвет мыслящей интеллигенции собирался на Таганке. Театр был не только московским Олимпом, но и Гайд-парком. Правительственной ложи в нем не было. На премьере «Пушкина» рядышком сидели опальный академик А. Сахаров, космонавты, тогдашний член Политбюро Д. Полянский, диссидент В. Максимов, либеральные работники со Старой площади (там располагался ЦК КПСС. – Ф. Р.), московские красавицы, студенты, шуршавшие «самиздатом», дипломаты… (Поэт забыл назвать в числе зрителей и огромную армию тогдашних «хозяев жизни» – цеховиков, спекулянтов, фарцовщиков, директоров магазинов и складов, для которых «Таганка» с ее антисоветским уклоном была важной составляющей их модной жизни. – Ф. Р.)
Что означают для театра цифры XXV? Что закодировано в них? Дважды накрест перечеркнутые тирания и стагнация? И приветственные пальцы, поднятые вверх как знак победы?.. Ты не отвечаешь, ты работаешь, Таганка. С серебряной датой тебя! Серебряной гривой потряхивает твой капитан.
Чем поразишь нас завтра, Таганка?»
«Поражу тебя распрями, драками с участием ОМОНа и распадом!» – могла бы ответить «Таганка» своему апологету, умельцу выспренного слога. Да только не знала тогда еще «Таганка» о своем ближайшем будущем.
Кстати, банкет по случаю юбилея закончился в театре грандиозной пьянкой. На нем имел несчастье присутствовать 19-летний сын Любимова Петр, который от увиденного буквально впал в ступор. Как проговорится потом сам Любимов: «Сын увидел 25-летие театра – до сих пор не может прийти в себя. Взбесившееся, пьяное стадо».
Между тем не успел Юрий Любимов впрячься в дела театра, как в недрах коллектива начал вызревать новый конфликт: на этот раз между главным режиссером с одной стороны и директором театра Николаем Дупаком – с другой. Последний, отметим, был именно тем человеком, который помог Любимову возглавить «Таганку» в 64-м. Однако это было давно – четверть века назад, и теперь бывший союзник Любимову был неудобен: он мешал ему в его будущих планах реорганизации коллектива. И, значит, должен был уйти. Труппа, которой Дупак верно служил все эти годы (все-таки 25 лет директорства!), дружно его предала (за небольшим исключением в лице нескольких актеров и техперсонала). На месте Дупака труппа хотела видеть Губенко, но тот колебался, поскольку: а) уже понимал, что их взгляды с Любимовым на многие вещи все сильнее и сильнее расходятся и б) не хотел рвать связи с большим кинематографом. Поэтому должность директора временно возглавил Ефимович, а Дупак довольствовался «утешительным призом» – стал директором культурного центра на Таганке.
Кроме этого Любимов избавился и от А. Эфроса, вернее, от памяти о нем: 2 сентября на сцене «Таганки» в последний раз сыграли эфросовский «Вишневый сад». На этом эпоха Анатолия Эфроса в Театре на Таганке канула в Лету. При этом Любимов по-прежнему работает на два фронта: ставит спектакли за границей, а в свободное время прилетает в Москву и руководит «Таганкой». Однако подобное руководство не служит делу сплочения труппы, а даже наоборот – все сильнее ее разлагает. В итоге в недрах «Таганки» вызревает новый конфликт: уже между главным режиссером и бывшим руководителем театра Николаем Губенко.
Последний в середине ноября был назначен министром культуры СССР. Это назначение не было случайным, поскольку Губенко в течение последних нескольких лет был в большом фаворе у Горбачева и K° (снялся в роли Ленина в телесериале о вожде мирового пролетариата, подготовил возвращение Любимова на родину и т. д.). Однако, несмотря на свое министерство, Губенко продолжает оставаться актером «Таганки», хотя и занят всего в двух спектаклях: «Борисе Годунове» и «Владимире Высоцком» (последний ставится всего лишь два раза в год: в день рождения поэта и в день его смерти).
А дела «Таганки» идут все хуже и хуже, что неудивительно: Любимов по-прежнему живет на две страны, Губенко министерствует. Как записал в своем дневнике 28 января 1990 года Валерий Золотухин: «В театре полный развал. Я такого не помню даже в самые худшие времена… Вот расплата за всю безнравственность наших руководителей. Начиная с разговора о кризисе театра во времена Эфроса, со снятия Дупака. И пришли мы к разбитому, неуправляемому корыту…»
В середине сентября «Таганка» отправляется на гастроли в Уфу, причем под руководством Любимова. Однако атмосфера на репетициях далека от идеальной. Любимов часто срывается на крик и в запале кричит актерам, проклиная их «совковость»: мол, ваша система, ваши вшивые деньги, ваше советское воспитание. Глядя на него со стороны, можно было подумать, что сам он родился в Лондоне или Цюрихе. Однако долгое пребывание за границей уже наложило на него свой отпечаток. Он и раньше был сущий барин, а тут просто превратился в эдакого надменного капиталиста, понукающего своими нерадивыми рабочими.
