Петр Дружинин - Идеология и филология. Т. 3. Дело Константина Азадовского. Документальное исследование
Еще ранее, 6 января 1981 года, отдельное письмо прокурору города направил академик Михаил Павлович Алексеев – председатель Пушкинской комиссии АН СССР и председатель Международного комитета славистов. Несмотря на высокое положение в советской научной иерархии, сделать такой воистину ответственный шаг было для него непросто. В том, что академик решился на это, сказались несколько обстоятельств. Вероятно, уговоры А.В. Лаврова, который был в тот момент его референтом в Пушкинском Доме. Но прежде всего, по-видимому, те личные воспоминания, которые связывали Михаила Павловича с отцом Кости. Ведь именно Азадовский-старший в 1927 году пригласил М.П. Алексеева, тогда работавшего в Одесской публичной библиотеке, в Иркутский университет, где он вскоре стал профессором, а в 1933 году – опять же при посредничестве М.К. Азадовского – Алексеев перебрался в Ленинград. То есть можно без преувеличения сказать, что своей блестящей карьерой будущий академик был в немалой степени обязан именно Азадовскому-отцу.
К тому же перед глазами М.П. Алексеева, да и многих, кто помнил кампанию по борьбе с космополитизмом 1949 года и ее последствия, стоял немым укором Марк Константинович – затравленный, больной, несчастный, умерший с чувством напрасно прожитой жизни. Тогда Михаил Павлович проявил малодушие, хотя занимаемые им должности (в том числе декана филологического факультета ЛГУ), казалось бы, позволяли ему даже в то жестокое время протянуть своему другу руку помощи. И вот в начале 1981 года у М.П. Алексеева появилась возможность – спустя тридцать лет! – хоть как-то оправдаться перед семьей своего бывшего благодетеля. И Михаил Павлович пишет отдельное письмо на официальном бланке Международного комитета славистов. Изложив подготовленные А.В. Лавровым тезисы, он добавляет еще один абзац, который красноречиво свидетельствует о его нравственном поступке:
Я знаю К.М. Азадовского как серьезного ученого и педагога, выпустившего в свет около сотни печатных работ, многие из которых стали значительным вкладом в филологическую науку, и ручаюсь за его надлежащее поведение во время следствия и судебного разбирательства. С семьей Азадовских я поддерживаю отношения в течение многих десятилетий, а с М.К. Азадовским меня связывали долгие отношения личной дружбы и научного сотрудничества.
И, наконец, еще одно письмо в защиту Азадовского написали сотрудники кафедры иностранных языков ЛВХПУ, которой он руководил до ареста. При этом, что крайне важно как свидетельство общественной реакции на обвинения, предъявленные Азадовскому, – это письмо подписали все (!) члены кафедры. Кстати сказать, Азадовский был не самым покладистым завкафедрой; однако чувство вопиющей несправедливости сплотило тогда всех его сослуживцев. Письмо было адресовано опять-таки прокурору Ленинграда С.Е. Соловьеву, а копия направлена следователю Е.Э. Каменко:
Мы, сотрудники кафедры иностранных языков ЛВХПУ им. Мухиной, обращаемся к Вам по следующему вопросу. Мы работали длительное время под руководством заведующего кафедрой доцента К.М. Азадовского. 19 декабря 1980 г. он был арестован Куйбышевским РУВД и сейчас содержится под стражей.
В общении с К.М. Азадовским у нас сложилось определенное мнение о нашем руководителе как о человеке идеологически и морально выдержанном. Руководя кафедрой, Константин Маркович смог создать спокойную, деловую обстановку, творческую атмосферу работы. Его профессиональные качества обеспечили ему неизменное уважение со стороны сотрудников.
Зная Константина Марковича Азадовского как ученого высокой квалификации, как умелого руководителя и тяжело переживая его арест, мы просим Вас принять во внимание то высокое мнение о нем, которое сложилось в руководимом им коллективе, как смягчающее обстоятельство при рассмотрении его дела.
Мы знаем также о тяжелом положении в семье Азадовского в связи с его арестом (он является единственным кормильцем 76-летней больной матери, нуждающейся в постоянном уходе). Поэтому мы просим Вас выяснить вопрос о степени его виновности и о необходимости содержания его под стражей.
Все эти обстоятельства заставили нас просить Вас, товарищ Соловьев, взять под личный контроль дело К.М. Азадовского.
Несмотря на все эти обращения, никаких послаблений в отношении Азадовского не последовало и уголовное дело особых изменений не претерпело, если, конечно, не учитывать того странного с юридической точки зрения казуса, что обвинение, предъявленное Азадовскому, неожиданно отделилось от уголовного дела Светланы и образовало отдельное делопроизводство. 17 января 1981 года начальник следственного отдела Сапунов утвердил следующий документ:
Постановлениеследователь СО Куйбышевского р-на л-т милиции Каменко, рассмотрев материалы уголовного дела № 10196, установил: 18 декабря 1980 г. гр. Лепилина была задержана во дворе дома 10 по ул. Восстания, и у нее в сумке было обнаружено наркотическое вещество – анаша, которое она незаконно хранила при себе. В указанном доме проживает знакомый Лепилиной гр. К.М. Азадовский, и в связи с этим 19 декабря 1980 г. в квартире по месту его жительства был произведен обыск, в ходе которого на полке с книгами было обнаружено наркотическое вещество – анаша, которое Азадовский незаконно хранил. Таким образом в действиях Азадовского усматриваются признаки преступления, предусмотренного ст. 224 УК РСФСР.
Принимая во внимание, что в ходе следствия не было установлено сговора между Азадовским и Лепилиной на хранение, приобретение или сбыт наркотических веществ и совершенные ими преступления никак не связаны между собой, руководствуясь ст. 26 УПК РСФСР, постановил: Материалы в отношении Азадовского Константина Марковича из уголовного дела 10196 выделить в отдельное производство.
Теперь нетрудно понять, как сооружалась конструкция, получившая название «дело Азадовского», и зачем понадобилось задержание Светланы. Весь этот спектакль был разыгран исключительно для того, чтобы войти в квартиру Азадовского. А когда оба были «изолированы», их дела развели, избавившись тем самым от массы ненужных и даже рискованных для следствия процедур. Ведь если бы дело не разделилось надвое, возникала бы необходимость следственных действий – очных ставок как минимум. А поскольку такое важное процессуальное решение, как разделение одного уголовного дела на два, было принято следователем без каких-либо следственных действий в отношении арестованных, то представляется, что он пошел по наиболее простому и легкому пути – меньше доказательств, меньше публичности и выше вероятность того, что на суде не будет сюрпризов. Возможно, следователь Каменко и не слишком задавался этими вопросами, а попросту выполнил распоряжение начальства.
Прокуратура города тем временем аккуратно – «в установленные законом сроки» – отвечала на письма. Так, ответ на «письмо докторов наук», подписанный начальником отдела по надзору за следствием В.Н. Тульчинской, был направлен 26 февраля матери обвиняемого:
Письмо группы профессоров, докторов филологических наук, в том числе Егорова, Гинзбург и др. (обратный адрес указан Ваш), с просьбой изменить Азадовскому К.М. меру пресечения до момента судебного разбирательства, поступившее в прокуратуру Ленинграда 11.02.1981 года, рассмотрено.
Сообщаю, что в ходе предварительного следствия оснований для изменения меры пресечения Вашему сыну Азадовскому К.М. не имелось. В настоящее время уголовное дело в отношении Азадовского К. М. закончено и направлено для рассмотрения в Куйбышевский районный народный суд.
Все эти письма оказались впоследствии на Западе и, появившись в «Материалах Самиздата», получили огласку. Встает вопрос: сильно ли рисковали люди, подавшие свой голос в защиту, а главное, непосредственно занимавшиеся написанием писем и сбором подписей?
Виктор Топоров, наблюдатель и первое время участник тех событий, позднее рассказал о том, как это происходило:
В деле Азадовского с самого начала была какая-то странность, граничащая с абсурдом. КГБ несомненно приложил руку к этой истории, но было ли это продуманной операцией или всего лишь частной инициативой одного из штатных сотрудников, имеющей личную подоплеку?..
Компания, в которую мы оба входили, была безобидна даже по сравнению с сопредельными и периферийными. Там был самиздат, «эмнести», сборники «Память» и «Хроника текущих событий», – а у нас Костин «Филька» (Рильке), Лаврушкин (и гречишкинский) Андрей Белый, мои переводы и эпиграммы…
…Нас словно бы не замечали – а значит, замечать не хотели. Штаб «борцов за Азадовского» расположился по адресу: Апраксин переулок, 19/21, где на втором этаже с соседями-матерщинниками жили мы с матерью, а прямо над нами – на третьем – Кама Гинкас с Гетой Яновской. (Через площадку от меня жила Светлана Крючкова, но она к этой истории отношения не имеет…)
![Георгий Дружинин - Нестандартные версии истории[СИ]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
