Иван Колышкин - В глубинах полярных морей
— Есть, — с удовлетворением отвечает командир.
Вскоре на наше донесение пришел ответ командующего флотом. Он разрешил нам продолжить поход, но предупредил, чтобы мы внимательнее следили за магнитным компасом, были осторожны, не заходили в неприятельские фиорды, а в случае каких-либо осложнений немедленно возвращались назад. Такой ответ нас вполне устраивал.
На третий день, когда мы стали приближаться к норвежскому берегу, у нас вышли из строя носовые горизонтальные рули. Скверно, конечно, но терпимо. Главные рули — кормовые. А они-то действуют надежно.
Магнитный компас во время зарядки батарей, как говорится, показывает погоду. С ним действительно надо быть очень осторожным. Понадеялись мы на него и решили подойти поближе к берегу, полагая, что в запасе у нас миль пять. Кругом туман. Ничего не видно. Только повернули к береговой черте, туман рассеялся, и мы увидели, что до нее полторы-две мили. Так недолго и на банку выскочить! Что ж, это для нас лишнее напоминание, призыв к осмотрительности.
Первая встреча с противником произошла 28 ноября. День, если так можно назвать дневные часы заполярной зимы, выдался сырой и хмурый: морось сменялась туманом, туман — моросью. Неожиданно на выходе из фиорда мы увидели транспорт водоизмещением тысяч пять тонн. Он шел в охранении двух тральщиков. Тралы у
[71]
них, вероятно, были поставлены, что-то уж очень медленно двигался конвой.
— Ну, командир, действуй! — уступил я место у перископа Бибееву. Михаил Алексеевич взялся за дело уверенно и спокойно, так, словно всю жизнь только и занимался тем, что топил океанские транспорты. Атака шла как по нотам. С шести кабельтовых, когда часы показывали ровно 14.00, он выпустил три торпеды.
… Но тут лодка начала проваливаться и задержалась лишь на глубине семьдесят метров — это Челюбеев, следуя принципу «лучше перебрать, чем недобрать», принял лишку воды в уравнительную цистерну. И верно, было бы хуже, если б мы показали над водой свою рубку. Но возможности наблюдать, как чувствует себя атакованный транспорт, мы были лишены. Взрыв послышался очень сильный. Но только один. Значит, попали одной торпедой. Хватит ли ее, чтобы прикончить судно?
Когда мы всплыли на перископную глубину, то из-за тумана ничего не увидели. А жаль. Может быть, транспорт только подорван, но еще продолжает жить. Правда, шум его винтов, как доложил акустик, прекратился. Это все-таки утешительно.
После атаки погрузились на глубину сорок метров и направились заряжать батареи. Я прошел в носовой отсек. Там под руководством командира БЧ-2–3 Донецкого торпедисты готовят свое грозное хозяйство: освободившиеся после атаки аппараты должны быть снова заряжены. Боевые зарядные отделения торпед лоснятся буро-рыжей смазкой. Старшина 2-й статьи Заборихин и старший краснофлотец Кирилюк выводят по ней слова: «За Родину», «За Киев», «За Минск».
Делать такие надписи уже вошло в обычай. На лодке служат люди из многих городов и республик. Сдача почти каждого города у кого-нибудь да отдается горячей, особенно острой болью в сердце — где-то там остались родные, близкие, друзья. Наша война совсем не похожа на ту, что ведется на суше. Мы не видим черных, пылающих городов и сел, горьких пепелищ, рыдающих детей и женщин. Но едкий дым пожарищ проникает и сюда, под воду, и щиплет нам глаза. Буйные ветры, проносясь над Россией, доносят и до нас седой пепел. Он стучит в наши сердца, взывая к отмщению.
[72]
И матросы пишут на торпедах названия городов, на время отданных врагу, за которые они хотят мстить. Много еще придется выпустить таких торпед…
Без особых событий проплавали мы до праздника — 5 декабря. Погода с утра была хорошей. Волна — три-четыре балла. На такой волне противнику нелегко заметить перископ, а нам она не мешает. Видимость переменная. Временами налетают снежные заряды.
— Может быть, подойти поближе к фиорду? — предлагает Бибеев. — Или даже заглянуть туда? Радиоразведка донесла, что сегодня через нашу позицию должен пройти конвой. Только вот в какие часы?
— Радиоразведка работает довольно точно, — соглашаюсь я. — Погодка такая, что вряд ли конвой будет отстаиваться в гавани. Значит, в течение дня где-нибудь тут и протопает. Надо только терпения набраться и следить повнимательнее. Это вы правильно предложили — ждать его у фиорда, на повороте. Место надежное. А если видимость позволит, то и в фиорд сумеем заползти. Осматриваться, правда, придется чаще. Но волна с моря идет, она перископ хорошо прикроет.
И мы двинулись к фиорду.
Распорядок дня в походе, если нет никаких происшествий, выдерживается точно. В 12 часов заступивший на вахту Каутский объявил: «Команде обедать!» И мы уселись в кают-компании за праздничный стол, о чем и было сообщено в начале этого рассказа.
Вот и опрокинуты стопки. С аппетитом съедена селедка, в которой мы в походах не испытывали недостатка. На этот раз, по случаю праздника, она приготовлена так, что слюнки текут. Звякает о тарелки чумичка, как именуют на флоте разливательную ложку. Кто-то высказывает одобрительные замечания о кондиции борща. Но тут Каутский — добрый вестник праздничного обеда — с совершенно иными интонациями провозгласил:
— Боевая тревога!
Все повскакали с мест. С какой-то особой отчетливостью запечатлелись у меня в памяти возбужденные лица Челюбеева, Березина. Да и у всех в лодке сейчас сходные мысли и чувства: Каутский преподнес нам самый лучший из возможных подарков. Это же очень радостно: открылась еще одна возможность увеличить боевой счет! И каждому не терпится делать все от него зависящее,
[73]
чтобы корабль искусно и неотвратимо вышел в торпедную атаку.
Когда Бибеев вбежал в центральный пост, Каутский уже лег на курс сближения с противником. Там, впереди, огибая мыс, шли два транспорта в охранении небольшого миноносца типа «Слейпнер», державшегося несколько впереди и мористее. Пролетавшие полосами снежные заряды не очень мешали командиру. И поначалу маневрирование шло без каких-либо помех. Но вдруг в окуляре перископа возник стремительно идущий сторожевик, который, как оказалось, не был обнаружен сразу; вместе с остальными кораблями. Как и миноносец, он шел мористее транспортов и мешал нам. Пришлось подныривать под него. И Бибеев, и все, к кому относились его команды, справились с этим отлично. Сторожевик прошел над нами. Теперь никто не мешал нашему маневрированию, и Михаил Алексеевич, выведя лодку в точку залпа, выпустил четыре торпеды по тому из транспортов, что был больше — этак тысяч на десять тонн.
После залпа мы решили уклониться в сторону берега. Ведь если корабли охранения захотят искать нас для атаки, то обратятся скорее всего в сторону моря.
Через пятьдесят секунд мы услышали взрыв, а еще через восемь секунд — другой. Две минуты спустя мы подняли перископ и увидели, что сторожевой корабль бросился в противоположную от нас сторону и находится на значительном расстоянии. Глянули в направлении транспорта и сквозь редкий снег заметили около него миноносец. Но тут снежный заряд ударил в полную силу, и в перископ не стало видно ничего, кроме белесой мути.
Мы продолжали маневрировать близ места атаки, у входа в фиорд. Здесь было спокойно, искали нас в другом месте. К тому же нас не покидала надежда увидеть дело рук своих. Снежный заряд разошелся не на шутку. Лишь через сорок минут он начал редеть. И тогда на месте, где должен был находиться транспорт, моим глазам открылся странный предмет, похожий не то на ящик, не то на чемодан. Без сомнения, это было судно, очертания которого искажались из-за стремительно летящего снега.
Постепенно прояснялось настолько, что распознать атакованный транспорт не составляло никакого труда. Он был один и тонул явно, но очень медленно. Нос его
[74]
уже довольно глубоко погрузился в воду, а корма задралась вверх.
Обстановка была спокойной, и мы разрешили всем. кто находился в центральном посту, по очереди посмотреть в перископ на агонизирующее судно. Окончательно затонуло оно на глазах у рулевого Чернокнижного.
Тонул транспорт долго — в общей сложности пятьдесят четыре минуты. Что он вез горным егерям Дитла? Боеприпасы, одежду, продовольствие? Во всяком случае, ущерб гитлеровцам нанесен немалый. Такой величины судно по своей вместимости равноценно почти десяти железнодорожным составам.
Погрузившись на сорок метров, лодка легла на курс отхода от места атаки. Каутский бодрым голосом возвестил:
— Отбой боевой тревоги! Готовность номер два, второй смене заступить на вахту! Команде обедать!
Через пять минут все мы в чудесном настроении приступили к прерванному обеду. Сегодняшний праздник для нас был двойным.
После обеда взялись за перезарядку торпед. Ко мне подошел мичман Бибиков — редактор боевого листка:
