Борис Яроцкий - На всех фронтах
Первым, кого он увидел, раскрыв глаза, был майор Разрядов. В длинном халате, в бинтах, бледный, но веселый.
— Ну как после капитального ремонта?
— Живу!
— Еще бы! Тебя ремонтировал сам профессор Оглоблин.
— Какой профессор?
— Которого ты обзывал всячески.
— Что ж он не признался, что профессор?
Разрядов с иронией покачал головой:
— Тут одна медсестра говорила: такой симпатичный интеллигентный майор, а ругается как сапожник.
— Нехорошо получилось, — согласился Гудзь. — Впрочем, женщин в операционной не было.
— Они тебя держали за руки.
— Да ну?!
При первом же обходе Гудзь извинился перед профессором.
— Вообще-то я, товарищ профессор, не ругаюсь. Простите, что так получилось.
Извинение фронтовика профессора не заботило. Он радовался, что раны заживают. Ведь пришлось чистить всю грудную клетку. Столько инородных предметов, как выразился профессор, не видел даже он, вернувший в строй тысячи больных и раненых.
Вскоре майор и профессор, несмотря на значительную разницу в возрасте, крепко подружились. Выздоравливающий торопил своего нового друга: он мечтал снова попасть на фронт, но он знал, что с такими ранениями в строй вернуться немыслимо.
И все же именно профессор Оглоблин вселил ему веру в полное выздоровление.
— Знаю, где твои, Паша, мысли, — говорил профессор. — Поэтому теперь тебе может помочь только спорт.
Профессор Оглоблин направил майора Гудзя на лечение в Москву. После медицинской комиссии там его вызвали в отдел кадров, предложили службу в учебном центре по подготовке танкистов.
— Я прошу послать меня на фронт, — стоял на своем Гудзь.
В конце концов он добился назначения в армию, которой командовал генерал Чуйков. На радостях майор Гудзь послал письмо профессору Оглоблину. Он писал:
«Раны зажили, как в сказке. Впереди фронт. Но свою новую танковую кожанку, надеюсь, больше не испорчу».
Он представил, как, читая эти строчки, профессор улыбнется, вспомнит свою любимую поговорку: «Бог предполагает, врач располагает».
Начиналась осень сорок третьего года. Наши войска выходили к Днепру.
СНАЧАЛА ВЫСТОЙ…
У Днепра в полку оказалось людей меньше, чем в штатной роте. Не осталось никого, кто ни разу не побывал в госпитале. Танкисты забыли, когда последний раз спали под крышей, в домашнем уюте. Только загрузился боеприпасами — команда: «Вперед!» Полк выполнял боевые задачи, обходясь пятью машинами.
Чем ближе к Запорожью, тем упорнее сопротивлялись фашисты. Наши штурмовики буквально выжигали немецкие траншеи. Артиллерия перепахивала доты и дзоты. А поднимется пехота в атаку — навстречу кинжальный пулеметный огонь. Его принимали на себя КВ, ведя к Днепру пехотинцев. Каждая траншея бралась гусеницами и штыками.
Однажды в минуты затишья (наша авиация бомбила немецкие окопы), заправляя машины горючим, подполковник Гудзь сквозь разрывы дыма увидел разрушенные дома, догадался — это Запорожье. Правее, словно отгораживая воду, лежала плотина мертвой электростанции. Плотина представляла собой серую бесформенную груду развалин. Из воды выступали камни — знаменитые днепровские пороги.
До плотины ГЭС оставалось километра два. По ней нужно было проскочить на правый берег.
Пехотинцы, выкуривавшие немцев из «лисьих нор» — углублений, куда не доставали бомбы и снаряды, — передали: «За стенами зданий «тигры». Сколько их — не знали.
Подполковник Гудзь прикинул: если пехота бросится на мост, ее в упор расстреляют. Немцы выбрали весьма выгодную позицию: с фронта прикрыты железобетонными развалинами, с фланга — Днепром.
Не знал тогда исполняющий обязанности командира полка, что плотина заминирована, в ее теле своего часа ждали десятки тонн взрывчатки.
Решение пришло само собой — уничтожить танковую засаду. Но как прорваться к берегу? Карта ничего не дала. Там, где значился поселок, дымило пепелище, там, где подступала к воде дубовая роща, от деревьев даже пней не осталось. Окопы. Окопы. Окопы. И всюду извергающие огонь амбразуры дотов.
После короткой рекогносцировки маршрут был найден. Пройти глубоким оврагом. Благо в Приднепровье наступила золотая осень, глинистые склоны и даже дно оврага по крепости не уступали застывшему бетону.
Два КВ — в одном находился подполковник Гудзь — спустились в овраг, два стали прикрывать их продвижение по дну оврага, стараясь вызвать огонь противника на себя. Одну машину командир оставил в резерве.
«Тигры» молчали, себя не обнаруживали. Из-за Днепра била немецкая артиллерия. Осколки снарядов крушили броню. Пыль и дым ослепляли танкистов. Но упустить выход «тигров» из засады было никак нельзя.
Уже через полчаса огнем артиллерии были подбиты оба КВ, стоявшие над оврагом. Для врага это был сигнал. Навстречу нашей пехоте выползали «тигры». Их было два. Но из оврага, откуда они, видимо, не ожидали, ударили танковые пушки. «Тигры» вспыхнули.
Теперь вперед! Танк командира полка понесся к плотине, давая возможность нашей пехоте пробиться к Днепру. И тут машину потряс огромной силы удар. Снаряд угодил в борт, пробил броню, пламя окатило людей…
Когда подполковник Гудзь пришел в себя, почувствовал острый запах окалины. Подполковник хотел было поправить шлем, но левая рука не слушалась. Кость ниже локтя была перебита, матово белела из-под рваной мышцы. Рукав комбинезона отяжелел, намок. Гудзь окликнул наводчика — тот не отозвался. Дотянулся до него здоровой рукой, тряхнул за плечо, и тут же отдернул руку. Убитыми оказались также стрелок-радист и заряжающий.
Механик-водитель был жив. Его только сильно оглушило. Он пытался завести двигатель, чтобы отойти в укрытие, но это ему не удалось. По счастливой случайности ни один осколок не угодил в боеприпасы.
— Товарищ подполковник, вы ранены?
— Левая рука… — Гудзь шевельнул плечом — пронизывающая боль током ударила в голову.
— Включай рацию…
Механик-водитель перебрался в боевое отделение, перевязал командира, наложил ему на левую руку жгут. Принялся колдовать над рацией, но быстро понял — дело безнадежное.
Подполковник с большим усилием перебрался на место наводчика. Шлемофоном уперся в налобник. Телескопический шарнирный прицел давал возможность видеть, что делалось впереди.
В поле зрения был берег, усеянный убитыми и ранеными. Это наши пехотинцы наскочили на огонь вражеских танковых пулеметов. Откуда те били, Гудзь не видел: мешали развалины.
Тревожила мысль: где резервный КВ? Послать механика-водителя на поиск — из танка не выйти. Танк подбит, но не загорелся, и немцы то и дело поливают его пулеметными очередями. Связь не действует. Надо ждать темноты. А до вечера еще часа четыре. Сквозь пробоину в танк заглядывало солнце, в луче дым казался густым, как солидол.
Подполковник попробовал вращать маховичок поворота башни, ствол пушки мягко отъехал в сторону, и тут открылось неожиданное. Из-за каменного утеса выползали еще два «тигра». Подминая под себя тела убитых и раненых, они двигались наперерез нашей пехоте, бежавшей по дну оврага.
— Танки слева! — скомандовал себе подполковник. И механику-водителю: — Бронебойным! Заряжай!
Но стоило шевельнуться, как осколки перебитой кости впивались в мышцы. Боль туманила сознание. В поле зрения «тигры» расплывались, двоились.
— Нож!
Механик-водитель вынул финку.
— Отрезай… Руку отрезай!
— Живую?.. Не смогу, товарищ подполковник.
А танки все ближе, ближе. Сейчас они будут нашу пехоту давить гусеницами. — Приказываю… Отрезай!
— Лучше расстреляйте.
— Нож!.. — упрямо повторяет командир.
Трясущимися руками механик-водитель передал финку, и подполковник, упираясь локтем в сиденье, перерезал сухожилие… Механик-водитель помог ему перетянуть обрубок руки сыромятным ремешком.
Теперь все внимание «тиграм». Вот передний подставил под прицел левый борт. Подполковник нажимает педаль спуска. Танк вздрагивает. «Тигр», охваченный пламенем, замирает на песчаной отмели.
— Заряжай!
Щелкает клин затвора. Второй «тигр» успевает развернуть пушку. Подполковник видит черный кружок ствола, словно нацеленный в сердце. «Тигр» и КВ выстрелили одновременно. Удар по броне — подполковник сполз с сиденья и потерял сознание.
Очнулся уже вечером. Бой шел где-то рядом. Подполковник лежал около танка, в воронке от авиабомбы. Рядом с автоматом в руках сидел механик-водитель. Увидев пришедшего в себя командира, обрадованно доложил:
— А второго вы тоже подбили…
— Рука… Где?..
— В танке.
— Достань. Похороним.
Механик-водитель выдолбил финкой ровик. Подполковник взял мертвую руку, поцеловал запястье, бережно положил на дно ровика.
