Равиль Бикбаев - 56-я ОДШБ уходит в горы. Боевой формуляр в/ч 44585
– Парадки[17], знаки, береты, что есть? Давайте, ребята, делитесь, а то у нас нет ни хрена!
Мы прибыли к новому месту службы на транспортных вертолетах, высадились, были приведены к штабу бригады и испуганной отарой сгрудились возле штабных палаток. Нас почти сразу окружила толпа полуголых загорелых парней в истерзанном обмундировании. Ноябрь, но так тепло в Литве даже в июле не было.
– Эй, – окликнул меня дочерна загоревший невысокий герой-десантник. Одет он в застиранную, выцветшую маечку-тельняшку и драные штаны, обут в потертые рваные кроссовки. Но на запястье левой руки у него красовались хромированные дорогие японские часики.
– У тебя что есть? – весело улыбаясь, спросил он и ощупал взглядом мой пустой РД. Я сокрушенно пожал плечами, а воин чуть повысил голос: – Да не жмись ты! Вам парадное барахло здесь не понадобится, а до дембеля тебе как до Вашингтона раком…
У меня, кроме надетого на мне х/б, головного убора «пилотки» и потертых кирзовых сапог, не было ничего. В учебке нас перед выпуском, конечно, обмундировали, в соответствии с нормами вещевого довольствия. Но по дороге в Афган пил я, что называется, беспросыпно. Только не думайте, что от страха, нет, исключительно из озорства. Глоток вина или водки был глотком свободы, дерзким вызовом армейским уставам, а свободу я любил, а вот армейскую дисциплину – нет. Когда кончились деньги, а войсковое имущество в Чирчике, где мы десять суток ждали отправки в Афган, было расхищено, обменяно на вино, пропито, то есть уже нечего было реквизировать, а пить все еще хотелось, то многие из нас, и я одним из первых, бросили в решительную схватку с алкоголем свой последний резерв – личное обмундирование. Кроме того, что было на нас надето, все пропили. Да! По дороге в Афган мы поддержали легенду о советском десанте: «Все может быть, все может быть… Но чтоб десантник бросил пить?! Да этого не может быть!!!» В Афган я прибыл гол как сокол. И, надо сказать, далеко не один такой был.
Коротко я объяснил ситуацию интернациональному полуголому оборванцу. Он тяжело вздохнул:
– На вас только надежда и была, – с горечью поведал он. – Вот нам в чем домой ехать на дембель? Видал, в чем мы ходим? – Он бросил взгляд на свои рваные штаны. —
Ладно, прорвемся! Ты сам-то откуда родом?
Я сказал, где такой уродился. Город свой я люблю, им горжусь, но если бы пришлось выбирать, то постарался бы здесь не родиться.
– Земляк!!! – обрадовано заорал мой собеседник и, сильно хлопнув меня по плечу, представился: – Меня Колек Калении зовут, – и стал расспрашивать.
Нашлись общие знакомые, замелькали в воспоминаниях родные улицы, винные магазины, пивнушки, танцплощадки.
– Просись к нам в роту, – посоветовал мне земеля.
– Это уж куда пошлют, – с унылым фатализмом ответил я.
– Куда пошлют? – насмешливо передразнил меня земляк и сурово добавил: – А если тебя пошлют на х…?! Ты пойдешь?! Сейчас все устрою, а ты, шнурок, учись!
Земеля в рваных штанах подошел к штабному офицеру, что ведал нашим распределением, переговорил с ним, снял и передал ему свои часы. Все, круг моей военной судьбы замкнулся, я попал во вторую роту первого парашютно-десантного батальона.
Батальон наш располагался в ста метрах от штаба, нас, выпускников из учебки, туда попало тридцать человек.
Вечером, как только разместились в больших ротных палатках, земеля отозвал меня в сторону.
– Пошли, я тебя с остальными нашими земляками познакомлю, – предложил он и повел в блиндаж, что был вырыт и оборудован для несения службы в боевом охранении. На позициях, так мы это тогда называли.
В блиндаже собрались мои загорелые земляки в рваном обмундировании, и не только собрались, но притащили браги, технического авиационного спирта, на закусь была тушенка и черный хлеб. Пир! Ей-богу, по военным временам настоящий пир! Выпили! Эх, родимая! Хорошо пошла! Мне сразу понравилась бригада, с первой кружки мутной браги она для меня родной стала.
Быстро иссяк скудный родник моих воспоминаний о малой родине, моих собутыльников – оборванцев-десантников-ветеранов-интернационалистов – в основном интересовали последние тенденции женской моды. Я рассказал все, что знал. Дальше опытные воины стали передавать свой бесценный боевой опыт молодому товарищу. Меня стали учить, как жить и служить в родименькой части.
– Ты, главное, не вые…ся, – учил меня «дед» Коля, то есть, в переводе на язык общечеловеческих ценностей, «веди себя достойно».
– И не суй свой нос туда, куда собака свой х… не совала, – опорожнив кружку с брагой, рекомендовал Цукер, перевожу: «будь осторожен и внимателен и не лезь туда, куда тебя не посылают».
– И тогда еще не раз на гражданке гражданок будешь е…, – обнадеживал сержант из роты связи Серега Глинин, перевожу: «благополучно вернешься домой».
Вот такие советы я получил от земляков, если все суммировать. Забегая вперед, скажу, я им последовал, именно поэтому, кроме всего прочего, имею возможность вам обо всем рассказать.
Льется бражка, технический спирт я тогда еще пить опасался, и, добре выпив, ударились ребята в воспоминания о былом. Привожу их рассказы, как запомнил, в переводе с военно-матерного языка на литературный. Возможно, есть и неточности, но это были рядовые солдаты, а не генштабисты.
Бригаду нашу сформировали осенью 1979 года на базе воздушно-десантного полка, который базировался в Чирчике и входил в состав Ферганской воздушно-десантной дивизии. Наш округ[18] самый залетный в Союзе был. Всех офицеров-раздолбаев сюда служить отправляли. А тут новая часть формируется, новые штаты, вот нам из самых-самых раздолбаев военные кадровики отобрали законченных обалдуев и в новую бригаду сплавили. А пополнение в часть пришло, призыв осени – октябрь-ноябрь 1979 года. Слезы, а не солдаты, пацаны. Их еще службе учить и учить. Одно слово – дети, или, как у нас говорили, шнурки. Только-только неполную сборку-разборку автомата усвоили, на стрельбище пару раз сбегали, на строевой помучились, как в последних числах декабря приказ: «Выступить в Термез[19], быть в полной боевой готовности». Оружие, боеприпасы, сухие пайки раздали, в десантуру[20] одели и вперед. Сначала думали: учения, матерились почем зря солдаты и офицеры, Новый год на носу, а тут горюй в поле. Сухпайки сожрали, сами замерзли во чистом поле, товарищи офицеры и дембеля всю наличную алкогольную продукцию у местного населения скупили и выжрали.
Здравствуй, жопа, Новый год! «Тили-тили, трали-вали… по просьбе афганского правительства… ввести наши части… для оказания интернациональной помощи братскому народу…» Вот такой приказ, значит, в первых числах января 1980 года получили.
Вот мы и поперли оказывать братскую помощь дружественному афганскому народу.
Батальон наш первый, он же единственный в бригаде парашютно-десантный, остальные десантно-штурмовые, они – на технику, мы – на вертолеты. Десантировались прямо на аэродром, вокруг чисто поле, сопротивления не было, потерь нет. Как нож в масло вошли, нет, не так – как в говно вляпались. Вляпались буквально, аэродром на глиняном плато расположен, зима, снег с дождем, глину развезло, а нам приказ: «Занять оборону. Приступить к оборудованию места дислокации». Как? Из строительной техники только малые саперные лопатки. Да как хотите! Вы же десантники, вот и покажите, на что способны. Через пару дней остальные батальоны, батареи и прочие средства усиления бригады подошли.
Не воинская часть – табор, нет, хуже. Боевая техника БМД[21], БРДМ[22], грузовые машины, полевые кухни, минометы, станковые противотанковые гранатометы, зенитная батарея. Все брошено, все под снегом и дождем на пронизывающем ветру. Между техникой голодные замерзшие солдаты, как одурелые, бродят, большинство всего-то третьего месяца службы, офицеры матерятся, порядок хотят навести. Да какой тут порядок, если они своих солдат толком и не знают, да и сами мечутся, как щенки беспомощные. Жрать нечего, спать негде, вода и то привозная. Воюйте, ребята! Палатка полевая рассчитана на четверых, ни черта, мы туда весь взвод впихнем, теплее будет. Печка чугунная, «буржуйка», модель образца 1917 года, а топлива нет. Полевая кухня есть, а продукты когда будут? А кто его знает! Сухие пайки жрите! Как это – закончились? По плану вам их еще на две недели должно хватить, ничего не знаем, выкручивайтесь, как хотите.
Жили, как в песне. Только уж больно хреновой эта песенка была. Что там такое поется? «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью!» Вперед, товарищи десантники, делать сказку суровой военной реальностью! Сказано – сделано! У кого взять? Где взять? Ясное дело, пусть местное население нам тоже братскую помощь окажет. Ах, они не хотят?! Родной ты мой! Так кто же их спрашивать-то будет? Взять! Кто выступать начнет, с тем, как говорится, «поступать по законам военного времени». Вот в таких обстоятельствах афганцы с пламенными интернационалистами знакомство свели. Так был заложен прочный фундамент дружбы между афганским народом и нашей армией.
