Федор Раззаков - Скандалы советской эпохи
Сизов выслушал меня и стал успокаивать.
– Ладно, – говорит. – Не горячись.
Он на «ты» со всеми разговаривал. И заказал просмотр материала (просмотр состоялся 15 октября сразу после съемок, где опять снимали музыкальные номера. – Ф. Р.). Снова весь худсовет собрал. Все сели. Ташкова не было. Пошел просмотр. Я к просмотру музыку подложил, смонтировал куски. Нервничал страшно. Помню: закончилась последняя часть, и в просмотровом зале включился свет.
Сизов повернулся ко всем и спрашивает:
– У вас есть претензии к этому материалу?
Главный редактор переглянулась с присутствующими и говорит:
– Да, вот на худсовете…
Она ко мне, кстати, хорошо относилась…
Сизов и не ждал ответа, он продолжил:
– Это блестящий материал! «Мосфильм» будет еще гордиться этим фильмом.
Последняя его фраза была такая:
– Не трогать режиссера до конца съемок! Пусть делает что хочет.
И с этими словами он поднялся и ушел.
Я из зала вышел царем, и до конца фильма меня больше никто не потревожил. У Сизова, которого называли «слесарем», хватило такта и таланта не вмешиваться во все последующие этапы работы над этим фильмом…»
Урезанный певец
(Валерий Леонтьев)
Популярный ныне певец Валерий Леонтьев встретил наступление 1980 года в Москве. Он ждал его с особенным волнением, поскольку именно в эту новогоднюю ночь в «Голубом огоньке» он должен был впервые «засветиться» по «ящику» с песней Давида Тухманова «Песня диск-жокея». Артист не знал, что его номер оказался брошенным в корзину безжалостной рукой высокого теленачальника. Где-то за несколько часов до наступления Нового года этот телебосс сел смотреть смонтированный «Огонек» и больше всего возмутился номером Леонтьева. «О ком он поет? – всплеснул руками начальник. – Что это за диск-жокей такой? Мы что, лошади? Немедленно убрать!» И песню Леонтьева вырезали. Кстати, единственную в том «Огоньке». Ведущими этого выпуска были популярные дикторы ЦТ: Валентина Леонтьева, Анна Шилова и Игорь Кириллов, а в числе гостей присутствовали: строитель Николай Злобин, шахматист Анатолий Карпов, космонавт Георгий Гречко и другие знатные люди страны. Среди артистов значились: Муслим Магомаев, Олег Попов, Аркадий Райкин, Алла Пугачева, София Ротару, Эдита Пьеха, Нани Брегвадзе, Геннадий Хазанов, рок-группа «Аракс», ансамбль «Апельсин», композитор Раймонд Паулс и др.
Леонтьев о произошедших изменениях ничего не знал, поэтому ждал начала «Огонька» как манны небесной. Он тогда вместе со своим коллективом жил в гостинице «Бухарест», и в планах музыкантов было встретить Новый год вместе. Но Леонтьев пребывал в таком волнении, что отказался участвовать в общем застолье и закрылся в своем номере, чтобы, не дай бог, не пропустить свое выступление. Увы, ничего-то он так и не дождался. И был разбит, подавлен, как никогда до этого.
Почему артист отказался от роли
(Олег Борисов)
В конце сентября 1979 года кинорежиссер Александр Зархи приступил на «Мосфильме» к съемкам фильма «Двадцать шесть дней из жизни Достоевского». На роль великого русского писателя был утвержден Олег Борисов. Однако съемки ленты только начались, а между режиссером и исполнителем главной роли начались серьезные трения. Актер и режиссер по-разному видят главного героя, не могут сойтись во взглядах и на всю концепцию фильма. Вот как эти события описывал сам О. Борисов:
«Во время съемки Зархи попросил меня два раза подпрыгнуть на одной ноге. „Зачем?“ – спросил я. „Если не понравится – вырежем!“ – ответил Зархи. „Стоп! Могу ли я узнать, Александр Григорьевич, о чем играем сцену?“ Он после некоторого замешательства начал пересказывать сюжет: „Раздается звоночек. Робкий такой. Приходит к Достоевскому Анечка Сниткина. Он идет открывать и, радостный, подпрыгивает“. – „Александр Григорьевич, вы меня не поняли. Сцена о чем? Сценарий я читал“. Снова пауза, во время которой он надувается: „Я же говорю, раздается звоночек. Робкий такой…“ Я не дослушиваю и спокойно объявляю, что ухожу с картины. „Я с вами не о концепции спорю – ее у вас нет, – а об элементарных профессиональных вещах. Я не знаю, что я играю, что делаю. Для подпрыгиваний у меня нет оснований“. Резко хватает меня за руку: „Умоляю, не погубите! Я стар, и будет большая беда, если вы уйдете“. Стараюсь выдернуть руку, а он – на колени. Я, конечно, этого не ожидал. Руку не отпускает. Плачет: „Я с колен не встану, пока вы не дадите слово, что завтра будете сниматься!“ – „Хорошо, я буду сниматься, только отпустите руку“.
Вечером к нам в номер пришел Алик Григорович. Рассказывал, как Зархи после сцены со мной отвел его в сторону и, смеясь, ужасно довольный, поделился с ним: «Я все уладил! Вы же видели!.. Борисов будет сниматься! Это я специально припадок разыграл». – «Знаю, – холодно ответил ему Григорович, – только не понимаю, что вам за радость так унижаться?» – «Разве это унижение? Для меня это – раз плюнуть! Если б вы знали, мой милый, сколько раз в жизни мне приходилось на колени вставать! На каждой картине!»
Между тем с каждым съемочным днем конфликт режиссера и актера только усугублялся. В самом начале октября снимали эпизод, где Достоевский стоит у иконы. Зархи попросил Борисова «расстрелять взглядом» образ: мол, вы ненавидете то, что висит там в углу! Эта икона принесла столько страданий! Но Борисов возразил: «Мы же со спины снимаем, не все ли равно, „расстреляю“ я ее или нет?» Но режиссер замахал руками: «Никаких со спины! Мне надоели ваши тени!..» Тут в спор вмешался оператор фильма Григорович, который бросился объяснять режиссеру, что наезды со спины будут происходить по ходу всего фильма и надо их держаться и дальше.
Слушая их перепалку, Борисов вновь стал склоняться к выводу, что в этом фильме он сниматься не будет. Об этом он в тот же день сказал своей жене в гостиничном номере (Борисовы постоянно проживали в Ленинграде). Но жена уговорила мужа не торопить события. Тогда было решено отсрочить уход: Борисов согласился съездить на съемки в Чехословакию (были уже заказаны билеты туда), а по возвращении в Москву объявить о своем выходе из проекта. Когда это случилось, грянул грандиозный скандал. Ведь примерно треть фильма была уже снята. Однако несмотря на все уговоры, Борисов в картину так и не вернулся. В конце января 1980 года он имел последний разговор с директором «Мосфильма» Николаем Сизовым. Вот как об этом вспоминал сам актер:
«Меня предупредили, что Сизов не будет упрашивать, становиться на колени. Разговор был жестким. Я знал, что не все в руководстве „Мосфильма“ занимают сторону Зархи, однако убедить в своей правоте мне вряд ли дадут возможность.
Войдя в приемную директора, я почти не волновался – ведь решение наверняка уже принято, и этот разговор – чистейшая формальность.
Сизов: Здравствуйте, Олег Иванович! К сожалению, повод не из приятных… да-да… Я прочитал ваше заявленьице… Вы приняли окончательное решение?
Я: Окончательное.
Сизов: Уговаривать не будем – не тот вы человек, но наказать придется…
Я: Наказать меня??
Сизов: Почему вы так удивлены? Вы ведь сами согласились у него сниматься?
Я: Это была ошибка. Фигура Федора Михайловича так притягивала…
Сизов: Мы приняли решение отстранить вас от работы на «Мосфильме» сроком на два года.
Я: В других странах продюсер бы занял сторону актера…
Сизов: В нашей стране нет продюсеров, а есть режиссер – Герой Социалистического Труда, основоположник социалистического реализма, член разных коллегий… Олег Иванович, это вынужденная мера и, поверьте, не самая жесткая. Александр Григорьевич такой человек, что…
Я: Я знаю. Только еще раз подумайте, что в нашем кино навечно останется опереточный Достоевский.
Сизов: От ошибок никто не застрахован…
Разговор длился минуты три-четыре. Я чувствовал себя постаревшим Чацким, готовым выкрикнуть: «Вон из Москвы! Сюда я больше не ездок!» Моя «Софья» – Женечка Симонова (она играла в фильме роль жены Достоевского. – Ф. Р.) – хотела совершить такой же поступок – уйти с картины, но я, как мне кажется, отговорил ее: «Тебе нельзя этого делать. Перетерпи. Тебя больнее накажут». И еще с сожалением подумал, что горе мое – не от большого ума, а от недомыслия – совершенно непозволительного в моем возрасте. За это и наказан…»
Нового исполнителя роли Достоевского Зархи нашел быстро – им стал Анатолий Солоницын. Причем сниматься в этом фильме он тоже особо не хотел, но ему некуда было деваться. Он недавно переехал из Ленинграда в Москву, поступил в труппу Театра-студии киноактера. За этот переход ему была обещана квартира в столице. Естественно, откажись он от предложения Зархи, то в таком случае ему было не видать квартиры, как своих ушей. Однако несмотря на то, что эта роль актеру фактически была навязана, проходной в его творческой биографии она не стала. На фестивалях в Западном Берлине (1981) и Гуаякиле (1983) фильм был удостоен почетных призов. В 1981 году А. Солоницыну было присвоено звание заслуженного артиста РСФСР. Однако спустя год он скончался от рака.
