Макс Хейстингс - Вторая мировая война. Ад на земле
Весной 1942 г. Гиммлер усовершенствовал план по использованию лагерного труда как для производства оружия, так и для экономической выгоды СС. Однако повальная некомпетентность и коррупция привели к тому, что под маркой СС было произведено мало ценного для рейха товара; наоборот, программа концлагерей расходовала транспорт, человеческие и другие экономические ресурсы Германии. Хотя к работе, в основном примитивной, принуждали миллионы узников, СС никогда серьезно не пытались примирить свое желание выжать из рабов пользу с логической, казалось бы, необходимостью минимально гуманного обращения. Поскольку их главной целью оставалась всеобщая смерть обреченных, лагеря не смогли произвести почти ничего, кроме страшного урожая человеческих волос, золотых зубов и ношеной одежды.
В начале июня 1942 г., во время дальнейших массовых депортаций из области Люблина и Галичины, СС расширило свою политику казни жертв непосредственно по прибытии в лагерные приемники. От концепции переселения евреев на Восток отказались, хотя фиговый листок от нее остался. Лидеры Германии теперь надеялись, что летнее наступление в СССР положит конец войне, а с ней необходимости рабского труда евреев. Правительство Словакии разрешило отправку 50 000 своих граждан в Освенцим. Ввели программу депортации западноевропейских евреев, осуществляемую в сотрудничестве с национальными силами безопасности – нацистской империи не хватало ресурсов, чтобы произвести чистку оккупированных территорий без помощи местных бюрократических и полицейских органов. Среди явно выраженных целей немецкого правительства значилась и эта: превратить как можно больше иностранных режимов в соучастников по уничтожению евреев. И здесь немецкие власти добилось значительного успеха.
Потомков поражает легкость, с которой нацисты нашли так много обычных людей (как гласит заглавие классического труда Кристофера Браунинга), готовых хладнокровно убивать огромные количества невинных, всех возрастов и обоих полов. В то же время в нашем современном опыте есть достаточные свидетельства, что многие готовы убивать по приказу, если уверены, что исполняют желания тех, кто для них является признанным авторитетом. Сотни тысяч русских участвовали в убийствах миллионов своих соотечественников по приказанию Сталина и Берии еще до того, как оформился замысел холокоста. Немецкие генералы, возможно, не убивали мирных жителей, но охотно или даже с восторгом соглашались с тем, что это делают другие.
Послевоенные свидетельства подтверждают, что воплощение в жизнь «окончательного решения» требовало лишь чуточку терпения и тренировки для преодоления колебаний некоторых убийц-новичков. 13 июля 1942 г. 101-й резервный полицейский батальон прибыл эшелоном грузовиков в польскую деревню Йозефов, среди жителей которой насчитывалось 1800 евреев. В основном резервисты среднего возраста из Гамбурга, по прибытии они получили приказ собраться вокруг своего командира, пятидесятитрехлетнего майора Вильгельма Траппа, профессионального полицейского, которого его подразделение ласково называло «папаша Трапп». Срывающимся голосом и со слезами на глазах он сказал им, что перед ними стоит очень неприятная задача, предписанная высшими инстанциями: арестовать всех евреев в деревне, отправить в лагерь мужчин трудоспособного возраста, а остальных убить. Он сказал, что это оправданно участием евреев в партизанском движении, а также в подстрекательстве к американскому бойкоту, причинившему ущерб Германии. Потом он предложил всем, кто чувствует себя не в силах исполнить этот тяжкий долг, отойти в сторону. И действительно, несколько полицейских вышли из строя, а после начала бойни количество «отказников» увеличилось. По крайней мере двадцати из них было разрешено вернуться в казармы.
Однако оставшихся набралось достаточно, чтобы сделать дело: один человек позже вспоминал, что его первая жертва тщетно взывала о милости, ссылаясь на свои боевые заслуги в Первой мировой. Георг Кагелер, тридцатисемилетний портной, убил первую доставшуюся ему порцию достаточно легко, но затем вступил в разговор с матерью и дочерью из Касселя, которые должны были умереть следующими. Он обратился к руководителю своего отряда с просьбой освободить его, и был направлен охранять рыночную площадь, а за него потрудились другие. Еще один из покинувших ряды расстреливающих во время бойни объяснил это тем, что его раздражало отсутствие мастерства у напарника: «Он всегда целился слишком высоко, наносил жертвам ужасные раны. Во многих случаях сносил жертвам целиком затылок, мозги брызгали во все стороны. Я просто не мог больше на это смотреть»52. Один член батальона, Вальтер Циммерман, позже свидетельствовал: «Я не могу припомнить ни одного случая, когда кого-нибудь принуждали продолжать участвовать в экзекуциях, если он заявлял, что больше не может… Всегда находились товарищи, которым было легче расстреливать евреев, чем остальным, поэтому руководители отрядов без труда отбирали стрелков»53.
Кристофер Браунинг рассказывает о том, как в течение последующих недель и месяцев большинство членов 101-го резервного полицейского батальона преодолели первоначальное отвращение и стали закоренелыми убийцами. Разумеется, они подкреплялись алкоголем, чтобы сделать свои обязанности переносимыми, но исполняли их со все возрастающей жестокостью. Лейтенант Хартвиг Гнаде, например, выродился из обычного убийцы в настоящего садиста: во время массового убийства в Ломазах 16 августа, ожидая, пока 1700 евреев выкопают собственную общую могилу, он выбрал двадцать пожилых длиннобородых евреев и заставил их ползать перед ним голышом. Пока они исполняли этот приказ, он заорал своему отряду: «”Где мои унтер-офицеры? У вас все еще нет дубинок?” Унтер-офицеры побежали на опушку леса, принесли себе дубинки, и энергично избили ими евреев»54. К ноябрю 1943 г., когда 101-й батальон завершил свой вклад в холокост, его пятьсот членов убили как минимум 38 000 евреев, а еще 45 000 затолкали в поезда на Треблинку. Браунинг не нашел никаких свидетельств, чтобы к тем, кто отказывался убивать, применялись хоть какие-нибудь санкции: в одном из самых высокообразованных обществ Европы удалось без всякого принуждения найти людей, готовых убивать всех, кого их правители сочли врагами государства.
Когда убийцы обрушивались на еврейские общины, многие верующие взывали о помощи к Всевышнему. Девятнадцатилетний дядя Эфраима Блайхмана был расстрелян польскими жандармами после того, как в его доме было найдено свежее мясо, а его двоюродная сестра Бруха была убита падальщиками, польстившимися на свежий хлеб. Юный Блайхман думал: «Если эта трагедия была Божьей волей, ничего нельзя поделать. Но моя семья… полагалась не на людей, а на Бога, что Он исправит ситуацию. Я не мог ни согласиться с их философией, ни поспорить с ней. Машина пропаганды и постоянные издевательства запугали нас до состояния апатии. [Они] чувствовали, что бессильны». Когда Эфраим услышал, что немецкая депортация неминуема, он убежал в лес, и выжил, скрываясь много месяцев. «Мы делили лес с совами, змеями, кабанами и оленями. Ветреными ночами ветви деревьев издавали странные звуки. В тени кустов мерещились злоумышленники, готовые наброситься на нас. Заслышав приближение животных, мы пугались, что это идут наши враги. Прошло много времени, прежде чем мы привыкли к ночам в лесу»55. К концу 1942 г. все советские евреи на территориях, контролируемых нацистами, были убиты. После этого, даже когда положение Германии на фронтах ухудшалось, темпы убийств росли. В 1943 г. состоялись массовые депортации из Греции и Болгарии. Восстание в Варшавском гетто в апреле того же года спровоцировало усиление преследований в Польше, Нидерландах, Бельгии, Франции, Хорватии и Словакии.
Сохранилось множество выдающихся свидетельств жертв холокоста, но одно из самых удивительных открылось миру только шестьдесят лет спустя после смерти автора. Ирен Немировски родилась в Киеве в 1903 г. в семье богатого банкира, который переехал от украинских гетто и погромов в большой особняк в Санкт-Петербурге. Единственный ребенок, она выросла в роскоши, регулярно путешествуя с семьей во Францию. Немировски сбежали от революции в 1917 г., претерпели немало страданий, прежде чем два года спустя сумели добраться до Парижа, где отец снова заработал себе состояние. Ирен писала с четырнадцатилетнего возраста. В 1927 г. она опубликовала свою первую новеллу; к началу войны Ирен занимала прочное место во французской литературе как автор девяти романов, в том числе одного экранизированного, была замужем и растила двух дочерей. В 1940 г., когда немцы оккупировали Париж, она уехала в деревню Исси-л’Эвек, департамент Соны и Луары, сняла там дом. В следующем году Ирен приступила к написанию трилогии о войне, сравнимой по эпическому размаху со знаменитым романом Льва Толстого. Она не питала иллюзий по поводу собственной участи, и в 1942 г. в отчаянии написала: «Пусть уж это закончится так или иначе!» Несмотря на обращение Немировски в католичество, спастись от развязанной нацистской охоты на ее единоплеменников Ирен не было суждено: 13 июля она была арестована французской полицией и депортирована в Освенцим, а 17 августа ее убили в Биркенау (Бжезинке). Вскоре погиб и ее муж.
