Жак Сустель - Ацтеки. Воинственные подданные Монтесумы
Тесосомок утверждает, что все простолюдины, которые отличились на войне с Койоаканом, были продвинуты на самые высокие посты после сдачи города, и одновременно каждый получил вознаграждение в размере дохода с одного поместья или даже больше. Более того, даже уже на упомянутые важные должности тлакочкалькатля и тлакатеккатля люди назначались таким образом, чтобы по крайней мере одну из них занимал воин, выдвинувшийся из рядовых в офицеры, criado en las guerras,[4] по выражению Саагуна.
В обществе, столь жадном до славы, в котором эта слава основывалась предпочтительно на заслугах перед всеми – о поразительном исключении, которое составляли торговцы, будет рассказано позже, – воины занимали завидное положение. Когда отец читал своему сыну какое-либо наставление, принятое у ацтеков, он постоянно ставил их в пример как образец для подражания. Их превосходство всегда было очевидным не только благодаря их одежде и знакам отличия, но и благодаря привилегиям, которыми они обладали на различных ритуалах и церемониях. Например, в восьмой месяц года под названием Уэй текуильуитль, «большой праздник сановников», только «военачальники и другие храбрецы, привычные к войне» допускались принять участие в священном танце, который происходил ночью у подножия пирамид при свете огромных жаровен и факелов, которые держали юноши. Они танцевали парами, а к каждой паре воинов присоединялась женщина (одна из ауианиме, подружек холостых солдат). Ее волосы были распущены по плечам, а одета она была в расшитую юбку с бахромой. Танцоры носили украшения согласно своему рангу: куачик имел право носить украшение на губе в форме птички, отомитль – в форме листка водоросли. У всех в ушах были диски из бирюзы. Танец длился несколько часов; иногда и император приходил принять в нем участие.
В следующем месяце, тлашочимако, проходил не менее торжественный танец в честь Уицилопочтли перед его теокалли; но этот танец начинался в полдень, ведь Уицилопочтли был богом солнца в зените. Здесь воины вставали по ранжиру; сначала куакуачиктины и отоми, затем текиуаке, за ними молодые люди, взявшие в плен одного врага, потом «старшие братья», отличившиеся солдаты, которые занимались обучением молодежи, и, наконец, юноши из районных школ. «И они держались за руки, как во время танцев простолюдинов в Старой Кастилии – одна женщина между двумя мужчинами и один мужчина между двумя женщинами; они кружились в танце и пели. Наиболее закаленные на войне воины, которые находились в первом ряду, держали своих женщин за талию, как будто обнимали их. Но другие, занимавшие менее высокие воинские посты, не могли заходить так далеко».
И во многих других случаях воины оказывались в центре внимания и почитания восхищенной публики. Так бывало, например, когда каждые четыре года проходили празднества в честь бога огня: император и его главные советники, все в украшениях из драгоценных камней и перьев, исполняли «танец сановников». Или в дни под знаком се шочитль («один цветок»), когда монарх, посреди пения и танцев, раздавал им богатые подарки; или, естественно, всякий раз, когда победоносная армия возвращалась домой из похода, вступая в город по одной из насыпных дорог, старейшины приветствовали их, а звуки тепонацтли и труб сопровождали их от самого берега озера.
Эти высокопоставленные лица не являлись аристократией в европейском понимании этого слова. В те времена, о которых идет сейчас речь, появилась тенденция делать наследуемыми те отличия, что изначально прилагались только к занимаемой должности. Сын текутли не опускался до уровня масеуалли, простолюдина; по одному только праву рождения он получал титул пилли, первоначальное значение которого – «ребенок» или «сын», но который приобрел смысл «сын текутли» или, как говорили испанцы, «сын идальго», «сын важной птицы».
Теоретически пилли не имели привилегий, и, чтобы сделать карьеру в армии, органах управления или религии, он должен был приложить так же много усилий, как и любой масеуалли. На самом же деле у него было множество преимуществ с самого начала благодаря положению его отца и высшему образованию в кальмекаке, а не в местной школе. Именно среди пилли император легко находил чиновников, судей и послов. Пилли, как социальную группу, можно поместить посредине между народом и правящим классом. Они являлись неиссякаемым источником для удовлетворения постоянно возраставших потребностей постоянно возраставшего управленческого аппарата.
Следовательно, постепенно появлялась аристократия. Но все же нельзя забывать, что пилли, который не сделал ничего выдающегося в течение своей жизни, не оставлял своим детям никакого исключительного положения. Престижа положения текутли хватало едва ли более чем на одно поколение, если только к его возрождению не прилагались новые усилия.
По мере того как империя росла, а предпринимаемые государством действия становились все более разнообразными, обязанности ее чиновников неизбежно делались более узкими. Очень трудно дать точную оценку функций тех официальных лиц, чьи звания дошли до нас. Вероятно, большинство этих чинов уже не имели никакого отношения к их буквальному значению, имея в этом сходство с чинами, бывшими в ходу в Римской или Византийской империях или во Франции эпохи королей. Тлилланкальки, вероятно, был «хранителем темного дома» в той же степени, в какой коннетабль Франции (один из высших сановников французской монархии, в XIII–XVII веках главнокомандующий. – Перев.) был человеком, отвечавшим за конюшни. Но, несмотря на все это, во времена Монтесумы II мы можем различить три класса чиновников.
На первом месте стояли правители некоторых городов или опорных пунктов. И хотя они обладали воинскими званиями тлакочтекутли («властелин копий»), тлакатеккатля и даже тлакатекутли или, гораздо реже, тецкакоакатля («зеркальный змей») или тлилланкальки, их обязанности, вероятно, в значительной степени были штатскими и управленческими. В нескольких городах было одновременно два правителя – в Остомане, например, Сосолане и Уашьякаке (Оашаке), – так что вполне возможно, что один правитель отвечал за административные вопросы, а другой – за командование гарнизоном.
Общее слово, которым назывались все чиновники, связанные с аппаратом управления, и в особенности с налогами, было кальпишке, «служащий дома». Испанцызавоеватели и историки переводили его как «мажордом, дворецкий». Кальпишке избирались из пилли, и их главной обязанностью было организовывать обработку земель, предназначенных для уплаты налога, и принимать зерно, товары и продукты питания, которые каждая провинция должна была поставлять через определенные промежутки времени, а также обеспечивать их перевозку до самого Мехико.
Они были обязаны посылать императору отчеты о состоянии сельского хозяйства и торговли: если надвигался голод, именно они должны были сообщить об этом императору и, по его приказу, освободить провинцию от уплаты налога или даже открыть общественные склады зерна и раздать его людям. Они также отвечали за возведение общественных зданий, за ремонт дорог и за подбор слуг во дворцы императоров.
В каждой провинции кальпишке жил в главном городе вместе со своим штатом многочисленных писцов, умевших содержать в порядке налоговые реестры и составлять отчеты. Без сомнения, у него были помощники в городах и главных деревнях его провинции.
Рассказ Берналя Диаса дает некоторое представление о возможностях этих чиновников и об их огромной власти. Впервые испанцы встретились с кальпишке в Киауицтлане на земле народа тотонак, подчиненного империи. «Несколько индейцев из этой же деревни прибежали и сказали всем касикам, которые разговаривали с Кортесом, что видели пятерых мексиканцев, сборщиков налогов от Монтесумы. Услышав это, они побледнели и начали трястись от страха. Они оставили Кортеса одного и вышли приветствовать их. Со всей поспешностью они украсили помещение листьями, приготовили угощение и сварили какао, самый лучший напиток, какой у них только можно найти. Когда эти пятеро индейцев прибыли в деревню, они прошли прямо мимо того места, где мы стояли, с заносчивым и гордым видом и не заговорили ни с Кортесом, ни с кем-либо из нас. На них были надеты богато расшитые плащи, такие же набедренные повязки, а их блестящие волосы были собраны на голове в пучок. У каждого в руках был букет цветов, которые они нюхали, а другие индейцы, вроде слуг, обмахивали их опахалами». Эти надменные представители центральной власти не замедлили призвать к себе вождей тотонаков и стали громко выговаривать им за то, что те осмелились вести переговоры с Кортесом.
