Тур Хейердал - «Кон-Тики»
В полном отчаянии я стоял один на плоту, высматривая своих пропавших сподвижников. Они словно сквозь землю провалились. Тем временем мы уже подошли к «Гуардиан Риос», которому не терпелось сняться с якоря и двинуться в путь. Я взлетел вверх по веревочному трапу и поднял такой шум, что старт отложили и отправили к пристани шлюпку. Ее долго не было, наконец она вернулась, везя множество прелестных сеньорит и ни одного из членов команды «Кон-Тики». Грациозные сеньориты наводнили плот, но мне от этого не стало легче, и шлюпка снова отправилась на поиски лос экспедисионариос норуэгос.
Пока все это происходило, Эрик и Бенгт явились на пристань, нагруженные свертками и книгами. Навстречу им валила расходившаяся по домам толпа, а затем они наткнулись на полицейское ограждение, где им вежливо объяснили, что больше смотреть не на что. Элегантно помахивая сигарой, Бенгт возразил, что они пришли не смотреть, они сами участники экспедиции.
– Поздно, – терпеливо сказал полицейский. – «Кон-Тики» ушел час назад.
– Но этого не может быть. – Эрик сунул ему под нос один из свертков. – Вот судовой фонарь!
– Да, да! – поддержал его Бенгт. – Этот человек штурман, а я стюард.
Они протиснулись к краю пристани, но плота в самом деле не было. Друзья растерянно забегали по набережной и встретили остальных участников, они тоже разыскивали пропавший плот. Тут показалась шлюпка, и наша шестерка наконец-то воссоединилась. Рассекая носом волны, «Кон-Тики» пошел на буксире в море.
Старт состоялся уже под вечер, и «Гуардиан Риос» должен был тащить нас до утра, когда мы выйдем из области каботажного судоходства.
Сразу за молом мы попали в легкую зыбь, и провожающие нас лодки одна за другой повернули назад. Лишь несколько больших, увеселительных яхт последовали за нами до самого выхода из бухты, чтобы посмотреть, как поведет себя плот в море.
«Кон-Тики» тянулся за буксирным судном, словно сердитый бычок на привязи, и бодал волны так, что гребни захлестывали палубу. Не очень-то обнадеживающее начало, ведь здесь была тишь и гладь перед тем, что ожидало нас дальше.
Посреди бухты буксирный трос лопнул. Наш конец медленно пошел ко дну, а буксир как ни в чем не бывало продолжал идти своим курсом. Яхты поспешили на перехват «Гуардиан Риос», мы же бросились вылавливать трос. Вдоль плота качались в воде здоровенные, с таз, медузы, и все канаты обволокло жгучее скользкое желе. Волна задрала кверху нос плота. Перегнувшись через бортик, мы еле-еле дотянулись кончиками пальцев до троса. Но тут плот снова нырнул в очередную волну, и мы с головой окунулись в воду, набрав полные пазухи огромных медуз. Мы плевались, чертыхались, вытаскивали из волос длинные щупальцы, зато, когда вернулся «Гуардиан Риос», трос был выловлен. Только мы приготовились подать его на буксир, как нас увлекло под ахтерштевень и чуть не прихлопнуло. Бросив все, мы схватили шесты и весла. Но что толку: когда плот скатывался в ложбину между волнами, мы не могли дотянуться до кормы «Гуардиан Риос», а когда нас поднимало на гребне, ахтерштевень судна, уходя в воду, грозил накрыть нас и раздавить о бревна плота. Матросы бегали, кричали, наконец пустили мотор, винт погнал воду назад, и мы в последнюю секунду выбрались из этой ловушки. Правда, нос плота от сильных ударов слегка покривился, но он сам же понемногу и выпрямился.
– Лиха беда начало, – бодро сказал Герман. – Только бы этот проклятый буксир не разорвал плот на части.
Нас буксировали малым ходом всю ночь, и обошлось без серьезных происшествий. Яхты давно распрощались с нами, скрылся за кормой последний маяк. В темноте лишь несколько раз промелькнули мимо судовые фонари. Мы разделили ночь на вахты, чтобы следить за тросом.
Когда рассвело, берег Перу был скрыт густым туманом, зато на западе нас встречало ослепительное синее небо. По океану катились длинные ленивые валы с мелкими барашками; одежда, бревна – все отсырело от росы. Было свежо, зеленая вода оказалась неожиданно холодной для 12° южной широты. Нас окружало течение Гумбольдта, которое несет холодную воду из антарктических областей на север вдоль побережья Перу, после чего, немного не доходя экватора, сворачивает на запад в океан. Именно здесь Писарро, Сарате и другие испанские путешественники впервые увидели большие парусные плоты инков, которые выходили на 50–60 миль, чтобы ловить в течении Гумбольдта тунца и корифену. Днем ветер дул с материка, под вечер он сменялся морским бризом, который помогал инкам возвращаться.
Здесь «Гуардиан Риос» остановился. Оберегая плот от новой встречи с ахтерштевнем, мы спустили на воду резиновую лодку. Прыгая по волнам словно футбольный мяч, она доставила к буксиру Эрика, Бенгта и меня. Мы поднялись на борт по веревочному трапу, и капитан показал нам нашу позицию на карте. Мы находились в 50 морских милях от суши, к северо-западу от Кальяо. Чтобы на нас не наскочили ночью суда каботажных линий, лучше первое время ночью идти с зажженными фонарями. Дальше нам уже никто не встретится, в этой части Тихого океана нет пароходных линий.
Торжественно попрощавшись с матросами «Гуардиан Риос», мы спустились в свою лодку и заскользили назад к плоту. Нас провожали взгляды, в которых были и тревога, и сочувствие. Отдан конец, теперь плот предоставлен самому себе. Вся команда «Гуардиан Риос», 35 человек, выстроилась вдоль борта и махала нам, пока судно не скрылось из виду. На плоту шесть человек сидели на ящиках и не сводили глаз с удалявшегося парохода. Но вот уже и черный дымок растаял у горизонта; мы покачали головами и взглянули друг на друга.
– До свидания, прощай… – произнес Торстейн. – Что ж, пускай мотор, ребята!
Мы рассмеялись и проверили, откуда дует ветер. Слабый южный бриз сменился юго-восточным. Мы подняли бамбуковую рею с большим квадратным парусом. Он вяло повис на мачте, Кон-Тики нахмурился и смотрел на нас явно неодобрительно.
– Старик недоволен, – заметил Эрик. – Видно, в его молодости ветерок был посвежее.
– Ух ты, лихо несемся! – сказал Герман и бросил бальсовую щепку в воду около носа. – Раз, два, три… тридцать девять, сорок один.
Щепочка лениво покачивалась у борта, она не прошла и половины длины плота.
– Не иначе через весь океан с нами поплывет, – бодро заключил Торстейн.
– Надеюсь, нас не пригонит обратно вечерним бризом, – забеспокоился Бенгт. – Боюсь, встреча будет не такой теплой, как проводы!
Щепка достигла кормы. Мы прокричали «ура» и принялись размещать все то, что было погружено в последнюю минуту. Бенгт разжег на дне пустого ящика примус, и вот уже мы пьем горячее какао с печеньем, закусываем свежим кокосовым орехом. Бананы еще не дозрели.
– А что, здорово, – решил Эрик.
Он расхаживал в огромной овчинной бурке, надвинув на глаза широкую индейскую шляпу и посадив на плечо попугая.
– Одно только мне не нравится, – продолжал он, – все эти мало изученные противотечения, как бы они не выбросили нас на береговые утесы, если мы тут застрянем надолго.
Мы обсудили, не пустить ли в ход весла, потом решили еще подождать ветра.
И ветер подул. Мало-помалу зюйд-ост набирал силу. Парус наполнился, выгнулся, словно грудь воина, и лицо Кон-Тики вспыхнуло задором. Плот зашевелился. Крича «вперед, на запад!», мы тянули фалы и шкоты. Вот и рулевое весло установлено на место, вступает в силу вахтенное расписание. Мы бросали в воду щепки, бумажные шарики и подстерегали их на корме с секундомером в руках:
– Раз, два, три… восемнадцать, девятнадцать – есть!
Бумажки и щепки одна за другой проплывали мимо весла, и вскоре позади нас на волнах вытянулась длинная качающаяся цепочка. Метр за метром мы продвигались вперед. «Кон-Тики» не рассекал волны с лихостью быстроходного катера. Широкий и тупоносый, тяжелый и крепкий, он плавно переваливался с волны на волну. Он никуда не спешил, но уж как пошел – все, не остановишь.
Поначалу мы долго мучились с рулевым устройством. Плот в точности отвечал записям испанцев, но в наше время не нашлось никого, кто бы мог на деле обучить нас, как управлять индейским плотом. Мы много говорили об этом с экспертами, но эти дискуссии почти ничего не дали: они знали столько же, сколько мы.
Зюйд-ост все крепчал, и нужно было следить за тем, чтобы плот шел в бакштаг. Стоило ему рыскнуть, как парус начинал полоскать, избивая хижину, груз и людей, потом обстенивался, и плот, сделав полный оборот, шел задним ходом. И начиналась наша мука. Трое боролись с парусом, остальные трое наваливались на рулевое весло, чтобы правильно развернуть плот. Как развернешь – следи в оба, не то тут же опять обстенит.
Шестиметровое рулевое весло свободно лежало в уключине на здоровенной колоде на корме. Это было то самое весло, которым пользовались наши друзья в Эквадоре, когда мы сплавляли бревна вниз по реке Паленке: длинная жердь из мангрового дерева, на конце привязана лопасть – широкая сосновая доска. Весло было прочное, как железо, но зато такое тяжелое, что только урони за борт – сразу утонет. Как ударит по нему волной, держи что есть силы. Пальцы сводило судорогой от напряжения, настолько трудно было удерживать лопасть в нужном положении. Правда, эту задачу мы решили: привязали к веслу поперечную рукоятку и получилось что-то вроде рычага.
