Александра Супрун - Почему мы так одеты
Интересно, что и у предания о Седьмом Прародителе есть знаменательное продолжение. Оказывается, наряду с демонстрацией принципов ткацкого искусства в устах мифического героя возникали слова и запечатлевались в узорах ткани… Так в символической форме выражена мысль о неразрывности развития культуры народа, языка' и техники, прикладного искусства…
Если продолжить аналогию между возникновением ткани в буквальном смысле и ткани речевого обмена людей, то в предыдущих главах рассказывалось о своего рода «буквах», из которых рождается одежда. Шерстяной, льняной, хлопковой, шелковой… Немного таких природных «букв», и всего несколько новых «химических букв» прибавилось в наш век.
Волокна в той же звериной шкуре, мехе, коже великолепно созданы, организованы самой природой. Текстильные волокна в виде нитей нужно еще превратить в одежду. Каким образом? Соткать!
Первые ткацкие рамы походили на челюсти сказочного гиганта: два врытых в землю столба с зубьями, между которыми натягивались нити основы. Как же проводилась уточная нить? Вручную, заостренной палочкой. До этого дошли еще в IV тысячелетии до нашей эры. А вообще-то ремесло ткача с течением веков требовало, пожалуй, еще больше выучки, ловкости, неутомимости, чем ремесло поставки пряжи. Ткачи могли рассчитывать только на свои руки. И руки, например, ткачей в Индии способны были создавать нечто поразительное. В самом деле, наименования индийских тканей — «текущая вода», «вечерний туман», «сотканный воздух» — соответствуют тонкости, гладкости, нежности этих материй. Платье, сшитое из такого рода ткани, европейские щеголихи могли продевать сквозь перстень…
Попытки облегчить работу ткачей делались еще в древности. Для того чтобы уточная нить поочередно и быстро огибала нити основы, последние должны разделяться — это понятно. В такой момент в ткацком станке нужно образовать так называемый зев. Поначалу эту операцию выполняли с помощью прутков. Но уже в III веке нашей эры в Китае изобрели приспособление, которое разом раздвигало ряды нитей основы. А чтобы проворней проходила уточная нить взад-вперед, ее поместили в специальную коробочку. Трудно установить: какому народу принадлежит приоритет в этом новшестве. Но обычно такая коробочка по форме напоминала лодочку, и название ее «челнок» закрепилось повсеместно. Доныне бегают тысячи челноков в ткацких станках. Разумеется, намного скорее, чем в древности.
Правда, ускорение движения челноков началось не вчера. Ведь текстильное производство при капитализме усиленно развивалось. С пряжей заминки нет: прядильные машины уже справляются с выпуском любого заказа. Так было еще в позапрошлом веке. Но наработанную пряжу невозможно было наскоро превратить в ткань — из-за неповоротливости станка. Прежде всего медлительности челнока. Тогда родился самолет. За несколько десятилетий до того, как первый настоящий самолет покорил небеса. Нет, пока появляется лишь челнок-самолет. Его придумал английский суконщик Джон Кей взамен хлопотных механических погонялок.
А в результате оказались лишними те подмастерья, которые этими погонялками передвигали челнок туда-сюда. Впрочем, ненужным в данном случае оказался и сам изобретатель челнока-самолета — для дельцов, которые воспользовались как его придумкой, так и его непрактичностью. Многолетняя тяжба Кея с беззастенчивыми предпринимателями завершилась его поражением. Когда же он, устав от скитаний по Лондону, вернулся в свой родной город, местные ткачи, видя в Кее одного из ненавистных «механизаторов», напали на его дом, устроив погром. Джон Кей вынужден был спасаться бегством и от своих сограждан, и от неблагодарной родины. Остаток дней своих провел он на французской земле…
На заре капитализма именно текстильное производство оказалось в авангарде технического прогресса. «Текстильные фабрики послужили моделью почти для всего хода механизации промышленности», — говорит «отец кибернетики» Норберт Винер в книге «Кибернетика и общество». Он отмечает, в частности, что паровая машина, приводящая в движение десятки ткацких станков одновременно, вызвала их сосредоточение на одной фабрике. И здесь открывалось широкое поле применения технических новинок, организации мануфактуры, но уже на иной энергетической базе. Именно в этой сфере бурно растут производительные силы и возникают новые производственные отношения. В своей ранней работе «Развитие капитализма в России» В. И. Ленин написал: «Начнем с промышленности, обрабатывающей волокнистые вещества.
1) Ткацкие промыслы».
Текстильная промышленность требовала оборудования все более производительного. И, казалось бы, простая зач дача соединения нитей в ткань стала одной из ведущих технических проблем. Нет, мы недаром сказали: «Казалось бы, простая задача…» Давайте-ка повнимательней присмотримся к тому, как получается это самое переплетение нитей в тканях. Предположим для начала, что все нити основы — белые, а уточные — черные. Если такие нити перекрывают друг друга поочередно, то рисунок и с лицевой стороны, и с изнанки напоминает бесконечную шахматную доску.
В этом варианте получается 40 тысяч «перекрестков», пересечений нитей на каждом квадратном метре. Это обеспечивает прочность ткани, жесткость, даже несколько чрезмерную, при «шахматном» рисунке. Но, например, при переплетении нитей, называемом саржевым, уточная нить может перекрывать две соседние нити основы. У нас на слуху некоторые наименования тканей: кашемир, бумазея, бостон, диагональ, но все эти ткани характерны именно саржевым переплетением.
Можно вообразить себе и другие варианты переплетений, особенно когда нити не одного или двух, но более цветов — тогда в принципе на ткани получится любой рисунок, словно из крохотной мозаики. Издавна умением выделывать замечательные цветастые ткани из разноцветных нитей славились фламандцы. Однако достигалось это ценой кропотливого ручного труда. На каком-то этапе удалось механизировать главные операции ткачества: образование «зева», проход челнока, да и прибой уточной нити, чтобы она шла вплотную к предыдущей. Но с подачей цветных нитей дело оказалось посложней — нельзя было обойтись без подмастерьев-«дергалыциков». Все время подтягивая нужные нити, они так зарабатывали себе на хлеб.
В 1606 году ткач Донген придумал «узорчатый станок». Механика новинки фламандского умельца была такова: стоило потянуть шнур, в котором сплетались сотни нитей, и они сами располагались в заданном сочетании. Судьба этого изобретения драматична. К английскому королю в связи с распространением предложения Донгена обратились поданные его величества — бедные ткачи. «В последнее время, — жаловались они, — дерзость фламандских ткачей дошла до крайней степени. Они придумали машины для изготовления тесемок, кружев, лент. Причем у них один работник делает больше, нежели семеро англичан. Так что дешевый сбыт их товаров, обогащая их, повергает в нищету всех наших английских «художников».
Последнее слово взято в кавычки, хотя в оригинале оно было тождественно обозначению живописца — ведь изготовить вручную узорчатую ткань было под силу лишь мастеру-искуснику. Передоверить это мастерство механическим элементам, машине — знаменовало собой важную веху на путях прогресса.
К Первой промышленной революции была причастна относительно небольшая часть тогдашнего населения планеты. Но история сохраняет имена тех, кто обозначил. рубежи неудержимого прогресса техники. Напомним, что (в ту эпоху, о которой идет речь, в авангарде технического прогресса шло как раз текстильное производство. В конце XVIII века Э. Картрайт изобрел механический ткацкий станок. То есть такой, у которого был привод. Он мог приводиться в движение энергией из парового котла, а век спустя — электрической. Последовало и множество усовершенствований ткацкого станка. К примеру, русский изобретатель Д. С. Лепешкин в 1844 году запатентовал механический самоостанов при обрыве уточной нити. Это уже из области автоматики.
Замечательна в этом плане эпопея, связанная с французским механиком Вокансоном. Он вроде бы не мог пожаловаться на невнимание современников. Весь Париж сбегался смотреть на его изумительные механические игрушки: утки хлопали крыльями, крякали, распускали хвосты, «клевали» зерна. Флейтист, перебирая пальцами, исполнял на флейте одиннадцать танцев… Но Жак Вокансон с юношеских лет мечтал о большем, а несбыточном. Создать посредством тончайших механизмов живое существо. Воплотить средневековую мечту о гомункулусе — искусственном человечке…
Лишь к концу жизни Вокансон начинает понимать, насколько невероятно сложна подобная задача. И на склоне лет, задумав построить модель кровеносной системы, он обращается к новому тогда материалу — каучуку. Но если говорить о механизмах, действующих по намеченной программе, о возможности гибкого регулирования таких программ, то в этих усовершенствованиях великого механика — уже предтеча кибернетического подхода к системам… Назначенный на должность главного инспектора шелковых мануфактур Франции, Вокан-сон обратил внимание на сложность выделки узорчатых тканей. Множество мелких операций хорошо было бы передать соответственно настроенным механизмам, одним словом, автоматизировать.
