Георгий Санников - Большая Охота. Разгром УПА
— По «Соломону» работают четыре агента, — продолжил Кузнецов. — Вот в этом сейфе их личные и рабочие дела со всеми их письменными донесениями или рабочими справками о встречах. Там зафиксирован каждый его шаг. Почитай, познакомься с этой агентурой и их работой пока на бумаге. Почитай дело-формуляр на «Соломона». Здесь очень серьезные оперативно-технические мероприятия. И уж если этими мероприятиями что-то будет зафиксировано — значит, так оно и было. Это, брат, техника, это не агентура, которая иногда может быть субъективной по разным причинам. В общем, знакомься, читай, даю тебе на это дело четыре дня, а сейчас иди к Курицыну, он с тобой побеседует. В вопросах не стесняйся, задавай любые. В нашей организации можно говорить обо всем, ставить любые вопросы, на то мы сотрудники государственной безопасности, знать должны все и обо всех. Курицын сразу же принял меня.
Из всех сотрудников отдела, кроме полковника Сухонина, наиболее колоритной фигурой был он, заместитель начальника отделения, капитан Евгений Семенович Курицын. Шрам на лбу смуглого лица — след войны. Уже одним этим он заслуживал уважения. Впрочем, в отделе были и другие фронтовики.
Евгений Курицын принял меня в пустующем кабинете заместителя начальника отдела, находившегося в командировке.
— Ну, с чего начнем? — торжественным голосом, как мне показалось, произнес Курицын и картинно отбросился в кресле. — У тебя университетское образование и это большое дело. У нас в отделе всего несколько человек с высшим образованием. Почти у всех только чекистские курсы. Так что не слишком мы грамотные, но, поверь, в наших делах разбираемся хорошо. У нас самый результативный отдел на все министерство, больше всех арестов. Вот и сейчас готовится арест на группу ИПЦ, человек 10–12 будет арестовано. Будем брать вместе с подпольной типографией. О чем ты говорил с Кузнецовым, нашим маленьким богом по еврейским клерикалам, небось, он хвастался своими успехами?
Мне стало не по себе. И в отделе кадров, и у Сухонина, и сам П. Кузнецов говорили мне, и это особо подчеркивалось, что в органах госбезопасности вообще, а на агентурно-оперативной работе в особенности, категорически запрещено говорить о действующих делах — разработках, все эти дела известны только руководству и тем оперработникам, которые ведут эти разработки, не говоря уже о святая святых — агентуре, чьи данные вообще за семью печатями. «Провоцирует, что ли», — подумалось мне.
Нет, Женя Курицын, симпатичнейший человек, конечно же, не провоцировал. Это у него — все прояснилось какое-то время спустя — такая была манера разговаривать с младшими товарищами. Спустя полчаса, мы оживленно разговаривали, все больше проникаясь симпатиями друг к другу. Конечно же, Женька Курицын любил похвастаться и своим уже довольно солидным, а главное, боевым прошлым, и достаточно весомыми успехами в настоящем. Он был тогда молод, горяч и не так рассудителен, как много позже полковник Евгений Семенович Курицын, закончивший свою карьеру помощником легендарного контрразведчика, знатока человеческих душ, знаменитого и широко известного в творческой среде советской интеллигенции Филиппа Денисовича Бобкова…
Спустя пару лет Женя Курицын уехал в Москву, где окончил «вышку»[38], работал в «Пятой управе»[39], в том числе церковном отделе.
Евгений Семенович Курицын, которого нет уже в живых, остался в памяти веселым, смелым, имеющим всегда свои суждения, упорным в достижении цели, опытным оперативным работником да и просто хорошим человеком…
Несколько часов проговорили мы тогда с Женей Курицыным. Он посвятил меня, пока теоретически, в святая святых — работу с агентурой. Об агентуре говорил уважительно, как о близких себе людях. Я все больше убеждался в высоком профессионализме этого человека, разговаривавшего тогда со мной с напускной небрежностью и некоторой снисходительностью.
— Как ты понял, — говорил Курицын, — я занимаюсь разработкой православной церкви и действующей нелегально от нее истинно-Православной церкви, или, как мы говорим в обиходе, — ИПЦ. Дурман религиозный в любом его проявлении нашему советскому народу не нужен. Такие подпольные церковные формирования, как ИПЦ, призывающие к свержению власти антихриста, то есть нашей с тобой власти, опасны. А раз они призывают народ к свержению советской власти, — значит это уже контрреволюция. Я правильно говорю? — спрашивал Евгений Семенович и получал в ответ мое горячо убедительное согласие. Я готов был тут же идти громить нелегальные центры, арестовывать этих людей, выступающих против моей родной советской власти.
— Помнишь, — продолжал Курицын, — как в 1948 году во Львове был убит Гавриил Костельник?
Гавриил Костельник был одним из руководителей православной церкви в Украине, который еще до смерти митрополита Андрея Шептицкого, главы униатской церкви, уговаривал его ликвидировать Брестскую унию[40], воссоединиться с православной церковью, восстановив таким образом, полностью православную церковь на Украине. Он был убит на ступенях собора Святого Юра, в прошлом резиденции митрополита Шептицкого, по заданию подполья ОУН одним из его боевиков, переодетым в нищего и слепого богомольца. Восемь пуль было выпущено в живот Костельнику. Оуновское подполье полагало, что Костельник, ратуя за ликвидацию униатской церкви, является ставленником Москвы и, разумеется, агентом госбезопасности. Отсюда и решение — ликвидировать его.
— Если бы Степан Бандера знал, — воскликнул Евгений Семенович, — как они нам помогли. Если бы оуновцы знали, какую помощь они оказали Москве! Дело в том, что именно он, Гавриил Костельник был ярым противником Москвы, Московского церковного руководства, вел неустанную работу по отрыву православной церкви в Украине от подчинения Московскому экзархату. Все его усилия и действия были направлены на полный отход от Москвы и создание Украинской автокефальной православной церкви, которая была бы полностью независима от Москвы, с центром в Киеве. Это был глубоко законспирированный украинский националист, ведший тонкую и опасную игру как с Москвой, так и с униатской церковью. Он сознательно уходил от контактов с оуновским руководством, чтобы, зная силу и возможности госбезопасности, не скомпрометировать себя, не открыть ненавистным врагам-москалям свою истинную политику. Как же помогли нам эти оуновцы! — и Курицын, встав из-за стола, подошел к громадному старинной работы сейфу, достал пухлый том и протянул мне со словами. — Вот посмотри.
В деле на первой странице находилась вырезка из «Правды». На меня глянуло бородатое лицо Костельника в черной траурной рамке, под фотографией соболезнование от имени партии и правительства в связи с утратой истинного патриота.
— Я не понимаю, — сказал я, — кому же надо верить: «Правде», МГБ или бандеровцам?
— Какой ты непонятливый, — сразу посерьезнев, продолжал Курицын. — Мы несколько лет разрабатывали Костельника как антисоветчика и глубоко законспирированного врага нашего строя. Ты представляешь, что такое Украинская автокефальная церковь?
Я отрицательно покачал головой.
— После воссоединения западных областей Украины с Советской Украиной в 1939 году нами была практически ликвидирована униатская церковь, добили мы ее уже после войны. Вон в том сейфе, — и Женя ткнул пальцем в другой сейф, — лежат сорок томов агентурно-наблюдательного дела «Ходячие», по нему начиная с 1939 года и сразу же после освобождения западных областей от немцев было арестовано и сослано в Сибирь более тысячи униатских священников во главе с Иосифом Слипым. Слыхал о таком?
Я снова отрицательно покачал головой.
— Ничего, все постепенно узнаешь, все постигнешь, все тебе станет понятно, все в твоей головке встанет на свои места. Ну, а что касается Костельника, то мы и не ожидали такого нужного для нас результата — ликвидация нашего врага руками врагов. Все шесть томов его разработки с удовольствием сдали в архив.
«Как же так, — думал я, глядя на Курицына и одновременно слушая его, — «Правда», центральный орган нашей партии, соболезнование партии и правительства, фотография антисоветчика и врага Москвы Гавриила Костельника, а это все, оказывается, ложь. Может быть, я чего-то не понимаю? Но ведь именно партия учит говорить только правду. Или это делается во имя более высоких целей, в конечном итоге во имя исполнения наших коммунистических идеалов, во имя интересов народа?..»
Спустя несколько лет, будучи слушателем разведшколы в Москве, на лекции о работе журналистов я услышал слова заместителя начальника советской разведки генерал-лейтенанта Ивана Анисимовича Фадейкина:
— Вы все, разумеется, ежедневно читаете Правду, а большинство и другие крупные газеты, такие, как «Известия». Так вот «Правда», если это нам нужно, пишет иногда и НЕПРАВДУ. Я подчеркиваю, если это вызывается необходимостью, прежде всего государственной необходимостью, — именно начал с этой фразы свою лекцию генерал…
