Хью Томас - Гражданская война в Испании. 1931-1939 гг.
В тот же день лорд Галифакс выступил в палате лордов, оправдывая свое признание правительства националистов. Ни одна страна, кроме самой Испании, сказал он, не может судить, виновен ли хоть один испанец в преступлениях или нет. Кроме того, он сказал, что британская помощь в эвакуации республиканцев осложнила примирение с победителями.
11 марта стараниями каких-то неизвестных лиц условия мирного договора Касадо тайным образом достигли слуха «пятой колонны» в Мадриде. В этот же день Касадо получил просьбу о встрече от полковника Сентаньоса, начальника артиллерийских ремонтных мастерских номер 4. На следующее утро после рутинного обсуждения вопросов изготовления дальномеров для береговых батарей в Леванте этот офицер сообщил, что является представителем генерала Франко в Мадриде. Он предоставил себя в распоряжение Касадо для начала переговоров. Касадо, подавив желание арестовать его, попросил посланника Франко вернуться на следующий день. Той же ночью Мьяха и Бестейро вместе с остальными членами Совета обороны, согласились принять предложение Сентаньоса. Тем не менее тот объявился лишь 13 марта. 12-го коммунистический мятеж был окончательно завершен. Касадо потребовал, чтобы все части вернулись на позиции, которые они занимали 2 марта. Военнопленные получали свободу, а командиры лишались своих постов. Это давало Касаде свободу рук для назначения во всех трех коммунистических армейских корпусах своих сторонников. В виде компенсации Касадо обязался освободить всех «неуголовников» из пленных коммунистов и выслушать точку зрения коммунистических лидеров.
Коммунисты согласились использовать все свое влияние, чтобы обеспечить прекращение огня. Если не последуют преследования, они, как и раньше, будут противостоять националистским «захватчикам». В это же утро 12 марта коммунистические войска в самом деле вернулись на позиции, где они стояли 2 марта. Полковник Барсело и его комиссар Конеса последними покинули занятые ими позиции в Мадриде. По приказу совета Касадо оба были арестованы и через несколько часов расстреляны. Их казни можно было считать актом воздаяния за смерть тех офицеров в штабе Касадо, которые были расстреляны коммунистами. Никаких других смертных приговоров не последовало. За пределами Мадрида генерал Эскобар сокрушил сопротивление коммунистов в Сьюдад-Реале и Альмадене. Менендес остановил 22-й армейский корпус, который все еще контролировал Эрнандес, от марша на Валенсию.
13 марта Сентаньос и Касадо снова обсудили проблему завершения Гражданской войны с националистами. Касадо и его друзья хотели предварительно обговорить выдвинутые условия.
Сентаньос ответил, что, поскольку Франко потребовал безоговорочной капитуляции, республиканцам остается лишь принять это требование. Выполнить это требование Касадо отказался. Он добавил, как это мог бы сделать Негрин, что, если Франко и дальше будет столь же непримирим, армия республики готова драться до конца. Тогда Сентаньос передал Касадо меморандум от Франко, в котором тот шел на уступки. В нем оговаривалось прощение и свобода для тех, «кто не совершал уголовных преступлений и был обманом вовлечен в военные действия». Офицерам, которым не будут предъявлены обвинения уголовного характера, гарантировалось «достойное обращение». Те, кто «невиновен в убийствах», могут спокойно перейти испанскую границу. Никто не будет содержаться в тюрьме дольше, чем это необходимо «для исправления или перевоспитания».
Пока Национальный совет обдумывал этот обескураживающий документ, Касадо планировал отход Армии Центра к Средиземному морю и эвакуацию тех, кто пожелает покинуть Испанию. Полковник не мог не понимать, что надежд на серьезные переговоры не существовало. Тем не менее он ставил себе целью потянуть время, чтобы все, кто хотел спастись, могли это сделать. В течение прошедших суток многим это удалось, хотя возможностей было маловато, даже для тех, кто успел добраться до портов на восточном побережье. 19 марта Франко согласился вступить в переговоры с Касадо. И каудильо, и все его сторонники были заняты переподготовкой своих армий, готовясь к новому наступлению, если в нем возникнет необходимость. Основными ударными силами теперь были Армия Леванте (Оргаса), Центра (Саликет) и Юга (Кейпо). Давила оставался на своем посту министра обороны. Правда, в течение последнего месяца командованию националистов оставалось лишь наблюдать за разложением сил своих врагов. Франко выразил удовлетворение, что был избавлен от «хлопот сокрушения коммунизма».
Для проведения переговоров республика выделила двух эмиссаров – полковников Гарихо и Леопольдо Ортегу. Утром 23 марта эти два офицера прилетели в Бургос. Им даже не пришлось дискутировать с полковниками Гонсало и Унгрией, их бесцветными партнерами со стороны националистов, – те всего лишь вручили им документы для передачи Касадо. Они касались условий перелета республиканской авиации на аэродромы националистов 25 марта. Армия должна на всех фронтах прекратить огонь к 27 марта. Командиры под белым флагом обязаны выйти к линиям националистов с документами, описывающими диспозицию их сил. Формальная капитуляция перед Бургосом, без сомнения, должна стать самым унизительным окончанием сопротивления республики. В завершение Франко назвал два порта в Леванте для эвакуации желающих покинуть страну. Он не имел ничего против использования для этой цели английских судов и пообещал не чинить им никаких препятствий. Но не было заключено никакого соглашения, ни на одном документе не было ни одной подписи, подтверждающей эти условия. Республике оставалось лишь полагаться на благие намерения генералиссимуса. 25 марта Гарихо и Ортега вернулись в Бургос с требованием, чтобы все эти условия националисты изложили в письменном виде и на эвакуацию были предоставлены и гарантированы двадцать пять дней. В последнем требовании было отказано, а первое принято. Гарихо начал составлять этот документ. Тем не менее в шесть часов полковник националистов Гонсало недвусмысленно заявил, что переговоры считаются прерванными, поскольку авиация республики не капитулировала. Гарихо и Ортега вернулись в Мадрид. Совет Касадо решил, что все попытки продолжения переговоров ни к чему не приведут.
Так завершилась неудачная попытка Касадо добиться более почетных условий окончания войны, чем это удалось Негрину. Но своими действиями он свел на нет возможность дальнейшего сопротивления, хотя для тех, кто, пусть и потеряв надежду, продолжал драться на стороне республиканцев, это было бы предпочтительнее, чем безоговорочная капитуляция на милость юстиции националистов. Касадо мог оправдаться лишь тем, что переговоры обеспечили время для спасения многим лидерам республики – но не рядовому составу армии. Но это произошло бы в любом случае, поскольку силы националистов еще не были готовы к завершающему наступлению на Мадрид.
В час ночи 26 марта Касадо телеграфировал в Бургос – военно-воздушные силы республики сдадутся на следующий день. В ответ Франко объявил, что армии националистов готовы к наступлению. Он потребовал, чтобы перед началом артиллерийской и авиационной подготовки части на передовой линии республиканцев выкинули белые флаги. Касадо и его соратники не ответили на это послание. К пяти утра националисты после беглой артиллерийской подготовки предприняли наступление на юге. Ягуэ, снова оказавшийся в Эстремадуре, где он обрел свои первые лавры, двинулся к Сьерра-Морене. Наступление продолжалось весь день. В полдень пало Пособланко, а к вечеру – Сайта-Эуфемиа. В течение дня было захвачено 30 000 пленных и занято 2000 квадратных километров территории. В четыре дня Франко сообщил по радио о тех же самых «уступках», которые два его полковника выложили в Бургосе 21 марта. Они выглядели достаточно приемлемыми. После этого началась стихийная демобилизация республиканской армии. Солдаты бросали фронт и отправлялись по домам. Офицеры были не в силах остановить их. Это стихийное движение на всем протяжении фронта не смогло остановить даже сообщение мадридского радио о подлинной истории переговоров в Бургосе.
27 марта националисты начали новое наступление из Толедо. Наваррцы Сольчаги, итальянцы Гамбары и Армия Маэстрасго под началом Гарсиа Валиньо беспрепятственно вышли к Тахо. Так же как и на юге, республиканцы оставили фронт. В течение дня Армия Центра прекратила свое существование. Генерал Матальяна, командовавший этими силами, вечером сообщил Касадо, что некоторые части перешли к националистам и что в Каса-де-Кампо происходит братание с обеих сторон. К девяти вечера в строю остался только штаб одного из трех армейских корпусов. Касадо сказал членам совета, чтобы они как можно быстрее перебирались в Валенсию, куда уже успел отбыть Мьяха. В десять вечера представители UGT, социалистической партии, Республиканского союза и CNT обратились по радио с призывом к спокойствию. Когда на линии фронта не осталось ни одного солдата республики, Касадо приказал полковнику Прадо вступить в переговоры о сдаче с командиром националистов в Университетском городке. Полковник договорился с ним о встрече в одиннадцать утра, которая должна была состояться в здании клинической больницы, покрытом боевыми шрамами. Касадо телеграфировал президенту Лебрэну с просьбой разрешить отступающим республиканцам перейти во Францию, если они доберутся до нее. С той же просьбой он обратился к президенту Мексики Карденасу. Затем он дал приказ полковнику Матальяне об отступлении всех сил республики и вылетел в Валенсию в сопровождении своей жены и членов совета – Матальяны и Вала. С воздуха они видели караваны грузовиков и вереницы солдат, направляющихся по домам. В Мадриде теперь был только Бестейро, который согласился принести в жертву свою свободу, лишь бы оставаться на своем посту. Туберкулезник, он был полон оптимизма, считая, что его ждет приличное обращение. К одиннадцати часам Армия Центра капитулировала. Войска националистов к тому времени прорвали фронт на Гвадалахаре и соединились с силами, наступавшими от Толедо. Наконец были достигнуты стратегические цели сражений на Хараме и Гвадалахаре. В самой столице из укрытий в иностранных посольствах и по всему городу вышла «пятая колонна». Но даже фалангисты сочли, что анархист Мельчор Родригес, муниципальный советник, должен оставаться временным мэром города вплоть до полной его капитуляции1. К полудню 1-я армия националистов под командой генерала Эспиносы де лос Монтероса – он сам какое-то время, пока его не обменяли, укрывался во французском посольстве – вошла в Мадрид и заняла все правительственные здания. За ней последовали представители «Ауксильо Сосьяль» и 200 офицеров юридического корпуса; их сопровождал грузовик, набитый документами о преступлениях, в которых обвиняли республику. «Они прошли!» – кричали быстро стекавшиеся толпы сторонников националистов2. Эти испанцы правых взглядов, которые провели всю войну за опущенными жалюзи посольских помещений, впервые за два с половиной года вышли на дневной свет, жмурясь от солнца, с бледными, как у привидений, лицами. На других фронтах в Эстремадуре, Андалузии и Леванте весь день шло массовое отступление.
