Роман Арбитман - Антипутеводитель по современной литературе. 99 книг, которые не надо читать
Ой, извините, ошибочка вышла: последняя цитата — не из Машиного романа, а из «Красной Пашечки» — знаменитой пародии Александра Иванова на душещипательные дамские сочинения ныне забытой Людмилы Уваровой. Однако не вина рецензента, если патопсихологическая проза Маши Трауб сама по себе тяготеет к пародии. Тем более что читатели, которым предназначена эта кладбищенская литература, едва ли заметят подвох.
Многотиражка
Татьяна Устинова. Неразрезанные страницы: Роман. М.: Эксмо
На недавней встрече писателей с премьер-министром России Татьяна Устинова назвала себя совестью нации. Дело, в общем, житейское: в свое время бухгалтер из романа Ильфа и Петрова называл себя вице-королем Индии, а еще раньше гоголевский титулярный советник провозглашал себя королем Испании. Правда, в момент всех этих судьбоносных заявлений Берлага активно косил под сумасшедшего, а Поприщин уже безвозвратно спятил. Устинова же Татьяна Витальевна, напротив, пребывает сегодня в здравом уме, трезвой памяти и даже, кажется, не замечена в употреблении легких курительных смесей.
Чуть позже писательница разъяснила журналистам смысл своей фразы. Все дело в «многомиллионной аудитории». То есть право пишущего человека именовать себя гордым словом на букву «с» прямо пропорционально количеству проданных экземпляров. Таким образом, у Андрея Платонова, например (тираж одного тома в новом собрании сочинений издательства «Время» — 3 тысячи), шансов стать совестью нации в 46,7 раза меньше, чем у самой Татьяны Витальевны: стартовый тираж ее романа «Неразрезанные страницы» — 140 тысяч.
В названном романе, где речь идет о писателях и издателях, вакансию alter ego Устиновой прочно занимает ее любимая героиня — автор популярных женских детективов Маня Поливанова (она же Марина Покровская). Манины тома, выставленные на полках книжных супермаркетов между Стивеном Кингом и Марселем Прустом, приносят читательницам радость, издателям счастье, книгопродавцам доход. Маня не истощена фитнесом и не считает калорий, зато она «добрая, славная и преданная». Гонорары тратит на ближних, дает в долг без отдачи, выручает попавших в беду, спонсирует больных, а сама порой еле-еле наскребает себе на гамбургер (где уж там уж слетать на уик-энд в Париж!). Именно героини, подобные Мане и по мироощущению, и по габаритам, в финале романов Устиновой обычно обретают приз — прекрасного принца, перевязанного ленточкой. А тощим смазливым стервозам, не вылезающим из спортзалов и плетущим интриги, в итоге достанется шиш без масла, презрение народа и суровое: «Пройдемте!» Ведь каждая вторая худющая гадина тут причастна к уголовщине, без которой детектив — не детектив.
Новый роман начинается с трупа, а среди мотивов преступления опять лидирует зависть к тому, кто популярен и успешен. В предыдущей книге о Мане, «С небес на землю», злодеями оказывались блогерша-неудачница, которая тщетно пыталась раскрутиться в качестве романистки, бездарный редактор, который безуспешно продвигал блогершу, и бездарный же литагент, который, обобрав до нитки подопечного писателя, продолжал ему подло мстить. В новом романе жертвой заговора становится знаменитый телеведущий Сергей Балашов. По подозрению в убийстве арестован невинный человек, но к финалу героиня его обязательно спасет. История смахивает не на шахматную партию, а на игру в поддавки: главный сыщик, полковник Никоненко, с самого начала на Маниной стороне…
«Я только и делаю, что ставлю перед обществом вопросы, несмотря на то что пишу детективы», — поведала Устинова в уже упомянутом интервью. Что ж, перечислим несколько вопросов, обнаруженных в ее романе: «Оль, чего с этими котлетами?», «Кто хочет компоту?», «Я что, когда-нибудь отказывал тебе в деньгах?», «Она бросает меня?», «Вы худеете к лету?», «Девушка, вы что, больны?», «У вас с мозгом что-то?».
На все те вопросы даны четкие ответы, однако этого мало. Если предположить, что у романов Устиновой есть сильные стороны, то детективная интрига к ним точно не принадлежит. Писательница может закрутить сюжет, но когда настает черед его раскручивать, она отделывается какой-то обидной для законов жанра скороговоркой. Концы с концами упорно не сходятся, из кустов величественно выплывают рояли, с небес спускаются роковые совпадения, заказчицей злодейства оказывается эпизодическая идиотка (да, молодая, да, тощая), а исполнителем — чуть ли не дворник. Зато в личной и творческой жизни любимой героини все хорошо. Ее новый роман наверняка разойдется огромным тиражом, и, значит, Маню тоже можно будет причислить к совести нации…
Впрочем, стоп: раз главный критерий — количество потребителей товара, то совестью придется считать все-таки не сочинительниц женских детективов, а производителей дешевой водки. У нее-то, к великому сожалению, и впрямь самый большой в России тираж.
Увезу себя я в тундру
Татьяна Устинова. Где-то на краю света: Роман. М.: Эксмо
Остановите на улице прохожего и попросите продолжить фразу: «Губернатор Чукотки Роман…» Вам наверняка ответят: «…Абрамович!» Между тем администрацию Чукотского автономного округа последние шесть лет возглавляет хоть и Роман, но Копин — юрист, который на восемь лет моложе знаменитого предшественника. Его лицо не отмечено печатью гламурной небритости, как у хозяина «Челси», зато он постоянно носит очки в модной оправе.
Вы спросите, при чем здесь очередной детективный роман Татьяны Устиновой? Терпение, читатель. Сочинительница книги «Где-то на краю света» — женщина практичная. В отличие от коллеги Дарьи Донцовой, разбавляющей произведения product placement, то есть скрытой рекламой, в умеренных пропорциях (в среднем на один труп — один сорт макарон), Татьяна Витальевна не мелочится. По сути, весь ее новый роман является одним большим product placement. В роли рекламируемого товара выступает отдельно взятый субъект Российской Федерации, со столицей в Анадыре…
Итак, брошенная любовником-начальником московская барышня Лиля Молчанова («длинные ноги и выдающийся во всех отношениях бюст») в слезах и соплях отправляется в командировку на Чукотку. Девушка наивна, полна предубеждений и уверена: этот край торосов и белых медведей — жуткая дыра. Но, сойдя с самолета, Лиля попадает в край чудес. Здесь и «свет вокруг другой, лазоревый, чистый», и «никто ничего не ворует», и даже начальник погранотряда не ругается матом.
О том, что «губернатор у нас правильный мужик», героиня слышит сразу после прилета. Этот Роман «та-а-акой интересный! В очках», он «не болтун какой-нибудь, а человек дела». Конечно, он пока не бог и не может улучшить климат, но все прочее совершенствует. «Он как пришел сюда, на Чукотку, так сразу стал зимники строить, ну дороги, жилье ремонтировать, много всякого!» Губернатор добавил Анадырю красок, чтобы глаза не уставали, и поставил всюду ретрансляторы, чтобы донести до каждого стойбища музыку и новости. Он носит джинсы, катается на сноуборде и обладает чувством юмора. Лиля могла бы влюбиться в главу региона, если бы уже не успела влюбиться в его брата — принца с радио «Пурга». С ним она и останется на Чукотке, наплевав на Москву.
Вы скажете, что любовь — это прекрасно, но хотелось бы детектива. Ладно, будет вам труп, дождитесь страницы 66. Но только помните: штамп — не сноуборд, он вывезет и без креплений. Эпизодического чукчу-охотника зовут Коля Вуквукай? Значит, ожидайте встречи со словом «однако». Другого эпизодического героя зовут Лева Кремер и он местный еврей? Значит, читателю не избежать словечка «таки». Ну а если Кремер через двадцать страниц после кончины Вуквукая скажет, что это не самоубийство, а убийство, в финале таки оно и будет. Конечно, преступление окажется нетипичным, не вполне даже местным, имидж Чукотки не пострадает. Писательница верна заветам тов. Саахова: если преступник, то «не из нашего района!»
Штамп — еще и отличный стройматериал в условиях мерзлоты; можно использовать готовые блоки. Девушка «уставилась Преображенцеву в лицо, как будто впервые его увидела». Уже было? О, неоднократно! «Степан уставился на него, как будто впервые увидел» («Большое зло и мелкие пакости»). «Тереза Васильевна поджала губы и взглянула на Женьку, как будто впервые увидела» («Сразу после сотворения мира»). Еще примеры? Пожалуйста. «Лиля Молчанова потерлась щекой о его скулу». Было? Было! «Она шмыгнула носом и потерлась щекой о его плечо» («Жизнь, по слухам, одна»). «Она потерлась щекой о его свитер» («Седьмое небо»). «Он потерся щекой о ее волосы» («Отель последней надежды»). «Ольга потерлась щекой о его плечо, он сильнее прижaл ее к себе» («Всегда говори всегда-2»). И так далее. Статического электричества, возникшего при трении героев Устиновой, хватит на обогрев всего Анадыря.
В мире живых нет разнообразия, в мире мертвых и подавно. Читаем в новом романе: «Дядя Коля был абсолютно, окончательно, непоправимо мертв». Случалось такое? И не раз. «Поперек дорожки лежал человек… Человек был абсолютно, непоправимо мертв» («Неразрезанные страницы»). «Петр Борисович был абсолютно, непоправимо мертв… Окончательно и бесповоротно» («Подруга особого назначения»). «На полу, прямо посреди ковра, ничком лежал человек… Он был непоправимо, чудовищно, абсолютно мертв» («Саквояж со светлым будущим»). «Человек был мертв. Так безнадежно, так ужасающе мертв» («Близкие люди»). И др., и пр.
